— Это почему? — Если всю ночь ворочаться приходится… — Ну ты даешь! — рассмеялась девушка. — С тобой и в самом деле не соскучишься. Молоток, папаша! — С тобой, я вижу, тоже не заскучаешь, а? — Стараюсь, — она смутилась. — Это хорошо. Старательность — отличное качество для молодой девушки. Ну ладно, порезвились и будя, — он сел в низкое продавленное кресло. — Пафнутьев моя фамилия. Следователь. Занимаюсь твоим соседом, который вот с этого балкона, говорят, свалился прошлой ночью. — С моего? Ты что, ошалел?! Никто с моего балкона не сваливался! И нечего мне мозги пудрить. — Тебя как зовут? — Вика. Виктория, если хочешь. Это значит победа. Понял? Так и заруби себе на носу — победа. А фамилия Инякина. — Тогда слушай меня внимательно, гражданка Инякина. — Пафнутьев вместе с креслом сдвинулся в сторону — солнце, бьющее в окно, слепило его, заливало комнату безжалостным светом, обнажая запыленные углы, захватанные стеклянные дверцы стенки, полировку телевизора. — Что произошло… Парень свалился с балкона. Разбился насмерть. Я только что из морга. Его уже успели вскрыть. Смерть наступила от сильнейшего удара об асфальт. На вашем асфальте внизу еще пятна крови не успели смыть, — Пафнутьев сознательно наговорил кучу ненужных вещей, зная, что небогатый разум красотки будет подавлен жутковатыми его словами. — По данным, которыми располагает следствие, в деле оказалась замешанной и ты… Слушай и не перебивай, — сказал он, заметив, что Вика рванулась было возразить. — А потом скажешь все, что пожелаешь. Свидетели утверждают, будто Жехов лез к тебе на балкон, но сорвался. А может, ему кто помог. — А кто ему мог помочь? — Конечно, ты. — Та-ак, — протянула девушка озадаченно. — Вон оно что выстраивается… Интересно. С тобой надо ухо востро — я сразу это поняла. — И я сразу понял, что девушка ты умная, красивая, образованная и разговаривать с тобой одно удовольствие. — Не надо, папаша! — Она выставила вперед узкую ладошку. — Я видела, как ты болтал с нашими старухами, и знаю, что они могли сказать обо мне. — Как же он все-таки свалился? А, Вика? — А черт его знает! — Но сама-то ты его знаешь? Вы знакомы? — Слегка… Не очень. — Подожди, что значит — не очень? Если Жехов вздумал пробраться на твой балкон, значит, бывал здесь? — Пафнутьев окинул долгим взглядом широкую кровать. — Не надо нас дурить, — она опять выставила вперед ладонь с длинными красными ногтями на пальцах. Вика вытащила из-под подушки сигареты, зажигалку, прикурила, пустила дым к потолку и лишь после этого взглянула на Пафнутьева. По ее взгляду он понял, что Инякина не столь проста и не столь глупа, как ему показалось с первого взгляда. — Закуришь? — спросила она, протянув сигареты. — Не курю. — Все понятно, значит, пьешь. Но выпить у меня нечего. — Я слушаю тебя, Виктория. — Ничего не знаю, ничего не видела, ничего никому не скажу. И кончен бал. Пафнутьев с трудом выбрался из низкого кресла, подошел к балкону… И ужаснулся. Он весь был завален хламом — велосипед, сани, лыжи, громадная кастрюля, самовар без ручек, размокшая коробка с бельем, ножки стола, мотки проволоки… Воспользоваться балконом, чтобы войти в квартиру… Нет, это было совершенно невозможно. — Жаль, что разговор у нас не получается, — Пафнутьев опять опустился в кресло. — Я надеялся, что мы покалякаем полчасика без свидетелей и на том дело закончим. А раз ты так… Получишь повестку, придешь в прокуратуру… — А если не приду? — Пришлем еще повестку. А на третий раз доставим силком. С помощью наряда милиции. Проведем допрос со всеми формальностями. Запросим характеристики, ты же где-то работаешь или хотя бы числишься? А? — Учусь. — Значит, с места учебы… Ректор или учебная часть выделят своих представителей, общественных обвинителей… Или защитников… В зависимости от того, как к тебе относятся. — Ты что, папаша? Офонарел? — Человек погиб. Моя задача — выяснить обстоятельства. По нашим данным, он к тебе добирался по балкону. — Что же это получается… Я влипла? — Похоже на то, девочка. — Я не девочка. И не надо, понял? Не надо. — Хорошо, не буду называть тебя девочкой. Хотя тебе это слово идет. Но как же тебя называть? Гражданкой подследственной? — Если поговорим по-человечески, отстанешь? — Отстану. — Честно? — Послушай, Вика… Если скажешь нечто важное и я увижу, что ты не имеешь к этой истории никакого отношения… Мы с тобой встретимся, только если сама захочешь. — И подписывать ничего не придется? — А почему ты об этом спрашиваешь? — Я уже пообещала ничего не подписывать. — Кому? — Так ли уж это важно, — она легко махнула рукой, показавшейся Пафнутьеву тонкой и беззащитной. — Записывать ничего не буду. С тобой больше не встречаемся. Дорогу к этому дому забываю до конца жизни. Мы должны поговорить. Ты же сама предложила условия. Я их принимаю. Ну? Смелее. — Покажи удостоверение. Пафнутьев откинул полу пиджака так, чтобы Вика рассмотрела рукоять пистолета, на многих это действовало убедительно, достал затертую книжечку. Вика взяла ее с некоторой опаской, долго вчитывалась, всматривалась в печати, подписи, сроки действия, в портрет всмотрелась, бросив взгляд на Пафнутьева, и наконец вернула. — Похож, но не очень… Раньше ты выглядел моложе. — Тебе хорошо говорить… Ты-то никогда моложе не выглядела. — Почему? — Вика приготовилась обидеться. — Потому что моложе выглядеть невозможно. — Хм… Спасибо, папаша… Я уж и не надеялась, что ты замечаешь такие вещи. Ладно, Павел Николаевич, где наша не пропадала. Спрашивай! — Я уже все спросил. Теперь очередь отвечать. — Отвечаю… Никакого отношения ни ко мне, ни к моему балкону Олег не имел. Посмотри на балкон — это же свалка районного масштаба. Я нарочно забросала его всяким хламом, чтобы ни у кого не возник соблазн спуститься сюда с крыши. Дом девятиэтажный, мой этаж девятый. Понимаешь, повадились воры с крыши прямо на балконы. И уходят по веревочной лестнице обратно. И будь здоров. Жехов не лез на мой балкон. Подумай — зачем? Если бы у нас с ним что-то корячилось, что мешало ему постучать в дверь? Что мешало мне впустить его? При чем вообще здесь балкон? — Действительно, — пробормотал Пафнутьев. — Но шуму за стеной было много. — Музыка? — Какая к черту музыка! Крики! Но была и музыка, тут ты, папаша, правильно подметил. Сначала вроде ругались, сосед орал так, что у меня мурашки по спине побежали. Потом затих. Свет я не включала, сидела в темноте, дверь и окна заперла. Но слышимость у нас неплохая. Слышу, открывают дверь на балкон, выходят, переговариваются. Хотела и сама выглянуть, но сообразила, что это мне ни к чему. — Что они с ним сделали? — Не понятно? Разжевать? — с неожиданной злостью спросила Вика. — Сбросили вниз. А что было дальше, ты знаешь лучше меня, дальше уже ты должен рассказывать. Хотя подожди… Минут через пять начали ко мне в дверь звонить. Но я не открыла. Притворилась, будто меня и дома нет. Но дрожала, как… Как в постели. — Представляю, — кивнул Пафнутьев. — Да? — удивилась Вика. — Ну ладно, это потом… Взяла секач на кухне и думаю: так — если вломятся, буду рубить, не глядя, по чему попаду… Но до этого не дошло. — Так и не открыла? — Нет. Ушли. — Значит, здесь они не были? — Сюда не приходили. Что-то странное прозвучало в словах Вики, да и в выражении ее лица осталась какая-то неопределенность. — Ну, давай заканчивай, — сказал Пафнутьев, посмотрев на часы, — пленки в диктофоне оставалось минут на пять. — Чем все кончилось?