Максин сделала лицо, выражающее сочувствие и сожаление. Затем взмахнула своей тряпкой, чтобы обозначить перемену тона. — Мэри Берни сделала из себя такую дуру. Позакрывала окна, на калитке большой замок, как будто он войдет и унесет ее. — Зачем? — спросила Ори, полностью заинтригованная. — Я никогда не говорила, что у нее есть мозги, но теперь половина людей, с кем я разговаривала, заряжают свои пистолеты. По радио сказали, что он может искать убежище у прежних знакомых. Вот так. «Может искать убежища». Это самая большая глупость, какую я слышала. Я сказала Джону Роберту — Бэйли не такой дурак. С одной стороны, он знать не знает Мэри Берни, а с другой, он и близко не подойдет к этому месту, потому что рядом — учебный манеж национальной гвардии. — Боже милосердный, — сказала я. Бэйли, может, и преступник, но он не дебил. Как только мне удалось внедриться в разговор, я сказала Ори, что ухожу. Максин заметно притихла, без сомнения, надеясь услышать информацию, которой она сможет поделиться с Джоном Робертом и Мэри Берни. Я избегала любых упоминаний о том, куда собираюсь идти. Последнее, что я видела — как Максин протягивала Ори пачку пришедших по почте рекламных буклетов, чтобы та их просматривала, пока она нанесет спрей для мебели на книжную полку, где они лежали. Вдова Тэпа Грэнджера жила на Кайе стрит в одноэтажном каркасном доме с крытым крыльцом. Дом был выкрашен в цвет морской волны с кремовой отделкой. Ступени крыльца изъедены кем-то, оставившим угрожающие дырки в дереве. Она подошла к двери, бледная и худенькая, за исключением живота, который выпячивался перед ней, как глобус. Ее нос был розовым от слез, глаза распухли, весь макияж смыло слезами. Ее волосы имели страдальческий вид после недавнего домашнего перманента. На ней были выцветшие джинсы, державшиеся на узком заду, и футболка без рукавов, которая оставляла голые руки костлявыми и сморщенными от холодного утреннего воздуха. Она держала на бедре пухлого малыша, его массивные ножки обхватывали ее, как у всадника, готового пуститься в галоп. Соска в его рту вглядела как пробка, которую вы можете вытащить, если захотите выпустить воздух. Серьезные глаза, сопливый нос. — Извините, что беспокою вас, миссис Грэнджер. Меня зовут Кинси Миллоун. Я частный детектив. Могу я поговорить с вами? — Наверное, — ответила она. Ей было ненамного больше двадцати шести, тусклый облик женщины, из которой ушла юность. Где она собирается найти кого-то, кто возьмет пятерых детей другого мужчины? Дом был маленький и простой, постройка грубая, но мебель выглядела новой. Зеленый диван и к нему два кресла. Кофейный столик и два маленьких столика, расположенных по краям дивана были из светлого дерева, еще не поцарапанного маленькими ботинками. Приземистые настольные лампы с плиссированными абажурами еще были обернуты в прозрачный целлофан. Она будет платить за все это, пока дети не закончат школу. Джолин села на диван и вздохнула. Я устроилась на краешке кресла, обеспокоенная присутствием недоеденного сэндвича, который составил мне компанию на сиденье. — Линнетта, перестань, — вдруг крикнула она, хотя казалось, что в комнате больше никого не было. Я с опозданием поняла, что звенящий звук, вызываемый ребенком, скачущим вверх и вниз на кровати, только что прекратился. Она поставила малыша на ножки. Он покачался, цепляясь за ее джинсы, соска задвигалась у него во рту, он начал сосать ее с тихим гудящим звуком. — Что вас интересует? — спросила она. — Полиция была здесь дважды, и я уже рассказала им все, что знаю. — Я постараюсь недолго. Вам это, должно быть, тяжело. — Неважно, — пожала она плечами. — Вы знаете, во что Тэп ввязался вчера? — Я знала, что у него появились деньги, но он сказал, что выиграл пари. — Пари? — Может это и неправда, — сказала она, как бы защищаясь, — но деньги нам были очень нужны, и я не собиралась особенно расспрашивать. — Вы видели, как он уходил из дома? — Вообще-то, нет. Я пришла с работы и отправилась прямо в кровать, как только он с детьми ушел. Я думаю, он отвез Ронни и девочек в школу, а потом Мака — к няне. После этого он, наверное, поехал в Сан Луис Обиспо, должен был, потому что там оказался. — Но он ничего не говорил насчет нападения, или кто вовлек его в это? — Если б я знала, я бы его не пустила. — Вы знаете, сколько ему заплатили? Ее глаза стали осторожными. Она начала теребить подбородок. — Не-а. — Их никто не отберет. Я просто хочу знать, сколько. — Две тысячи, — пробормотала она. Боже, женщина без хитрости вышла замуж за мужчину без мозгов. Две тысячи долларов, чтобы рисковать жизнью? — Вы знали, что патроны были заряжены каменной солью? Снова она послала мне этот уклончивый взгляд. — Тэп сказал, что так никто не пострадает. — Кроме него. — О. — Ружье было его? — Не-а. У Тэпа никогда не было ружья. Я бы не стала хранить его в доме с детьми. — Вы хоть что-то знаете о том, с кем он имел дело? — Я слышала, с какой-то женщиной. Это привлекло мое внимание. — Правда? Опять она теребит подбородок. — Кто-то видел их вместе в биллиардной, вечером, перед тем, как он погиб. — Черт, это была я. Я хотела побольше узнать о Бэйли Фаулере и знала, что они были друзьями. — О. Я думала, может, он и какая-то женщина… — Вовсе нет. Вообще-то, половину времени он показывал мне фотографии вас и детей. Она покраснела, на глазах показались слезы. — Как мило. Я бы хотела вам помочь. Вы такая хорошая. Я достала свою визитку и написала на обороте номер мотеля. — Я там буду ближайшие пару дней. Если что-нибудь вспомните, позвоните. — Вы придете на похороны? Это завтра днем, в баптистской церкви. Должно быть много людей, потому что все любили Тэпа. У меня были сомнения по этому поводу, но это явно было то, во что ей хотелось верить. — Посмотрим. Я могу быть занята, но если смогу, приду. Воспоминания о преподобном Хоузе делали мое присутствие сомнительным, но я не могла этого исключить. Я присутствовала на нескольких похоронах за последние несколько месяцев и не думала, что смогу перенести еще одни. Организованная религия перестала для меня существовать с пятилетнего возраста, когда я столкнулась с учительницей воскресной школы, у которой торчали волосы из носа и плохо пахло изо рта. Пресвитериане посоветовали мне изучать на каникулах Библию в их церкви неподалеку. Поскольку меня уже выгнали методисты, моя тетушка начинала терять терпение. Лично я ждала изготовления фигурок к Рождеству. Можно сделать младенца Христа с пушком на спине и прицепить его прямо к небу, как птичку, а потом пусть он падает, как бомба, в ясли. Джолин оставила малыша переступать вдоль дивана и проводила меня до двери. Звонок в дверь раздался почти одновременно с тем, как она ее открыла. Дуайт Шейлс стоял на пороге и выглядел таким же удивленным, как и мы. Его вгляд переходил с ее лица на мое и обратно. Он кивнул Джолин. — Решил заглянуть и посмотреть, как вы. — Спасибо, мистер Шейлс. Это очень мило с вашей стороны. Это м-м.. Я протянула руку. — Кинси Миллоун. Мы уже встречались. Мы обменялись рукопожатием. — Я помню. Кстати, я только что заезжал в мотель. Если вы минутку подождете, мы можем поговорить. — Конечно. Я постояла, пока он быстро побеседовал с Джолин. Из их разговора я поняла, что она не так уж давно училась в школе. — Я недавно потерял жену и представляю, что вы чувствуете. Авторитарный облик, который я запомнила, исчез. Его боль была настолько откровенной, что у Джолин опять выступили слезы. — Я ценю это, мистер Шейлс. Правда. Миссис Шейлс была хорошей женщиной, и я знаю, что она сильно страдала. Хотите зайти? Я могу напоить вас чаем. Он взглянул на часы. — Сейчас не могу. Я опаздываю, но я зайду еще. Я хочу, чтобы вы знали, что мы все в школе думаем о вас. Я могу чем-нибудь помочь? Вам хватает денег? Джолин переполняли чувства. Нос порозовел, голос охрип, когда она заговорила. — У меня все в порядке. Мама с папой сегодня приезжают из Лос-Анджелеса. Как только они приедут, все будет хорошо. — Ладно, сообщите нам, если мы что-нибудь сможем сделать. Я могу попросить кого-то из старших девочек присмотреть завтра за детьми. Боб Хоуз сказал, что служба назначена на два часа.