– И тогда вашему плану конец, – не слишком заботясь о дипломатии, произнес Старцев. – Именно так, – согласился Спасов. – Значит, вы хотите, чтобы мои люди за три недели выяснили то, что ваши не смогли выяснить за несколько лет? – Товарищ подполковник, ни для кого не секрет, что ваши люди подготовлены лучше, у них больше опыта в проведении подобных операций, к тому же они могут оценивать кандидатов беспристрастно. У моих агентов такой беспристрастности нет. Повторюсь: большинство заговорщиков бывшие партизаны, они практически национальные герои, к тому же почти все болгарские агенты хоть раз, но пересекались с заговорщиками, пока те еще не плели заговоры, а спасали страну от фашистского засилья. В таких условиях сложно сохранять беспристрастность. – И все же позвольте усомниться в целесообразности отправки моих людей в Болгарию. – Старцев подался вперед. – Внедриться в группу заговорщиков за три недели, да еще подобраться к самым верхам – эта задача не под силу и моим людям. – От них этого и не требуется. Месяц назад в Софии появились новые люди. Трое мужчин, которые эмигрировали в Грецию в 1953 году. Мои люди собрали на них информацию, и оказалось, что во время Второй мировой все трое входили в состав одного партизанского отряда, командиры которого в настоящий момент находятся у нас под наблюдением как члены мятежной группы. Я думаю, они появились в Болгарии накануне переворота неспроста. За месяц моим агентам ни разу не удалось зафиксировать их связь с мятежниками, и все же я уверен, что она существует. Так вот я хочу, чтобы ваши люди установили эту связь и выяснили, зачем эти трое вернулись в Софию. – И все? Просто отследить троих незнакомцев и их связи? И для этого вам понадобилось спецподразделение КГБ СССР? – сказать, что Старцев удивился, значит ничего не сказать. За время службы ему приходилось выполнять немало поручений в дружественных и не очень дружественных странах, но такую просьбу он слышал впервые. – С этим вопросом я должен идти к своему начальству? – Думаю, ваше начальство даст добро на проведение операции, когда узнает истинные мотивы предстоящего переворота. – Голос Спасова изменился, в нем появились зловещие нотки. – И каковы же истинные мотивы? – Консервативно-сталинистское крыло выступает не только за возрождение сталинских приоритетов, в своем подавляющем большинстве его члены выступают за независимость от СССР и коммунистической партии Советского Союза, – произнес, как припечатал, Спасов. – Довольно неожиданно, – помолчав, проговорил Старцев. – Хорошо. Я доложу наверх о вашей просьбе, товарищ Спасов, и как только получу ответ, поставлю вас в известность. – Вы понимаете, что времени остается все меньше? – Понимаю, но через голову начальства мне не перепрыгнуть. Так что вам придется подождать. – Старцев поднялся, давая понять, что беседа подошла к концу. – Где вы остановились? – Пока нигде. – Спасов тоже встал. – Рекомендую гостиницу «Националь». Здесь недалеко, мой водитель вас отвезет. – Благодарю, с удовольствием воспользуюсь вашей любезностью. Старцев поднял трубку телефона внутренней связи и отдал распоряжение лейтенанту Орлову подготовить машину для гостя. – Пусть Алибек доставит его в «Националь» и проконтролирует, чтобы гостя устроили по высшему разряду. – Вас понял, товарищ подполковник, – отчеканил Орлов. Не прошло и двух минут, как Орлов доложил, что машина ждет. Старцев проводил гостя из Болгарии до дверей кабинета, подождал, пока тот выйдет из приемной, и только после этого вернулся на место. Достал из кармана сигареты, закурил. Жестом предложил майору Богданову присоединиться. Тот не стал отказываться, достал пачку сигарет, прикурил, не спеша затушил спичку и бросил в пепельницу. – Какие впечатления? – после третьей затяжки задал вопрос Старцев. – Неоднозначные, Николай Викторович, – честно признался Богданов. – Человек непростой, история смутная, да еще и задание не сверху спущено. – Первое впечатление у тебя сложилось верное, – похвалил Старцев. – Если бы ты знал о нем то, что знаю я, твои высказывания звучали бы намного резче. – Вы о Спасове? – О нем. Как красиво он тут излагал про старания Тодора Живкова прекратить репрессии, устранить перегибы предшественника, но ни словом не обмолвился о своих собственных перегибах. А сам, пока служил в органах МВД и управлял отделом в Русе, руководил массовыми репрессиями, и, не дожидаясь санкции МВД, организовал концентрационный лагерь в местечке Лудогорие. Помнишь процесс над Трайчо Костовым? Так Спасов в нем чуть ли не ключевую роль играл. – Откуда у вас эти сведения? – Богданова удивило не столько известие о том, с каким человеком его группе придется взаимодействовать, сколько откровенность начальника. – В 1948 году Мирчо Спасов проходил стажировку в Министерстве Государственной безопасности СССР. В то время там же проходил стажировку и я. Он меня не вспомнил, это однозначно. Но я прекрасно помню, как Спасов в приличном подпитии хвастался перед нами, как высоко он взлетел после прихода к власти коммунистов, и не без поддержки Живкова. Мы тогда решили всей группой расслабиться после долгой недели, пошли в ресторан, где Спасов и показал себя во всей красе. Наутро проспался, испугался, начал нас по одному поджидать и «объясняться», что, мол, впечатление хотел произвести, наврал про себя с три короба. Только вот рассказы его на вымысел не были похожи. – Почему же его никто не остановил? Почему не сообщили в органы? – Потому что он представитель другой страны, с которой власти поддерживали теплые отношения. Никто не захотел связываться, тем более доказательств его участия в преступлениях не было. Только треп пьяницы. – Старцев тяжело вздохнул. – Ладно, кто старое помянет… Нам бы решить, что с его просьбой делать? Доложить начальству, а там пусть сами решают? В принципе, задача не сложнее других. Если нам предоставят все списки, дадут наводку на новых людей, которые вызывают подозрение, то почему бы не попробовать? – Что-то он явно не договаривает. Почему своих людей на это задание не посылает? – Богданов прикурил новую сигарету. – Очевидно, хочет скрыть свои действия от Ангела Солакова, – предположил подполковник Старцев. – В случае удачи продвинуться по карьерной лестнице, а в случае провала переложить ответственность на нас. Удобно. И в том и в другом случае он ничем не рискует. К тому же, насколько я знаю, он предпочитает окружать себя людьми послушными, преданными ему до мозга костей, но имеющими примитивный тип мышления. Возможно, им эта задача попросту не по зубам. – Так что вы будете делать, Николай Викторович? – Пойду к Цымбалу. Он эту кашу заварил, ему и расхлебывать, – ответил Старцев. – Игнорировать последнее заявление Спасова я не могу. Если в Болгарии и правда назревает не просто смена власти, а отход коммунистических приоритетов, если группа, называющая себя сталинистами, решила разорвать дипломатические отношения с Советским Союзом, в верхах должны об этом знать. – Тогда что делать мне? – спросил Богданов. – Иди домой, майор, – подумав, ответил подполковник. – Ответ я получу не за десять минут, так что сидеть здесь и ждать тебе смысла нет. На всякий случай предупреди ребят, пусть не расползаются. Готовность номер три объявлять рано, но тревожный чемоданчик держать наготове, думаю, следует. – Хорошо, Николай Викторович. Тогда на связи. – Майор поднялся. – Я рад, что принял решение провести встречу в твоем присутствии, – внезапно разоткровенничался подполковник. – Мирчо Спасов хитрый и злобный человек, а от слов, сказанных при свидетелях, не так легко отказаться. К тому же если тебе придется ехать в Болгарию, иметь представление о том, кому ты помогаешь, тоже лишним не будет. – Хотите сказать, доверять Спасову нельзя? – Уверен в этом. Тебе придется постоянно быть начеку, чтобы он не подставил наши органы госбезопасности. Но об этом поговорим позже, когда получим конкретный ответ от начальства. Иди, Слава, ребятам скажи ровно столько, сколько считаешь нужным. Богданов вышел в приемную, помахал рукой подскочившему с места лейтенанту Орлову, спустился на первый этаж, миновал дежурного и оказался на площади Дзержинского. Погода испортилась, с неба сыпал дождь со снегом, но майор все равно решил прогуляться пешком. Ему хотелось обдумать ситуацию. То, что сказал про Спасова подполковник, наводило на размышления. «Допустим, мы найдем для него главарей заговора, как он с ними поступит? Отдаст на милость правосудия или расправится так, как привык поступать с «врагами народа»? Или вынудит нас сделать за него грязную работу? Что вообще означают слова подполковника «тебе придется быть начеку»? Он и правда думает, что Спасов может подставить бойцов спецподразделения? В принципе, такие случаи уже бывали. Сначала в органы госбезопасности обращается высокопоставленное лицо, прося помощи и защиты Советского Союза, а затем мы узнаем, что нас же и пытаются выставить виноватыми. Эх, не одна проблема, так другая. А мы с Леной собрались Международный женский день отметить в приятной компании. Теперь все планы летят к чертям собачьим». Мысли майора перешли от рабочих проблем к проблемам семьи. Его жена, Елена, стала все чаще проявлять недовольство графиком его работы. Постоянные сборы, отъезды и смена планов напрягали ее сильнее, чем раньше. Не один раз за последние два года она упрекала его в том, что он мало времени уделяет сыну. Из-за ее упреков и Артем как-то отдалился от отца. Но что он мог поделать? Когда Елена выходила за него замуж, она знала на что шла. Он не скрывал минусов своей работы, не рисовал картины розовым маслом. Все было честно и по обоюдному согласию. Конечно, он понимал, что одно дело представлять себя женой командира спецподразделения Управления нелегальной разведки, и совсем другое – столкнуться с реалиями жизни. И все же вины за собой Богданов не ощущал. Всякий раз, когда он был свободен от командировок, он старался как-то развлечь семью. Не отлынивал он и от домашних забот. Нужно картошкой запастись? Пожалуйста. В погреб за соленьями? Не вопрос. К маме на дачу? Обязательно! Кто же еще ей забор подправит? И с Артемом заниматься не ленился. Вот только неделю назад закончили собирать модель «Ил-2», советского штурмовика времен Второй мировой. И ведь не просто собрали, а попутно изучили историю создания самолета, изучили его участие в боях, плюсы и минусы данной конструкции. Больше всего Артему понравилось, как называли штурмовик солдаты вермахта. «Чума» или «Черная смерть», вот какой самолет создал советский конструктор Ильюшин. Есть чем гордиться. Они с Артемом и гордились. Но, как выяснилось, этого мало. Теперь же майору предстоял тяжелый разговор с женой. Он понимал, что, скорее всего, начальство даст добро на проведение операции в Болгарии, а это означало, что праздник, запланированный женой, пройдет без него. Женский день без ее половинки, вот что скажет ему Елена. Подожмет обиженно губы и уйдет на кухню. И что останется делать ему? Ничего. Собрать сумку и уехать на базу. В очередной раз без объятий и нежных слов. «И чего она хочет?» – мысленно произнес Богданов. Он знал, чего хочет Елена, всего пять дней назад она высказала свое пожелание вслух. Не удержалась, не вытерпела, сказала то, что поклялась никогда не говорить. Никогда не просить. И все же сказала… «Уходи из отряда! Переходи на бумажную работу, я хочу, чтобы у моего сына был отец!» Вот так, жестко, даже жестоко. Он промолчал, ушел в гостиную, включил телевизор и сидел весь вечер, пялась в экран. Даже ужинать не стал. Впрочем, жена и не звала впервые за годы совместной жизни. Наверное, так отношения и рушатся. Начало конца… Жену Богданов любил сильно, так сильно, что иной раз сердце щемило от наплыва чувств. И сына любил не меньше. Но бросить работу? Бросить ребят, отказаться от своего призвания, уйти на ненавистную канцелярщину? Нет, на это он пойти не мог. Здесь его работа – не в архивном отделе, не в статистике и бухгалтерии, а на передовой! Бросить все? Быть может, он и смог бы, только вряд ли его отказ от работы пошел бы на пользу семье. Оставив службу, он не сможет себя уважать, а без самоуважения, какая жизнь? Как она, его жена, сможет уважать его, если он сам себя перестанет уважать. Итогом такого решения окажется тот же развод, и ничего больше. «Лена, Лена, ну почему ты перестала меня понимать?» – мысленные разговоры с женой давно вошли в привычку Богданова. Все, что он не решался высказать вслух, он высказывал в таких вот мысленных разговорах. Домой идти не хотелось, хоть он и знал, что в квартире пусто. Рабочий день в самом разгаре, так что Елена появится дома не раньше шести, а у Артема сегодня кружок. Подумав, Богданов сменил направление движения и зашагал к станции метро. «Поеду к Саше Дубко, – решил майор, – он наверняка дома. Заодно обсудим то, что мне удалось узнать». Спустя час он стучал в дверь квартиры своего заместителя. Глава 5 – Привет, командир! Какими судьбами? – Капитан Дубко встретил Богданова удивленным возгласом. – Новое задание? – Может быть. – Богданов вошел в прихожую. – Чаем напоишь? – Сейчас организуем. Вчера в гастрономе индийский чай урвал, да еще в бакалее тульским пряником разжился, так что мы с тобой шикуем, командир. Проходи сразу на кухню. Богданов прошел привычным маршрутом, уселся на трехногий табурет, странное приобретение хозяина, достал пачку сигарет и взглядом спросил разрешения закурить. – Дыми, мне не помешает, – махнул рукой Дубко. – Могу котлетами накормить. Гарнир, правда, весь сам схавал, но котлеты еще остались. – Столовские? – поинтересовался Богданов. – Какими же им быть? – Дубко усмехнулся. – Это твоя Елена домашней едой вас балует, а меня побаловать некому. Поймав потускневший взгляд командира, Дубко стушевался. – Снова повздорили? – догадался он. О своих размолвках с женой Богданов не особо откровенничал, но своему заместителю пару раз жаловался, так что Дубко был в курсе разногласий в семье Богдановых. – Ультиматум мне поставила, – признался Богданов. – Или они с Артемом, или работа. – А ты что? – А что я могу? Ты же знаешь, тут однозначного решения быть не может. – Может, стоит подумать? Вон Павленко ушел на бумажную работу и не слишком печалится, – произнес Дубко. Юрий Павленко служил в группе «Дон», когда командиром группы был майор госбезопасности Семенов Павел Андреевич. После одной из операций в 1961 году, когда его жена ждала ребенка, он написал рапорт с просьбой перевести его на канцелярскую работу. Рапорт был удовлетворен, и с тех пор при редких встречах Павленко всегда говорил, что сделал правильный выбор. Богданов об этом знал, как знал и то, что сам так поступить не сможет. – У каждого свое призвание, Саша, – тихо произнес он и уже более бодрым голосом добавил: – Ну, где там твои котлеты? – Это мы живо, товарищ командир. – Дубко решил оставить щекотливую тему в покое. Он зажег газ, достал из духовки сковороду, влил в нее щедрую порцию подсолнечного масла из стеклянной бутылки. Шесть штук котлет из металлической миски перекочевали в сковороду. Масло весело зашипело, Дубко убавил газ, прикрыл сковороду крышкой. – Через пять минут начнем пировать, – сообщил он, доставая из хлебницы булку ржаного хлеба.