— Тогда нет. — Вот и ответ на вопрос. Сыщики уже собирались уезжать. Но оказалось, что хозяин еще не договорил. — Алексей Николаич, я что хочу спросить, — начал он, наливая по новой рюмке ликера. — Слушаю. — Скажи, пожалуйста, куда наша держава катится? — В каком смысле? — удивился коллежский советник. — Да вот смотрю я вокруг и удивляюсь. Все как с цепи сорвались! Бомбисты, террористы, гимназисты… Жиды. Эти… либералы. Обыватели навроде меня. Никто власть не почитает и слушаться ее не хочет. Это с нашей стороны. — С какой нашей? — Со стороны населения, — пояснил старик. — Всяк сделался вдруг умным, требует конституцию, а околоточного норовит по матери послать. — Игнат Прович, — остановил хозяина сыщик. — Ты извини, нам пора идти. Скоро мосты разведут. В чем твой вопрос, не пойму? — Да что нас дальше ждет, объясни, — с раздражением произнес Пятибоков. — Население на нервах, власть уважать не хочет. А сама власть что думает? Как выкручиваться собирается? Ведь газету открыть страшно! Каждый день кого-то убивают, или взрывают, или поджигают. А им свободы подавай. — Власть так и думает: сначала успокоение, потом свободы. — Вот как, значит? А будет оно, это успокоение? Может, пора в деревню убегать? Затаиться где на выселке и сидеть там, пока все не кончится? Старик смотрел на Лыкова с надеждой. Видимо, он действительно переживал, не знал, к чему готовиться, и искал подсказки. — Шут его разберет, Игнат Прович, — ответил ему со вздохом сыщик. — Я и сам запутался. Революционеры решили, что с властью можно не договариваться. Свалить ее и встать у руля. А власть в ответ показывает такую же дурную волю. Ничего не менять, ни с кем не делиться, народ оставить жить в прежнем свинарнике. А кто против, того к ногтю. — И что же, Алексей Николаич? — расстроился Пятибоков. — Чего нам, простым людям, делать? Лыков только развел руками: — Как-то пережить это лихое время. Говорю: обе стороны состязаются в неуступчивости и глупости. Мир общества с властью возможен, как и любой другой мир, лишь на основе компромисса… — Чего-чего? — Ну сделки, договоренности. Мы вам это, а вы взамен нам то. — А… — сообразил хозяин. — Продолжай. — Для компромисса нужно желание с обеих сторон. Пока я его не вижу. Боюсь, что прольется очень много крови, прежде чем противники поумнеют. Ты еще в хорошем положении: сиди да покуривай. А нам с Сергеем Маноловичем приходится воевать. Против своего же народа. А как посмотришь — Матерь Божья! У кого правды больше? Сразу и не поймешь… Сейчас, пока такой разгул вокруг, вроде мы на правильной стороне. Порядок-то нужен! Но люди не просто так сбесились: им тесно жить в той узде, которую на них накинула власть. Нужны реформы. В России лучше, когда эти реформы спускают сверху, иначе они сами явятся снизу. Надо менять режим. Идти от самодержавия к конституционной монархии, парламенту, свободам… Но понимают ли это в Царском Селе? А что, если мы нынешний пожар затушим, и все останется, как есть? Вот тогда беда. Тогда, Игнат Прович, получится лишь отсрочка. Если царь-батюшка не даст народу, что тот хочет, следующий пожар будет последним. И уже никто не придет его тушить, и я в том числе. На этом беседа закончилась, и сыщики уехали. Азвестопуло косился на шефа, хотел ему что-то сказать, но не решился. А Лыкову было не до разговоров, он даже жалел, что разоткровенничался с агентом. Алексей Николаевич принялся ждать. Герасимову с Филипповым он о своей идее говорить не стал. Но подполковник сам откуда-то узнал о письме Трепова военным. Он телефонировал коллежскому советнику и спросил, что за секретная операция готовится в тридцать седьмой дивизии? Алексей Николаевич обещал подъехать и рассказать. Вообще-то он надеялся, что Пятибоков быстро управится с поручением. Но тот тянул. Не так-то просто залезть в казармы четырех полков, артиллерийского дивизиона и отдельного саперного батальона. Да еще если они расположены в разных концах Петербурга и в трех других городах. Сыщик появился у жандарма в полночь. Тот только что закончил доклад Трепову и теперь готовил задания подчиненным на завтра. Вот энергии у человека! Герасимов спал по пять часов в сутки, а все остальное время посвящал службе. — Поедемте со мной, расскажете по пути, — предложил он, увидев Лыкова. — А вы куда? — На явочную квартиру, встречаюсь с важным агентом. В Кронштадте готовится бунт! Хорошо бы предупредить. Коллежский советник и подполковник уселись в карету с затемненными стеклами. Следом двинулась пролетка с телохранителями. — Вы уж извините, Алексей Николаевич, до квартиры я вас довезти не могу, высажу на полпути. Конспирация. А другого времени поговорить нет. Доберетесь, куда вам надо? — Конечно. Значит, я подумал… Лыков рассказал начальнику ПОО о своем замысле. Не называя фамилии держателя подпольной конторы по найму. Закончил он так: — Если наши «японцы» прячутся в армейских казармах, мне сообщат. Как только узнаю, сразу к вам. Арестовывать пойдем вместе. Согласны? — Дай вам Бог удачи, Алексей Николаевич. Жду новостей! Жандарм торопливо протянул сыщику руку, крикнул кучеру: — Встань на секунду! Лыков нырнул в белесую питерскую ночь, экипажи быстро умчались. Он осмотрелся: — Где это я? Кажись, в Коломне… Вынул часы с гербом, щелкнул крышкой: второй час. Извозчиков не сыскать, придется идти на Стремянную пешком. Эх, служба. Ладно хоть Варенька его сейчас не ждет. А то вечно волновалась, не могла уснуть, пока мужа нет дома… Глава 5 Нашли! Пятибоков потратил на проверку армейских казарм целую неделю. Наконец он сообщил: на подозрении два места. Одно на Пороховском шоссе, у артиллеристов. Второе — в Новом Петергофе, у каспийцев. И там, и там солдаты что-то прячут от начальства. Так, что даже унтера то ли в неведении, то ли в доле и говорить правду отказываются. Азвестопуло оделся подобающе и показался шефу: — Ну, годится? — Как живой, — съязвил тот. — Я буду вам телефонить. Лыков рассердился: — Ты мне этот одесский говор кончай! В Министерстве внутренних дел служишь, а не в Апраксином дворе! — Что опять не так? — Говорил уже: не телефонить, а телефонировать. Отключу аппарат, будешь знать… Шеф, будучи обеспеченным человеком, оплачивал помощнику содержание домашнего телефона. По своему чину Сергей не мог претендовать на казенный аппарат, а платить сорок девять рублей пятьдесят копеек в год, как все обыватели, для него было накладно. Азвестопуло беззаботно рассмеялся и уехал в 18-й мортирный дивизион. Там представился дежурному офицеру и в сопровождении старшего писаря обошел все помещения части. Сопровождающий был предупрежден об истинном интересе «подрядчика». Он нарочно проводил Сергея в самые подозрительные места, куда просто так солдаты чужих не пускали. Азвестопуло напряг всю свою наблюдательность, держал уши на макушке, но все впустую. Что можно обнаружить беглым осмотром, если люди настороже? Вечером коллежский секретарь доложил начальнику: — Ничего! Остались два или три чулана, куда у меня не было повода зайти. Там попросту нет печей. И в склад боеприпаса меня тоже не пустили. И в конюшню, и в сенник — где пожароопасно и потому топить нельзя. Но ведь сейчас лето! Вшивобратия вполне может прятаться в сеннике. Что толку от такого осмотра… — А человек от Игната Провича как себя вел? — Старший писарь? Он сделал все, что мог. К нему претензий нет. Но в третьей батарее его самого гоняют, всем заправляют ярославцы. Там, кстати сказать, творится нечто загадочное. Жгут постоянно незнамо чего на заднем дворе. Вонь стоит на весь дивизион… Остатков хлеба у них почти нет. Патроны пропали, две тысячи штук. — Хлеб весь съедают, и патроны у них пропали? — оживился Лыков. — Едем туда. Вместе с охранниками — я обещал Герасимову действовать заодно. Опять началось согласование. Жандармам требовалось разрешение, чтобы войти в казарму вооруженной силой и обыскать целую батарею. Кому из военного начальства понравится такое? Даже влияния Трепова не хватило. Генерал-губернатор лично просил командующего войсками Петербургского военного округа великого князя Владимира Александровича. Тот артачился. Тогда Трепов схитрил. Он заявил великому князю, что в казарме могут скрываться террористы, которые готовят покушение на самого Владимира Александровича. Услышав такое, великий князь мигом подписал бумагу… Дело оставалось за малым: явиться на место и захватить банду Кольки-куна. Опять собралась арестная команда охранного отделения. На этот раз ее возглавил сам Герасимов. По случаю задержания подполковник оделся по форме, и Лыков впервые увидел начальника ПОО в мундире. Правда, жандарм приладил под него пуленепробиваемый панцирь. Во время вечерней поверки, когда артиллеристы молились на плацу, в казарму третьей батареи ворвались десять человек с револьверами. Они мгновенно обыскали все помещения, отобрали у дневального ключи от оружейной комнаты и усадили парня на пол. Алексей Николаевич подошел к перепуганному солдату, хлопнул по плечу: — Давай, говори, где они? А то сам знаешь, что тебе будет. Парень понятия не имел, что ему будет, но догадался, что ничего хорошего. И сразу же раскололся: — Тама. — Где тама? — На дворе, в старой прачечной.