Буторин молчал, ломая козий сыр и откусывая хлеб. Он не смотрел на ученого и не участвовал в разговоре. Странное состояние, когда ты достиг цели, и теперь все или окончательно позади, или опять рухнет, и ты снова начнешь долгий путь вперед. Венге мог отказаться ехать в Советский Союз. Просто отказаться, не вдаваясь в объяснения причин. И что тогда? Бить по голове, вязать и тащить на себе через границу к фронту или ждать на берегу подводную лодку, кормить пленника с ложечки, а потом грести по ледяному ночному морю к своим. Буторин понимал, что задачу на этом этапе лучше других решит только Сосновский. У него и отличное знание немецкого языка, и опыт разведчика-закордонника, и точное понимание немецкого менталитета. А Михаил грел ладони о большую глиняную кружку с чаем и с улыбкой смотрел на немца. Он слушал, как Кнудсен рассказывал своему другу о событиях последних дней, как тот побывал в гестапо. Венге иногда посматривал на русских, не выдавая своего интереса. – Замерзли, Клаус? – спросил вдруг Сосновский, глядя, как немец украдкой почесывает руки и шею. Частое явление – реакция кожи на холод. – Да, там, в подвале, – не курорт, – кивнул ученый. – Но я согласен сидеть и мерзнуть, но никогда не буду работать на нацистов, на их убийственную политику мирового господства. – Правильно, правильно, – закивал Сосновский. – У человека должна быть свобода воли. Человек должен добровольно и осознанно делать свой выбор в жизни. Тогда он будет искренним и правильным. Виттар говорил вам, что немцы дважды наведывались сюда? Вам повезло, что они не проводили обысков, не перевернули здесь все вверх дном. Они искали и Кнудсена и вас. – Да, я знаю, – кивнул ученый. – Я давно предлагал уйти отсюда, чтобы не доставлять неприятностей хозяину. Я слишком опасный гость. – Мы заберем тебя сегодня, – вставил Кнудсен. – Заберемся в такое место, где тебя никто не найдет. Здесь действительно стало слишком опасно. Гестапо активизировалось, в подполье оказались предатели. Я чудом уцелел благодаря русским друзьям. Мотоцикл завяз в рыхлом снегу. Он бешено вращал задним колесом, разбрасывая снег, его водило из стороны в сторону, но вперед он никак не хотел ехать. Коган соскочил с заднего седла в сугроб и уперся в мотоцикл руками. Лунд кивнул и стал плавно добавлять обороты. Тяжелая машина медленно пошла вперед, разгребая снег передним колесом. Коган упирался ногами в снег, скользил, но упрямо делал свое дело. Это было наслаждением: когда ты закоченевший от долгой езды на ветру вдруг начинаешь делать физическую работу и согреваешься, даже покрываешься испариной. И – тепло по всему телу. Лунд выехал на относительно чистое место и остановился. – Машина должна остыть, – заявил он и заглушил мотоцикл. – Уже немного осталось. На морозе мотор быстро остынет, минут через пятнадцать тронемся снова. – Неплохо бы осмотреться, куда поедем, – предложил Коган. – Мы ведь уже почти на берегу озера. Мне кажется, если немцы устроили здесь засаду, могли нас услышать. Борис бросил один автомат Хеварду, и они двинулись через лес к озеру. Здесь, на высоком залесенном берегу, снега было меньше. Высокие ели с мощными лапами, опускающимися до самой земли, величественно возносились вершинами в небо. Казалось, человек в этом лесу – всего лишь ничтожная букашка, муравей в дебрях. Просторы замерзшего озера появились неожиданно, когда деревья вдруг расступились. – Вот здесь, – показал рукой Лунд. – Видишь вон там, на другом берегу, острую скалу? В этом треугольнике от той скалы, этого высокого берега и вон того округлого мыса должны зажечь костры. – Но я ничего не вижу! – Коган всматривался в белое поле. – Костры еще не подготовили? – Подготовили еще вчера, – ответил норвежец. – Просто прикрыли белой тканью, чтобы в глаза не бросались. Наши люди должны быть справа, на другом берегу. Там сейчас держат канистры с бензином и ждут условленного времени. Еще час. – Смотри, немцы! – подойдя к краю берега, показал рукой Коган. – Будьте вы прокляты! – проворчал норвежец. – Они уже здесь. И тишина, значит, партизаны ничего не знают, а эти притаились и ждут парашютистов, чтобы взять их во время приземления! Их там человек десять-пятнадцать. – А вон еще слева, смотри! – Коган показал туда, где к берегу выходила дорога. За деревьями стоял грузовик, выкрашенный белой краской. Значит, там еще человек десять или двадцать. И так, видимо, по всему берегу в районе высадки. Надо как-то прорваться к своим и предупредить. Если просто открыть по немцам огонь, завязать здесь бой, там ничего не поймут. Они не смогут даже передать сигнал опасности пилоту. – Хевард, ты знаешь эти места? – спросил Коган. – Тут есть еще открытые и ровные площадки, кроме замерзшего озера? – Есть еще одно озеро, только намного меньше. Оно там, в полукилометре отсюда, на северо-запад. – Ясно! – обрадовался Коган. – Я думаю, окружать это озеро у немцев людей не хватит. Да и незачем им окружать. Увидят, что парашютистов выбросили с самолета и атакуют. Кого перебьют, кого живьем возьмут. Слушай, Хевард, нужно костры зажечь на другом озере. И самим атаковать немцев, открыть по ним огонь и удерживать здесь, пока парашютисты-подрывники не будут в безопасности. – Можно, – согласился Лунд. – Только людей у нас маловато. Здесь всего двадцать два человека: пятнадцать с базы «Ласточка» и семеро моих. Да и как нам пробраться к своим на мыс? Единственный путь – по берегу отсюда, а внизу гитлеровцы. Если на мотоцикле объезжать, то только по дороге, но она выйдет слева к берегу, а там грузовик и автоматчики. А справа, так это километров пять-десять вокруг леса. – В баке мотоцикла бензина много? – Не знаю. Думаю, что литра три. А что ты задумал? – Понимаешь, Хевард. – Коган положил норвежцу руку на плечо. – Сейчас война и все подчинено войне. А когда она кончится, тогда… Все будет по-другому, и жизнь начнется другая. Все мы что-то теряем. Если мы откроем бензобак твоего мотоцикла, бросим в него две гранаты и столкнем вниз на немцев, то им будет не до нас. Мы сможем берегом пробиться к твоим товарищам на мыс. Другого выхода я не вижу. Нас просто подстрелят, когда мы побежим по снегу. – Вот, значит, что ты придумал, – тихо произнес Лунд. Норвежец молчал около минуты, глядя на озеро. Когану уже стало казаться, что частнособственнические настроения возьмут верх над здравым смыслом и общим делом борьбы против оккупантов. Мысленно Борис даже попросил не разочаровывать его. Он ведь с таким уважением относился к этому человеку. Но что делать, если воспитаны норвежцы иначе, чем мы. Могут и мелкие интересы возобладать. Лунд обернулся и хлопнул русского по плечу: – Пошли! Мне твоя идея нравится! До края леса, откуда начинался крутой спуск к берегу, мотоцикл докатили вручную. Немцы внизу окопались в снегу, установив два пулемета. Все они были одеты в белые маскировочные костюмы. Несколько человек вели наблюдение за озером и небом, остальные грелись возле самодельных печек. Лунд открутил крышку бензобака и качнул мотоцикл из стороны в сторону. В баке плеснулся бензин. Его еще оставалось достаточно. Коган приготовил две осколочные гранаты, выдернул из каждой чеку. Мотоциклу лететь до позиции немецких солдат пару секунд. Секунду или две на то, чтобы столкнуть его вниз. Запал в гранате горит 3,5–4 секунды. Все должно сработать. – Ну ты готов? – спросил норвежец. Коган кивнул. Лунд уперся в руль мотоцикла и сдвинул его на самый край спуска, по склону покатились комья снега. Один из немецких солдат поднял голову, пытаясь понять, что там наверху происходит. Ветер или животное? Коган бросил в бензобак мотоцикла гранаты. Было слышно, как внутри отлетели предохранительные скобы. Лунд тут же навалился и столкнул мотоцикл вниз. Они успели только наклониться и схватить лежавшие у ног автоматы, как внизу все осветилось яркой вспышкой, по ушам ударил грохот взрыва. Лунд бежал первым, перепрыгивая через поваленные деревья, обегая большие камни. Коган не отставал. Он хорошо слышал вопли немецких солдат, по снежному покрову озера то и дело метались огненные блики. Борис хорошо представлял себе, что сейчас происходит там, внизу. Мотоцикл взорвался, чуть не долетев до земли. Осколками, расплескавшимся горящим бензином поразило почти всех солдат, сидевших в небольшом снежном окопе. Раненые, обожженные, убитые. Не сразу сообразишь, что же произошло, где враг и куда стрелять. Скорее всего, способных стрелять и осмысленно принимать решение там, внизу, сейчас уже не было. Несколько очередей все же прорезали морозный воздух, но пули прошли далеко в стороне. А еще через несколько минут Лунд и Коган уже подбегали к округлому мысу. Норвежец на ходу выкрикивал что-то, называл кого-то по имени. И вот наконец навстречу из-за деревьев вышли люди с оружием. Кто-то бросился к Лунду с расспросами, недоверчиво глядя на незнакомца. Долго объяснять не пришлось, все командиры поняли ситуацию и ее последствия. Значит, немцы уже здесь! И все равно нужно завершить операцию! Глаза партизан загорелись. Шестеро самых сильных и выносливых схватили канистры с бензином и побежали на другое озеро. А где-то совсем рядом заработали моторы немецких грузовиков, в небо взлетела ракета. – Ну вот и все, – тихо сказал Коган. – Командуй, Хевард. Ты знаешь, как немцы могут обойти нас и пробиться ко второму озеру? Перекрывай эти пути, а мы встанем у них на пути. Пятьсот метров по рыхлому снегу через лес – не такое большое расстояние. Но нужно еще собрать хворост, ветки покрупнее. Сложить пять костров крестом на расстоянии пятидесяти метров друг от друга. А потом, когда подойдет время, поджечь эти костры. И на все выходит меньше часа. А другие бойцы должны удержаться и не пропустить немцев ко второму озеру. Стрельба поднялась у скалы на севере озера. Коган видел вспышки выстрелов. Сначала они смешались, потом перестали двигаться, значит, немцы залегли. Потом в темноте стали вспыхивать взрывы гранат. Коган поморщился. Значит, немцы подошли близко, похоже, прорываются. Где-то недалеко закричал партизан, наблюдавший за лесом. «Ну вот и наш черед», – подумал Коган, грея дыханием замерзшие пальцы. Прижав откинутый металлический приклад «шмайсера» к плечу, он приготовился к бою. Справа и слева начали стрелять норвежцы, но Коган пока не видел врага. Нервничают ребята! Зря патроны тратят! И тут он увидел немецких солдат. И довольно близко. В белых куртках, в касках с натянутой белой тканью сверху, они почти сливались со снегом и двигались очень умело. Коган навел автомат и дал короткую очередь. Два солдата тут же упали и открыли огонь по тому месту, откуда в них стрелял Коган. Борис перекатился на несколько метров в сторону и снова прицелился. Теперь он не спешил. Немцы в сотне метров, и каждый промах позволит им приблизиться на десяток метров. А потом полетят гранаты. Он снова нажал на спуск. Короткая очередь в три патрона – и немец ткнулся лицом в снег. Больше не стреляет. «Так тебе и надо», – со злостью подумал Коган. Убит или ранен – не важно, главное, что выведен из строя! Он снова повел стволом, снова короткая очередь, и снова Коган перекатился в сторону. В том месте, где он только что лежал, взметнулись фонтанчики снега, свистнули пули. Он стрелял, переползал, перекатывался и радовался тому, что не подпускает немцев к себе. Метров восемьдесят, но не ближе. А вот справа их обходят! Плохо, очень плохо. Если немцы там пройдут, они отсекут и тех партизан, кто был с Коганом, и прорвутся ко второму озеру! Кто-то приближался слева. Коган лег на бок и навел ствол автомата на шум. – Это я! – крикнул Лунд. – Борис, отходи за деревья! Нельзя давать фашистам обойти нас. Кто-то из норвежцев вскочил на ноги и побежал, но тут же его свалила автоматная очередь. Лунд что-то крикнул своим. Коган пополз туда, куда ему велел Хевард. Добравшись до деревьев, он наткнулся на мертвого партизана. Взяв его автомат, он понял, что тот пустой. И ни одной полной обоймы. Перебежав до ближайшего дерева, он услышал выстрелы. Значит, кто-то еще стреляет! Несколько немецких солдат вскочили на ноги и побежали вперед. Там ослаб огонь, может, никого в живых не осталось. Коган встал в полный рост и, укрываясь за стволом дерева, навел автомат. Очередь, вторая, третья. Двое солдат упали, остальные залегли, но и их достали пули. Еще очередь, и несколько немцев побежали назад. Автомат замолчал. Выдернув пустой магазин и нащупав в кармане две последние гранаты, Коган побежал, прячась за деревьями, дальше. Снова стрельба! Отчаянная, торопливая! Еще три десятка метров – и Коган увидел, как человек пять гитлеровцев вскочили на ноги и бросились вперед. Они расстреляли кого-то, лежавшего на снегу, и двинулись дальше. Добили раненых, никто больше не стреляет. Коган стиснул зубы и выхватил гранаты. Он добежал до большой ели и присел на колено. Немцы были рядом, он ясно различал их силуэты. «Ну, вот вам», – с шумом выдохнул Коган и бросил одну за одной обе гранаты. Два взрыва почти одновременно осветил опушку леса и разбросали вражеских солдат. Схватив автомат, как дубину за ствол, Борис ринулся вперед, но бить было уже некого. Двое из пяти фашистов еще корчились в снегу, обливаясь кровью, но они были обречены. Коган стал торопливо выдергивать из подсумков убитых немцев магазины к автомату. И тут он услышал рокот авиационного мотора. Самолет! Совсем рядом. Продолжая смотреть в сторону немцев, Коган прислушался. Наконец краем глаза он заметил блеск огня в нескольких сотнях метров. Есть костры! Есть! Еще немного продержаться, и задание будет выполнено – парашютисты будут спасены. Глава 9 Шелестов смотрел в глаза англичанина так, будто хотел заглянуть ему в самую душу. Что у него внутри, чем его там напичкали? – Джордж, сорок ваших товарищей погибли, пытаясь высадиться на планерах. Такая операция провалилась! Вам не обидно? Вам не хочется отомстить за их смерть? – Война, на ней всегда гибнут солдаты, таков их долг, – меланхолично отозвался англичанин. – Что вы все на войну списываете, что вы оправдываете все войной. А ваш долг не велит вам довести до конца операцию, которая сорвалась? У вас есть сейчас такой шанс. Вы понимаете, что вы станете героем? – Вы тоже военный человек, – возразил Гилберт, – и вы тоже понимаете смысл слова приказ. Приказы не нарушаются ни в одной армии мира. Потому что тогда армия перестает быть армией. А разведка – такая же армия, в ней такие же законы.