Закончив с медициной, мы вернулись в Циолковск. Часть поступающих уже прошла собеседование. Пару человек так и вовсе были отправлены из школы. Об этом на завтраке в столовой «Номер 1» нам и рассказали наши коллеги. — Не прошли, — объяснял нам один из трио «человек» по фамилии Ломакин, потирая свой огромный нос. — Чем не угодили? — спросил я. — Не говорят, — улыбнулся Ломакин, взявший пару пирожков. Данный поступок не остался без внимания мистера «я офигенный» — Морозова. — Следуешь семимильными шагами к ожирению. И как такие только проходят ВЛК, — надменно сказал Морозов, обратившись к Ломакину. — Спокойно, — возразил ему Век. — Ещё не собираетесь домой? На собеседовании можно отказаться, — сказал Коля, подойдя к нашему столу. — Чего сам не откажешься, раз предлагаешь? — спросил я. — Я, Серёженька, здесь заслуженно. Не как некоторые по… случайности, — ехидно улыбнулся Морозов. — На кого-то конкретно намекаешь? — спросил я. — Даже и не подумаю. Лётная практика всё нам покажет, — замахал руками Морозов и пошёл со своим стаканом чая к столику. Мерзкий тип! Не думал, что мне в Циолковске попадутся подобные «экземпляры». В ожидании собеседования, я мерил шагами коридор перед кабинетом одного из классов. Там сейчас данный этап поступления проходил Ваня. Из-за дверей были слышны смех и аплодисменты. Он там анекдоты рассказывает или общается? — Заходи, Серый, — улыбаясь, вышел из кабинета Фёдорович. — Мужики, во! — поднял он большой палец вверх. — Сейчас посмотрим. — Давай, — продолжал смеяться Иван. — Я тут подожду. Пройдя в кабинет, я оказался перед большим столом, за которым сидели четыре человека. — Проходите, Сергей, — пригласил меня к столу перед собой сидевший в центре крупного телосложения мужчина. — Доброго всем дня, — сказал я и каждому пожал руку. В глазах начальников читалось удивление. — Какой-то вы не типичный военный, Сергей Сергеевич, — улыбнулся сидевший с краю человек в белой рубашке. — Обычно с войск ребята стараются показать нам свою выправку и навыки в строевой подготовке. — Не будем сотрясать здание, и поднимать в кабинете пыль, — ответил я. — Это верно. Я начальник школы испытателей Вячеслав Сергеевич Гурцевич, — представился мужчина крупного телосложения. — Это мои замы и помощник по штурманской службе. Гурцевич каждого представил мне по имени-отчеству и начал перечислять значимых эпизодов моей биографии. После того как Вячеслав Сергеевич коснулся темы Афганистана, появились у присутствующих вопросы. Особенно штурман Евгений Иванович Карлов интересовался, как мне работалось с аппаратурой задней кабины МиГ-21–81. Рассказав о своих впечатлениях, замечаниях и предложив пару моментов, где можно что-то изменить, он закончил с опросом. — Вижу, что освоили МиГ-29. Участвовали в обеспечении работ группы «Ромб», — продолжил читать свои бумаги Гурцевич. — Это там вы с Садовниковым пересеклись? — Всё верно, Вячеслав Сергеевич, — ответил я. — Все уши мне про вас прожужжал, — улыбнулся Рашид Маратович Мухаметов — зам. по лётной части. — Вот, кстати, его рекомендательное письмо, — поднял он вверх листок бумаги. — Я его не просил. — Само собой, — ответил мне Рашид Маратович. — У меня после такого эссе вопросов к Родину нет. — У меня тоже. Будем смотреть на экзаменах и лётной практике на него, — сказал штурман Евгений Иванович. Заместитель по научно-методической работе отделался утвердительным кивком головы. Гурцевич убрал всё в сторону и пристально на меня посмотрел. — У меня есть к вам вопрос, Сергей Сергеевич. Что самое главное для испытателя, как вы думаете? — Честность в работе. Это самое важное. — Почему? — удивился Рашид Маратович. — Можно соврать жене, почему ты не ночевал дома. От этого могут пострадать ваши отношения, но не более того. А вот если испытатель соврёт по результатам полёта, недоговорит, приукрасит, скроет свои сомнения или тревоги, это может привести к трагедии в следующем полёте для его товарища, — сказал я. — В каждом полёте нужно досконально всё выполнять и запоминать. От этого будет зависеть ещё и жизнь молодого лейтенанта, который потом в войсках сядет в этот самолёт, когда он пойдёт в серию. Гурцевич кивнул и отправил меня готовиться к экзаменам. С теорией разобрались быстро. Она была не такой сложной, но на ней отсеялись несколько человек. Отправлять их по домам никто не стал, поскольку решение о приёме в школу будут принимать после лётной практики. Но шансов уже меньше. Пришло время лётной практики. И первым этапом были полёты на освоенном типе летательного аппарата. Мы сидели в лётном классе. Нам ставили задачу перед полётами на аэродроме Равенское. С каждым беседовал его инструктор на завтрашний лётный день. На МиГ-21 набралось несколько человек. Швабрин, я и троица «человек». — Итого нас пятеро. Немного, — поздоровался с нами инструктор школы Гена Сорокин. — Так, мужики. Главное — не переживайте. Будут очень серьёзные вводные. По итогам одного полёта никто решения принимать не будет. — А сколько нужно, чтобы понять нашу годность? — спросил Чебякин, посмеявшись. — Обычно три. Но бывают и исключения, — сказал Гена. Утром после предполётных указаний, мы с Геной направились на наш МиГ-21УМ. Самолёт выглядел изрядно потёртым, а Сорокин ещё и рассказал, сколько на нём уже налетали часов. — Столько не живут, Сергей. Давай обсудим задание, — сказал мой инструктор и положил на консоль крыла свой шлем. — Думаешь, это будет честно? Сам же сказал, что будут вводные, — ответил ему. — Родин, я ж по-человечески. Хочу, чтоб вы все поступили. Тем более, это только первый этап практики. Дальше будет гораздо сложнее и там, не факт, что я буду с вами, — сказал Гена и достал свой наколенный планшет. — Давай я тебе расскажу программу первого вылета. — Не надо, Гена. Как положено, так и сделаем. Давай самолёт осматривать, — сказал я и пошёл вокруг нашего борта, проверяя его готовность. — Если как положено, мало кто справляется, Родин. Много ошибок делают, — остановил он меня. — Гена, я справлюсь, — подмигнул я инструктору. Раз уж я обозначил главное качество испытателя — честность, то таким и нужно быть. Глава 22 Гена объяснил, пока проводили запуск систем МиГ-21, насколько точно я должен держать установленные параметры полёта. С его слов допускаются очень небольшие ошибки. — Выдерживание параметров — это значит и следование тому заданию, на испытательный полёт, которое тебе выдадут. Если поступишь, конечно, — подытожил мой инструктор, когда мы выруливали со стоянки. — Интересное напутствие, — сказал я, подтянув кислородную маску. Пейзаж на аэродроме гораздо зеленее, чем я привык видеть в Осмоне или в Афганистане. Размеры Равенского поражают. Сразу две полосы, одна из которых в длину вскоре будет больше 5000 метров. Множество стоянок самой различной авиационной техники. Тут и огромных размеров транспортные самолёты, и уникальные воздушные суда-лаборатории, созданные в одном экземпляре. А скоро на эту полосу будет выруливать и сам «Буран» — космический корабль многоразового использования. Это именно он стал отправной точкой для советского аналога программы американских Шаттлов. — Полосу достроили очень быстро, — сказал Гена. — Расширяли под один проект, так что теперь у нас самый длинный «бетон» в Европе. — Уже достроили? — удивился я, поскольку полосу под «Буран» должны были закончить только в 1984 году. Впереди нас рулили сразу два знаменитых перехватчика — Су-15 в двухместной модификации УМ и МиГ-25ПУ, где также экипаж из двух человек состоит. Мои коллеги из авиации ПВО сейчас тоже поднимутся в воздух. По полосе в этот момент начал разгоняться МиГ-21УМ. — Конечно. Тут столько техники навезли. Планировали три года делать, а управились за полтора. Уже год как взлетаем и садимся на «родные» 5400 метров. Ещё одно свидетельство того, что кое-что в Советском Союзе поменялось. Интересно, а если бы я был футболистом в прошлой жизни, выиграла бы сборная чемпионат мира по футболу? Техник на рулёжке проверил наш самолёт. Вышел на левую сторону с поднятым вверх большим пальцем и приложил руку к голове. — Поотклоняй рули высоты. У нас так принято, — сказал Гена, и я «помахал» горизонтальным оперением. — Гордый, 451й, на исполнительный, — запросил я у руководителя полётами. — 451й, на исполнительный, в первую зону, — дал он мне команду.