В небо взвилась зеленая ракета, потом двойная красная. Все, кончилось время размышлять и разговоры разговаривать! – Пошли! – громко приказал лейтенант стрелкового подразделения, лежавший неподалеку. Теперь все зависело от везения и от того, как сработают те, кто обеспечивал переход группы. Впереди виднелись на белом снегу черные вешки. Это саперы проложили для них коридор. С интервалом метров в пять бойцы лежали вдоль промеренной ими тропы, чтобы Буторин и Коган не ошиблись и не сошли в сторону. Тут же где-то неподалеку начали грохотать орудийные выстрелы. Били гаубицы с закрытых позиций. Тяжелые снаряды с шелестом проносились высоко над головой, а потом рвались на немецких позициях. Передний край фашистов затянуло дымом и снежной пылью. Справа и слева открыли огонь минометные батареи. Их цель была – самый передний край, боевое охранение вражеской обороны. Буторин бежал первым. Вот и отметка номер три – расщепленное дерево на краю промоины в каменистой почве. Вниз спускаться нельзя, там наверняка установлены противопехотные мины. Но вот вдоль верхней кромки промоины пройти можно. За это ее и выбрали частью маршрута. Коган упал рядом и, зачерпнув ладонью горсть снега, вытер потное лицо. Сплошной линии обороны здесь у немцев не было. Только опорные пункты и узлы противотанковой обороны в трех местах. Сложный рельеф делал этот участок крайне неудобным для наступления. И немцы его не опасались. Южнее оборону держала финская часть, вдоль берега – редкие противокорабельные батареи, несколько рядов заграждений из колючей проволоки и патрульные катера. Под прикрытием артналета вполне можно было вдвоем просочиться сквозь передовую немцев. Сложный рельеф, плохая видимость да еще взрывы. Конечно, для полноценной атаки такого налета маловато, но двоих прикрыть можно. Кивнув Когану, чтобы тот отдышался, Буторин пошел по краю промоины первым. Осторожно ступая немецкими горными ботинками с рифленой подошвой по камням, он придерживался за ветки кривых деревьев, за длинные плети кустарника. Коган, держа трофейный «шмайсер» двумя руками, посматривал по сторонам и только периодически морщился от разрывов снарядов. Надо спешить. Артподготовка будет длиться всего два часа, а путь неблизкий. За это время придется миновать две полосы обороны, обойти расположение тыловых подразделений и углубиться в глухие непроходимые районы северной части Норвегии на несколько километров. Буторин добрался до противоположной части промоины и упал в снег. Бросив быстрый взгляд назад и убедившись, что Коган двинулся по его следам, он положил перед собой автомат и стал наблюдать. Сейчас им предстояло пройти самый опасный участок. Тут могли быть мины, о которых не знали наблюдатели стрелковой части, здесь немцы более внимательно осматривают территорию, опасаясь советских разведывательно-диверсионных групп, которые могли прийти в поисках «языка». Коган рухнул рядом, зло сплюнул и жестом показал на наручные часы. Да, они с Буториным отставали от графика. Нужно двигаться быстрее. А впереди участок, который сейчас обрабатывают советские минометы. До этого участка всего сто метров. Бежать туда раньше времени – верный шанс угодить под свои же мины. Опоздают после окончания обстрела, и тогда немцы высунутся из своих окопов и блиндажей и могут заметить двух неизвестных между своими опорными пунктами. Между прочим, в этой ситуации диверсантам будет уже не выбраться к своим. Их прижмут огнем и постараются взять живыми. Боеприпасов с собой мало. Цель – не вести активные боевые действия в полосе обороны фашистов, а налегке преодолеть ее. – Слушай, Борис, – пытаясь перекричать звуки разрывов, заговорил Буторин. Он стащил с руки трехпалую армейскую рукавицу и извлек из-за пазухи сложенную в несколько раз топографическую карту. – Надо менять план. Там, в тылу, он казался удачным, а теперь меня берут сомнения. Проскочим вот этот трехсотметровый каменистый участок и дальше давай пойдем напрямик через лес. – Зачем? Чем он тебе так интересен? – наклонившись к товарищу, прокричал Коган. – Тем, что он лес. Ты посмотри, какая здесь земля. Камни, скальные выходы, корявые деревья. Дикий лес из страшной детской сказки! Естественно, что опушки леса будут под особым наблюдением немцев, как и открытые участки. В лесу или есть боевое охранение, или нет. Думаю, что его там нет. Это вторая линия, не будет там такого плотного нагромождения позиций. Пройдя через лес, мы сэкономим чуть ли не час времени. Там дальше можно двигаться быстрее. А потом наши по плану перенесут огонь на два участка второй линии подальше отсюда, для имитации флангового прорыва. Немцы все внимание сосредоточат на тех опасных участках. И у нас будет возможность не торопиться, не спешить, а спокойно пройти тот отрезок. – Опушку с юго-запада прикрывает густой кустарник, – с сомнением покачал головой Коган. – Может, старой утвержденной дорогой надежнее? – А ты посмотри вон туда, на кустарник, – показал вперед Виктор. – Тоже юго-западная сторона. Ветром сдуло весь снег, и теперь не кустарник, а решето. Направление ветра изменилось! – Глазастый какой, – усмехнулся напарник. – Ладно, согласен. Сколько у нас времени до смены направления минометного удара? – Четыре минуты, – бросив взгляд на часы, ответил Буторин. – Готовимся к броску, а потом углубляемся в лес. Разрывы вдруг прекратились, но в воздухе еще стоял сизый дым от сгоревшей взрывчатки и летали хлопья потревоженного снега. Снова взрывы, но теперь они вспыхивали значительно правее и левее маршрута. Буторин и Коган бежали, низко пригибаясь. Они падали в любую ямку или воронку, которая встречалась им на пути. Быстро осматривались по сторонам и тут же мчались к следующему укрытию. Самый опасный участок преодолен. Они лежали на снегу за крайними деревьями, прикрытые хвойными ветками, и дышали, отплевываясь и откашливаясь. Лес был не больше полутора километров в том направлении, которым следовали идти. Действительно, здесь можно было не опасаться, что тебя увидят со стороны немецких позиций. Густая хвоя, искривленные стволы низких сосенок и обилие острых и безобразных камней, выпиравших из снега страшными зубьями сказочных драконов. Идти можно было быстро, но все же соблюдая определенную осторожность. Часто под снегом попадались скользкие камни. Запросто можно получить вывих или перелом. Маскировочные костюмы уже перестали быть белыми, но на этом участке чистого снега как раз было мало. Обилие камней и деревьев да еще воронки от недавних разрывов. Обменявшись взглядами, подтверждавшими готовность, Буторин и Коган поднялись и двинулись вперед. Шли друг за другом, как много раз делали на тренировках. Буторин шел первым и контролировал направление вперед и налево. Коган шел за ним, держа под контролем направление направо и назад. Радовало то, что здесь, в лесу, не было следов людей: ни отпечатков подошв, ни лыжни, ни кострищ или поломанных веток. Осталось всего метров двести до северной опушки этого леска. Осмотреться, спуститься к руслу речушки и вдоль высокого северного берега уйти к месту встречи со связником. Там, в глухом лесу, нужно будет сделать шалаш и ждать. Как делать такие укрытия, как разводить в них огонь, чтобы ни его отблески, ни дым не выдавали тебя, их научили еще в Ленинграде. – Хальт! – раздался гортанный возглас. Немец в белой куртке с эмблемой егерей на рукаве, показался из-за деревьев. И тут же рядом с ним вырос второй, потом офицер с кобурой на левом боку. Они вышли свободно, почти без опаски, видимо, приняв двоих незнакомцев за своих. Откуда тут взяться русским, и уж тем более норвежским партизанам? Времени на размышление не было совсем. Все решали секунды, даже доли секунд, мгновенная реакция, опыт и интуиция. Не останавливаясь, от живота Буторин дал длинную очередь на половину рожка. Один из солдат повалился в снег как подкошенный, офицер схватился за плечо, второй солдат быстро отпрянул назад. Подняв автомат на уровень глаз, Виктор дал вторую длинную очередь теперь уже более прицельно. И свалил еще одного немца. Куда делся офицер, он не заметил. Толкая Когана плечом вправо, за камни, он коротко бросил: – Беги к реке, я прикрою! – Давай вместе! – зло оскалился Борис, бешено выпучив свои и без того большие глаза. – Не дури! – заорал на него Буторин. – Встречаемся на месте! Отсоединив пустой рожок автомата, он бросил его в снег и тут же вставил другой. Теперь Виктор отвел назад металлический приклад немецкого автомата и, прижимая его к плечу, поводил стволом, прислушиваясь к топоту ног своего напарника. Ага, спрыгнул вниз! Хорошо, а то у меня тут сейчас будет жарковато. Не думаю, что их здесь трое. Хотя вполне может быть и трое, да еще с рацией. Нет, не может, не надо тешить себя пустыми надеждами, опомнился Виктор. У немцев так не полагается. Если пост из двух солдат, то старший уж никак не офицер. Если старший – офицер, то это подразделение не меньше взвода. Но тогда мне тут крышка! Сзади послышались голоса и хруст снега. Буторин мгновенно развернулся всем корпусом, не отрывая приклада от плеча. Два немца выскочили на открытое пространство, но он успел выстрелить первым, свалив одного из них. Второй умело упал в снег и, не глядя, дал очередь. Пули с визгом ударились о камни над головой Буторина. Пригибаясь, он перекатился через голову и, вскочив на ноги, бросился бежать к опушке леса. Чем дольше он бегает по лесу, тем дольше фрицы не догадаются, что второй ушел вниз берегом реки. Он услышал звук мотора после того, как догадался о наличии машины. Наверное, мозг первым делом отреагировал на запах бензина. Не снимая пальцев с пистолетной рукоятки автомата, Буторин левой рукой вытащил из кармана гранату. Разогнув усики предохранительной чеки, он, зацепив кольцо за мушку автомата, выдернул его и бросил гранату за камни. Прогремел взрыв! Виктор вскочил на ноги и прыгнул вперед прямо в дым, слыша вопли раненых. Три очереди по движущимся силуэтам, которых он в дыму не успел разглядеть, ударом ноги Буторин свалил какого-то из солдат и добил короткой, в два патрона, очередью. Машина была! Грузовик с заведенным двигателем и распахнутой водительской дверцей. Отбросив пустой автомат, Буторин выхватил еще две гранаты и бросил их не глядя вправо и влево от себя, упав на снег. Разжав пальцы мертвого немца, он взял его автомат и одним прыжком вскочил в кабину машины. Со скрежетом включилась первая передача, педаль вдавилась в пол, и грузовик, взревев двигателем, покатился под горку. Стекло за спиной Буторина разлетелось вдребезги от пули. Еще две пробили железо кабины возле его плеча. Только не в мотор, только не в бензобак! Впереди выскочил какой-то солдат в шинели, но Виктор высунул ствол автомат и нажал на спуск. Немец тут же исчез, а машина запрыгала по камням. Буторин резко повернул руль и выехал на накатанную снежную дорогу. Судя по карте, которую он помнил наизусть, километрах в десяти отсюда будет поселок, в котором неизбежно находится хотя бы небольшой вражеский гарнизон. Значит, надо что-то придумать. Там его точно будут ждать. Шуму было много, вся округа знает, что на краю леса был бой.  Глава 5 Бежать Коган больше не мог. Ноги уже не слушались, к ним как будто привязали пудовые гири. И сердце колотилось в груди так, что готово было выскочить наружу. Он выбрался из речной долины и шел теперь по лесу среди высоких ровных северных сосен. Автомат болтался у него на груди и при каждом постороннем звуке рука сама хваталась за оружие. Борис думал о своем напарнике. «Кто нас за язык тянул обсуждать это перед заданием, – раздраженно металась в его голове скверная мысль. – Надо же, бросить не бросить товарища в бою! Как пацаны рассуждали, ей-богу! Ну вот бросил, что дальше? Кто-то должен был прикрывать отход, ведь случайно нарвались на фрицев. Ничего, и я мог оказаться в его положении, и он мог в моем оказаться. И думал бы тоже сейчас о том же самом. Ничего, Виктор выберется. Что я, не знаю его, что ли? Сколько уже вместе дел провернули!» Людей впереди Борис увидел метров за двести. Было понятно, что и они его увидели. Прятаться смысла не было. Негде здесь прятаться, да и не выглядели эти норвежцы опасными. Хотя кто знает, что у человека за душой. Порой прямо в глаза смотришь человеку, а понять его не можешь. Хотя за много лет работы следователем Особого отдела НКВД Коган научился читать и по глазам, и по другим признакам. Но чтобы человека понять, надо с ним заговорить. «Много я с ними наговорю?» – усмехнулся про себя Борис, нащупывая в кармане блокнот с несколькими ходовыми фразами на норвежском языке, которыми их снабдили. В его положении шарахаться от каждого встречного глупо. Так можно вообще никуда не дойти. А если это партизаны, если они его за фашистского шпиона примут? Могут и пристрелить. «Рисковать так рисковать», – бодро подумал Коган и двинулся к людям. Он шел и рассматривал незнакомцев. Четверо. Двоим лет по пятьдесят примерно, двое помоложе, лет по сорок. Одеты характерно для этих мест. Нельзя с уверенностью сказать ничего об их профессии. Ясно, что не городские жители, что не из легковой машины вышли подышать свежим воздухом, чтобы потом снова вернуться в город и засесть за бумаги в своей конторе. Теплые ботинки, куртки, меховые шапки. Один, высокий, покуривает трубку. Рядом с ним человек с нервными движениями. Что-то пытается втолковать, в чем-то убедить. И головой кивает на него, на Когана. «Интересно, что они думают обо мне?» Коган поправил автомат на ремне. Одет он был примерно так же, как и эти люди. Свой белый рваный маскировочный костюм он утопил в реке. С автоматом Борис расставаться пока не решился. Может, и зря, а может, еще и пригодится. Вот сейчас все и решится. – Гу квелль! – старательно выговаривая норвежские слова, поздоровался Коган и широко улыбнулся, демонстрируя свои миролюбивые намерения. – Вурдан гор де?[4] Лица норвежцев оставались каменными, только тот, что с трубкой, смотрел на него с каким-то странным интересом. Впрочем, двое сунули руки в карманы курток. Там вполне могли оказаться пистолеты, но отступать назад уже было поздно. Неизвестно, что с Буториным. Может быть, фашисты уже идут по следу самого Когана. С собаками, например. Виновато улыбнувшись, Борис поправил автомат и снова заговорил, подглядывая в свой блокнот: – Арь дэ ну́ен сом сна́ккерь рю́ссиск харь? Яй арь рюссиск. Кан дю йелпе мей?[5] – чуть помедлив, он добавил вполголоса: – Хотя, если бы я признался, что еврей, вы бы все равно не поняли. Норвежцы переглянулись. Как показалось Когану, они выжидающе смотрели на того, длинного, с трубкой. Он наконец вытащил мундштук изо рта, постучал трубкой по каблуку своего ботинка и не спеша спрятал ее в карман. – Вам повезло, из всех нас я немного говорю по-русски, – сказал он довольно чисто, но с сильным акцентом. – Кто вы такой? Вы сказали, русский. Но вы с оружием. Вы диверсант, разведчик? Вас забросили в тыл с парашютом? – Как я сюда попал, большого значения не имеет. И если я вас не знаю и не могу вам доверять, то и вы находитесь в таком же положении. – Коган поперхнулся, злясь на себя, что разговаривает такими заумными словами с человеком, который плохо говорит по-русски и примерно так же понимает русскую речь. Но длинный, кажется, понял. – А на что вы рассчитывали, подходя вот так к незнакомым людям в оккупированной Германией стране? Да еще с немецким автоматом. – Думаю, что у этих двоих, – Коган кивнул на норвежцев, все еще державших руки в карманах, – тоже могут оказаться немецкие пистолеты, а не японские и не французские. А рассчитывал я, как и любой нормальный человек, на патриотизм норвежцев, которые не оставят борьбы с врагом, растоптавшим их родину. Общий враг часто делает людей друзьями. Хотя бы на время общей борьбы. Человек, стоявший рядом с длинным, что-то быстро заговорил по-норвежски. Глаза его забегали, он нервно закивал в сторону Бориса. Длинный спокойно выслушал его, и когда собеседник замолчал, снова обратился к Когану: – А вот мои норвежские друзья не согласны с тем, что вам можно доверять. И знаете почему? Именно потому, что их родина оккупирована врагом. Проще вас пристрелить и снять этим все проблемы. Ведь они могут быть, если вас оставить в живых, а потом проверять. А потом столкнуться с ситуацией, когда вы окажетесь нацистским агентом. Зачем им все это? – Слушайте, а ведь вы англичанин? – догадался Коган. – Не вижу смысла от вас это скрывать, – пожал плечами незнакомец. Вашей участи это никак не облегчит. Отдайте автомат. Мы поговорим с вами, но уже не здесь. – Да ради бога. – Борис с готовностью снял автомат с плеча и бросил к ногам норвежцев. – Там осталось два патрона. Последнюю гранату я бросил в фашистов еще утром. Пистолет я нечаянно утопил в реке. Дело не в оружии, мистер союзник, а в том, что если бы мы все делали так, как нам удобнее, и старались избежать впоследствии проблем, то мировая политика зашла бы в тупик. Мы тоже могли бы поступить проще, но есть другое решение, и вот я здесь. И мне нужна помощь борцов норвежского Сопротивления. Поговорить? Ведите меня куда хотите, но давайте поговорим о деле! Франц Ветцлер подошел к камину, взял коробок спичек с полки и замер, задумчиво глядя на огонь. Два офицера СД, прибывшие только что и доложившие, что следов Клауса Венге так и не найдено, выжидающе смотрели на своего шефа. Ветцлер закурил, с наслаждением, затянувшись, и бросил спичку в камин. – Это невозможно, – медленно проговори он. – Этого просто не может быть. – Простите, оберштурмбаннфюрер, – Деннис Хофман отставил в сторону чашку с кофе. – Но, может быть, не верна изначальная установка? А если Венге вообще не добрался до Швеции или Норвегии. Он мог сто раз утонуть в проливах Эресунн или Скагеррак. Там десятками тонут рыбацкие суда в это время года, судно могла потопить британская подлодка. Да там вообще черт знает что могло случиться. – Вот как? – Ветцлер обернулся к молодому офицеру и презрительно прищурился. Свет в комнате мигнул, на какое-то мгновение погасли и снова загорелись лампочки под потолком и в светильнике на стене. – А вы уверены, Хофман, что он утонул? А если нет? А что, если он благополучно добрался до берега? А мы сейчас, по вашему мнению, бессильно разведем руками? – Прошу простить, оберштурмбаннфюрер, – смутился офицер. – Я не предлагал отказываться от дальнейших розысков. Я просто хотел отметить, что у нас нет уверенности, что Венге именно в Скандинавии. – Полной уверенности нет, – сдерживая негодование, подтвердил Ветцлер. – Но в других странах его ищут другие наши люди. А нам с вами искать его здесь, в Норвегии. Мне все это нужно вам объяснять? Гауптштурмфюрер опустил голову, не зная, как оправдаться. Молодость и горячность сыграли с ним глупую шутку. Если Ветцлер напишет рапорт, в котором изложит свое мнение о деловых качествах Хофмана, то карьера его в гестапо закончится очень быстро. В лучшем случае его ждет Восточный фронт.