Эксперт натянул простыню на вскрытый череп, разгладил складки, посмотрел на свою работу, склонив голову, почти стыдливо взглянул на Пафнутьева. — Зачем это вам? — А затем, что в эту дурацкую жару я вынужден таскать с собой больше килограмма железа, — он показал на выпиравшую из-под пиджака рукоять пистолета. — Если я правильно понимаю, интересовался человек, который делает это впервые? — Да, впервые. Раньше ваше руководство подобные вещи не интересовали, — эксперт поднял голову и посмотрел Пафнутьеву в лицо. Его глаза за стеклами очков были расплывчаты и мутны. — Я надеюсь, что вы… — Договорились, — ответил Пафнутьев. — Спасибо. Большое спасибо. — И он поспешил выйти на свежий воздух, на солнце и зной, к живым людям, которые хотя и ведут себя не очень хорошо, пакостят, ругаются, пьют водку, но все-таки остаются живыми. Посещения морга всегда действовали на Пафнутьева угнетающе. * * * Начальник отделения милиции Шаланда сидел в глубокой задумчивости и медленно водил пальцем по столу, выписывая на пыльной поверхности фигуры, сложные и непознаваемые, словно бы отражающие непредсказуемость его мыслей и поступков. На Шаланде был, как обычно, китель, полы которого с трудом сходились на животе, создавая глубокие поперечные складки. Китель тоже казался пыльным, нуждающимся не просто в чистке, а в пропарке и длительном разглаживании. Только так можно было убить ощущение, что Шаланда в нем и спал, не расстегивая пуговиц на животе. — Привет, Шаланда, — сказал Пафнутьев, входя и плотно закрывая за собой дверь. — Рад тебя видеть. Вот и опять повстречались. — А, здравствуй, — ответил тот без выражения. — С чем пожаловал? — С трупом. — Знаю, — кивнул Шаланда, завершая создание очередного узора на пыльном слое стола. — Нехорошо вышло. Не повезло парню. — С милицией ему не повезло. С тобой, Шаланда. — Ну это как сказать… — Скажи, я просил не выпускать Жехова? Просил не давать ему связи? Ты обещал. Почему же сделал наоборот? Почему ты послушался его, а не меня? Скажи мне, добрый человек, чем этот уголовник лучше меня? Чем он тебя взял? Или вы в одной связке? Шаланда помолчал, склонив голову к плечу, так что обильная щека легла на погон. — Паша, ты ведь знаешь ответы на все эти вопросы. Зачем задаешь? Хочешь меня обидеть? — Я хочу убедиться, что знаю правильные ответы. — Поэтому ходишь с пистолетом? — Случай с Жеховым меня убедил, что так будет лучше. — Тебе поручили расследовать этот несчастный случай? — понимающе спросил Шаланда. — И стало страшно жить? — Слушай, Шаланда… Страшно жить или не очень… Это не мешает мне делать свое дело. Но я знаю некоторых людей, которые не боятся ничего на свете, такие они смелые да отважные… Да только что-то мешает им свою отвагу в дело пустить, а, Шаланда? Чего ты испугался? После чего полные штаны наделал? Ведь они у тебя до сих пор полные, до сих пор от тебя дерьмовый дух идет… Ну? Шаланда распрямился, придвинулся ближе к столу, сложив на нем руки, сразу став официальным и неприступным. Но Пафнутьев заметил, как капитан метнул настороженный взгляд к двери — достаточно ли плотно прикрыта. — Не надо, Паша… Остановись. Не будем друг перед другом выворачивать наши штаны наизнанку… У каждого там хватает добра… Ты слышал, как он назвал одну интересную фамилию? И я слышал. Ты настоял на том, чтобы эти его слова занести в протокол… Я не возражал. Пошел тебе навстречу. Хотя… нам не следовало этого делать. Тебе это пригодилось? Очень рад. Но не мешай и мне поступать так, как я считаю нужным. — Зачем ты связал его с Коловым? — Он попросил меня об этом. — А моя просьба не столь важна? — Не столь, Паша. — Я только что из морга… По заключению эксперта, который вскрывал его… Не исключено, что парня напоили силком, а потом выбросили из окна. — Чего-то похожего я ожидал, — Шаланда отвернулся к окну, и по его лицу скользнули тени от листьев. — Не все имена можно произносить вслух… В нашей с тобой компании самое лучшее, что он мог сделать, это засунуть свой язык в собственную задницу. — Он ошибся, — печально проговорил Пафнутьев. — Он, похоже, новичок… — Или дурачок. — Он думал, что эта фамилия прозвучит для нас паролем, что, едва услышав про Колова, мы тут же его отпустим… — Пароль нужно произносить только своим, — отрешенно заметил Шаланда. — Не стоит, Паша, переживать, не бери это себе в голову. Люди знают, на что идут… А наша с тобой задача — уцелеть. Мы ведь меж двух огней… У тебя вон под мышкой что-то выросло за ночь, я свою машинку тоже почистил, в порядок привел. История с Жеховым не кончилась. Ни для тебя, ни для меня. — Скажи, — Пафнутьев помедлил, — за Коловым такое водится? — Знаешь, Паша… Я не удивился происшедшему. Чего-то похожего можно было ждать. Он пожелал связаться с Коловым по домашнему телефону. Я не мог ему в этом отказать. Просто не мог. Дело в том, что… — Колов тебе бы этого не простил. — Ну вот видишь, — облегченно вздохнул Шаланда. — Все мы понимаем, оказывается. Он дал его домашний телефон. Это уже кое о чем говорит. И я их связал. Колов тут же, по телефону, велел выпустить парня. И сказал, что высылает за ним машину. Мне показалось даже, что Колов опасается, как бы парень не сбежал от него… Пришла машина. — «Мерседес?» — Нет, какой-то задрипанный «жигуленок». Даже номера не заметил, — Шаланда на пыльном столе написал пальцем — 78–69. Убедившись, что Пафнутьев увидел цифры, он смахнул их со стола вместе с пылью. Шаланда был прав — если у Пафнутьева слева под мышкой торчала рукоятка пистолета, то справа неслышно вертелась кассета диктофона. — И я его выпустил. Он расписался в получении своих вещей и вышел. А на улице его уже поджидали ребята. Мне показалось, что он не очень обрадовался, когда их увидел. Но те заулыбались, подхватили его под руки, будто год не виделись… И уехали. — Увезли, значит, — уточнил Пафнутьев. — Неправильно себя ведешь, Паша, — сказал Шаланда, глядя в свои пыльные узоры. — Ты завелся. С пистолетом вот ходишь, хотя раньше никогда… Ты же знаешь, пистолет ни от чего не спасает. С ним хуже… Он дает право поступать с тобой как угодно. Не знаю, Паша, не знаю… Это твое дело запросто может оказаться последним, — Шаланда искоса посмотрел на Пафнутьева, их глаза встретились. — Скажи мне лучше вот что… Ты можешь написать все, что рассказал? О том, как Жехов связался с Коловым, как за ним пришла машина, как его увезли… Можешь? — Конечно, нет, — улыбнулся Шаланда. — Почему? — Жить хочется, Паша. — Разве тебе что-нибудь угрожает? — Пока нет… Но если напишу… Угроза появится. — Но ведь у меня все равно есть протокол допроса… Там упомянут Колов, там стоит и твоя подпись. — Нет у тебя никакого протокола, Паша, — уже без улыбки тихо произнес Шаланда. — Забудь о нем. Колов посоветовал мне выбросить из головы жеховскую историю и все, что с ней связано. Я подумал, что это хороший совет. И выбросил. Твой протокол просуществует до того момента, когда решишь где-нибудь его показать. Сейчас можешь немного с ним поиграться, но не заиграйся, Паша. — У тебя тоже остались кое-какие документы… Задержание, обыск, то-се… Ты от них избавился? — спросил Пафнутьев. — Да. Я все отдал Колову. — Напрасно. — Почему? — Ты стал беззащитным. Я бы на его месте постарался избавиться от тебя. Немного подождал бы, пока все затихнет, а потом под зад коленом. Неграмотно ты поступил. — А как поступить грамотно? — Шаланда лег грудью на стол и посмотрел на Пафнутьева снизу, словно примериваясь к прыжку. — Дураком прикинуться. Круглым дураком. — Как ты? — Да. Как я, — ответил Пафнутьев, поднимаясь. Он пожал руку капитану, с силой встряхнул ее. — За разговор, за номер машины, на которой Жехова от тебя увезли, — спасибо. — Рад стараться, — проворчал Шаланда. Выйдя на крыльцо, Пафнутьев прищурился от яркого солнечного света и легко сбежал по ступенькам, на ходу выключив диктофон в кармане пиджака. * * * С некоторых пор Пафнутьев неожиданно для себя ощутил некую власть над Анцыферовым. Тот продолжал неусыпно контролировать следствие, интересовался самыми незначительными подробностями, высказывал недовольство, как-то даже пригрозил отстранить от дела, но когда Пафнутьев, до того сидев потупившись, вдруг поднял глаза и сказал: «Выгоняй, что тебе мешает, Леонард», — тот растерянно осекся. И Пафнутьев понял — роли поменялись. Хотя Пафнутьев и выполнял какие-то следственные действия, не получая, правда, видимых результатов, но проявлял явную непокорность, иногда исчезал, иногда надолго. Это беспокоило прокурора. Понял Пафнутьев и другое — теперь над ним нависла опасность. Не начальственный гнев, не увольнение за бездарность, а нечто более серьезное. Печальная судьба заводского организатора Жехова показала, как все может кончиться. Однако, прикинув свое положение, он решил, что в любом случае у него есть неделя некоторой неуязвимости. Противник не ощутил пока опасности. Да, его кое-что может раздражать, кое-что не нравиться, но все вписывается в естественное развитие событий. — Послушай, Павел, — с деланым раздражением произнес Анцыферов, — где оперативники? Чем заняты? У меня такое ощущение, что ты совершенно устранил их из расследования! — Да бестолковые они какие-то, — Пафнутьев виновато развел руками. — Не могу же я всюду бывать с ними только для того, чтобы подсказывать… Что сказать, о чем спросить, как поступить…