За эти дни, Швабрин успел съездить в Москву, чтобы проведать племянницу Сонечку. Дальневосточное трио затянуло Борю Чурикова в водоворот таких событий, что я не видел своего соседа до самого утра понедельника. И когда он открыл дверь нашей комнаты, его видок оставлял желать лучшего. Рубашка нараспашку, а слабый запах вчерашнего «праздника», то есть перегара, был очень стойким. В руках у Бориса была литровая стеклянная банка, только что собранной с грядки, клубники. — Похоже, ты за нас всех эти дни отрывался, — сказал Швабрин, вытираясь после душа. — Мужики, я был в стратосфере, — сказал Боря, слегка запинаясь. — Оно и видно, — улыбнулся я, принимая клубнику из рук Чурикова. — И с кем летал? — спросил я, учуяв к тому же и запах женского парфюма от нашего соседа. — Она… ой, — почесал затылок Боря, вспоминая имя девушки. — Света? Лена? Или Вика? — Наверное, клубника? — посмеялся Ваня, но Боря отрицательно замахал головой. — Вероника? — спросил я, вспоминая одну из надоедливых песен из будущего. — Тоже нет, — задумался Боря. — Блин, я же не усну, пока не вспомню. — Ну, спать тебе недолго осталось, — сказал я и показал время на часах. Боря сильно расстроился, что ему теперь придётся мучиться весь день. Сняв рубашку и взяв средства гигиены, он приготовился идти в умывальник. — Может, Виолетта? — спросил он у нас. Будто мы знаем, с кем он провёл все выходные. — А почему не Катя? — уточнил я. — Неа. Мне это имя не нравится. Я бы с ней не пошёл. Тут что-то на букву «В», — ответил он и пошёл к двери, напевая известную композицию. — Не споткнись. Про порожек помнишь? — спросил Швабрин, намекая на возвышенность, на входе в нашу комнату. — Ага, — кивнул Боря и продолжил петь, не смотря под ноги — «Летящей походкой… туру-ру-ру… ты вышла из мая… я!» — крикнул Чуриков и, зацепившись за порожек, полетел вперёд, кувыркнувшись в коридоре. Швабрин смеялся. Проходящие мимо нашей комнаты Ломакин и Чебякин тоже не оставили без внимания этот пируэт, а потом помогли горе-певцу подняться. — «И скрылась из глаз в пелене января» — допел я куплет песни Юрия Антонова. Вылет из Циолковска приближался. Морозов и я заняли свои места в Як-40, попутно обсудив качество кресел в салоне этого небольшого пассажирского самолёта. Точнее, мне пришлось выслушать претензии Коляна к потёртому сиденью, расшатанному подлокотнику и то, что в самолёте слишком мало места для него одного. — Я думал, что нас двоих отправят на одном самолёте. Не могли организовать нам отдельный рейс? — качал он головой, посматривая на заходящих пассажиров. — Ты ещё не поступил, а запросов у тебя на Героя Союза как минимум, — сказал я, просматривая командировочный. — Я ставлю амбициозные цели, Родин. А ты из «блатных», как я посмотрю. В столь молодом возрасте и в испытатели метишь, — улыбнулся Коля. — Фамилия у тебя не главкомовская и неминистерская. Что в тебе такого? — Абсолютно ничего. Удачлив и скромен, Колян. И тебе советую, — похлопал я его по плечу, когда начали запускаться двигатели. Самолёт произвёл взлёт, и нам предстояло минимум два часа полёта до аэродрома Владимирска. Июнь месяц, речка, жара, рядом девушка и у тебя впереди несколько вылетов на одном из легендарнейших самолётов в истории авиации. Что может этому помешать? Правильно! Нытьё твоего коллеги, которому всё вокруг не нравится. — Вот чего он там рассказывает этой тётке? — кивал Морозов в сторону полного мужчины, который что-то шептал, схожей с ним комплекции, женщине на ухо. Кажется, мужик делает ей комплименты, и она этому рада. В порядке вещей. — Уже час летим. Жара. Пить охота, — продолжил причитать Коля, и я протянул ему свою афганскую фляжку с водой. — Попей и успокойся. — Родин, совсем сдурел⁈ — возмутился Морозов. — Ты сам-то не брезгуешь? Зануда попался мне в напарники по этой командировке. Что с ним будет, когда мы на место прилетим, и он попадёт под рой бешеной мошки? — И правда. Потом, как ты буду, — сказал я, но флягу не убирал. — Ты или терпишь, красавец, или пей и затыкайся. — Лучше потерплю, — проворчал Морозов, сложив руки на груди. — Невелика потеря, — сказал я, убирая фляжку. — Ты мне скажи, тебе орден Ленина за что дали, если не секрет? Зря я это спросил, поскольку рассказ Морозова тянул минимум на небольшой сериал. Если вкратце, то за неполную неделю, Коля во время службы в полку авиации ПВО, смог принудить к посадке один самолёт-нарушитель и сбить другой. Молодец, что сказать. И в этом нет никакой иронии. В авиации ПВО служба не сахар. Ошибка может дорого обойтись, и иногда приходится выполнять задачу по уничтожению самолёта-нарушителя. — Родин, а у тебя что-то есть из наград? Просто в военной форме не видел тебя. Стесняешься? — ехидно улыбнулся Морозов. — Есть парочка… незначительных, — ответил я. — Ты же в Афгане был. Или просто был и не летал там? — В штабе писарем в кадрах просидел, — соврал я. — Тогда понятно, почему не афишируешь. Я бы тоже молчал. Наверное, не по себе, когда товарищи на боевых вылетах пропадают, а у тебя мысли только как документы быстрее на подпись передать, — покачал головой Морозов. Отвечать я ему не стал. Может, он быстрее замолчит и оставит меня в покое. До самой посадки Коля не проронил ни слова. В расчётное время, Як-40 коснулся бетонной полосы Владимирска и порулил к дальнему ангару, где размещались самолёты конструкторских бюро. Дверь открылась, и с улицы в салон ворвался разогретый воздух. Весь народ стал надевать на себя приготовленные сеточки. В воздухе появился сильный запах ванилина и одеколона. Я тоже полез в чемодан за своим подобным «защитным приспособлением». А вот Морозов чуть со смеху не умер. — Вы… чего⁈ — ржал он как лошадь. — Таким образом, от солнца прячетесь? — Зря смеёшься, Коля. Сейчас ты прочувствуешь всё сам, — предупредил я его и встал со своего кресла. То, что исполнял на улице Морозов, нужно было снимать. Будь в этом времени какой-нибудь отечественный интернет-сайт с различными видео, однозначно бы Колян стал звездой. — Почему… они… меня кусают! — возмущался Морозов, размахивая своим чемоданом. Дважды он сдуру лупанул так себя по голове. Ещё раз чуть не зашиб меня. В конце-концов, он укутался в рубашку, но это не помешало ему набрать полный рот этих мелких насекомых. — Чем больше ты отмахиваешься, тем сильнее они кусают, — сказал я, увернувшись от очередного вращения чемоданом. — Конечно! Расскажи ещё, что они меня за своего примут, — воскликнул Морозов, крутанул своим чемоданом и тот улетел вперёд. Ручка не выдержала таких вращений и сломалась. Придя в здание школы испытателей, я снял с себя сетку. Морозов смог выдохнуть и пошёл искать туалет, чтобы умыться. На улице было пекло, и кожа требовала немного охлаждения. Коля так вообще всю дорогу неустанно отмахивался, оттого и устал. Мы привели себя в порядок и проследовали к кабинету Брилёва. Он как раз был у себя. — Валентин Иванович, разрешите войти? — спросил я и Брилёв жестом пригласил нас войти. — Сергей Сергеевич, рад вас приветствовать. А вы весьма целеустремлённы, — пожал он мне руку, затем, то же самое сделал и с Колей. — Вы, как я понял, капитан Морозов? — Так точно, товарищ полковник, — вытянулся в струнку мой коллега, звонко щёлкнув при этом каблуками. — Ну-ну! Такой гимнастики нам не нужно. Всё будет ясно, когда с вами полетаем, — сказал Батя и показал нам сесть на стулья рядом с его столом. — Честно, идея в Циолковске возникла здравая, но не очень вовремя. Брилёв объяснил, что сейчас Испытательный Центр загружен различного рода испытаниями. У «школьников», как здесь называют слушателей, пора экзаменационных полётов. Плюс инструктора школы активно повышают свои уровни по программам Курса лётной подготовки. — Мороки с вами много — допуск оформи, с секреткой договорись, пропуска выпиши. Но дело важное. Тем более что я давно уже думал над такими обменами, — сказал Батя, забрав у нас командировочные. — Получается, что отсюда уехали поступающие, чтобы полетать в Циолковске, верно? — спросил я. — Да, — ответил Брилёв и в кабинет вошёл подполковник Зучков, быстро поздоровавшийся с нами. — Забирай их и делай приказ на допуск. Готовимся, сынки. Послезавтра летим. Управились мы быстро. Коляна отправили на УАЗике замполита школы в город расселяться, а я заскочил к Косте Бардину в штаб его полка. Он как раз только что прилетел и остывал под кондиционером в классе. — Родин, ты просто не можешь спокойно жить, — улыбнулся Бардин, когда я ему рассказал всю историю своего прибытия в Циолковск. Мне как раз ребята налили чай. Я их угостил сладкой продукцией от фабрики «РотФронт». Особенно всех обрадовали упаковки жевательных резинок. — Я только «Калев» пробовал, — сказал один из сослуживцев Костяна, намекая, что первыми в Союзе жевательную резинку стали производить именно на этой эстонской фабрике. Я спросил у Кости о его службе. Он рассказал, что всё у него идёт ровно и, если всё хорошо, через год будет поступать в школу, расположенную в соседнем здании. — Сейчас вот в командировку отправляют. Спрашивали только желающих, — сказал Бардин.