Через пять минут из ворот вышел Куницын. Он глянул на эскорт, топтавшийся у экипажей, на Лыкова и ухмыльнулся: — Здорово, Алексей Николаич. Нашел, значит, нас? — Ну я же обещал. — Вижу, ты человек слова. И что дальше будет? Эти ребята с тобой? — Со мной. — Вызову-ка я Сажина, — лениво проговорил атаман, разглядывая арестную команду. — Пусть разгонит их к лешему своим маузером. Первый в полку был стрелок! — Тогда много крови прольется, — осадил его сыщик. — Пойдем, поговорим, как нам без смертоубийства обойтись. — А эти? — Эти пока тут постоят. И крикнул жандармам, обернувшись: — Ждите меня, я на переговоры! — Ну пойдем, — кивнул атаман. Часовой безропотно пропустил бывшего пленного и его спутника на территорию полка. Вшивобратия квартировала в пустом домике для холостых офицеров, в дальнем западном углу казарменного городка. — Офицеры воюют, а вы их комнаты заняли? — спросил коллежский советник для поддержания разговора. — Угу. — А с довольствием как? — Как-как? По солдатским рационам. — Объедаете царя? Куницын зло сплюнул: — Вот доберусь я еще до него! — Чем он тебе не угодил? — А тем, что не мужицких кровей. На пороге их встретил Сажин. Он недобро сощурился, глядя вдаль. Там чины арестной команды перебегали от дерева к дереву, оцепляя укрытие «японцев». — Ишь, как псы семенят… Николай, дай-кось, что ли, я их стрельну? — Погоди пока, нам с Алексей Николаичем сначала поговорить надо. Они зашли внутрь. Там в большой комнате теснилось восемь кроватей. Все здесь! — Товарищи, знакомься. Это Лыков, зовут Алексей Николаевич. Он сыщик, пришел по нашу душу. — А подвесить его к потолку заместо ланпы! — крикнул угреватый бритый детина со шрамом поперек лба. — Вот, это у нас Гришка Булавинов, — пояснил атаман гостю. — Несдержанный — страсть! Главный в роте матерщинник. Далее за ним… Но договорить он не успел. Бритый подбежал к сыщику и попробовал ударить его в лицо. Тот перехватил руку, пригнул нападавшего к полу. Остальные «японцы» столпились вокруг, но вмешиваться не торопились. Булавинов пытался вырваться, но безуспешно. Он начал зло ругаться. — Вот, я же говорил, — хмыкнул Колька. Сцена затягивалась. Бывший пленный сучил ногами, бранился и пыхтел. Наконец сил у него не осталось, и он обмяк. Лыков поднял его за ремень, оторвал от пола и понес к окну. Посадил под форточку, повернулся к атаману: — Николай Егорович, давай продолжай. Хочу с твоей вшивобратией познакомиться. Ивана Сажина помню. Кстати, спасибо тебе, Иван, что предупредил тогда. И никого не убил, хотя и мог. — На здоровье, — осклабился есаул. — Вижу, как из-за чужих спин высовывается баталер Кизяков. Здорово, Зот! — Здравия желаю, ваше высокоблагородие! — гаркнул матрос. — Еще вот с Булавиновым познакомился, — продолжил сыщик. — Но он не из седьмой роты. А кто из вас Василий Суржиков? — Я, — выступил вперед ничем не примечательный мужик. — А Михаил Чистяков? — Это я, — протиснулся к столу блондин с прижатой к боку левой рукой. — Что у тебя? Ранило? — Шимозой нерв перебило, теперь не гнется, — пояснил бывший пленный. Колька-кун удивился: — Да ты, Алексей Николаич, весь наш кадр знаешь. — Не весь. Вон того верзилу мне представь и рыжего, что у двери прячется. — Верзила — это Иван Косолапов, а рыжий — Иван Бубнов. — Иван Бубнов? — переспросил гость. — Есть такой человек в сыскной полиции градоначальства. Имеет классный чин! Не родственник твой? Рыжий скривился: — Не, среди фараонов родни не имеем… Это прозвучало как оскорбление, но Лыков решил не обострять разговора. Он спросил Кольку: — Чего это у тебя в команде одни Иваны? — Потому что мужики, — отрезал атаман. Но тут же подобрел: — Вот только морячок у нас городской. Прибился на пароходе, ну и взяли к себе. — Ага! — влез Кизяков. — Пока два месяца теллапупию грызли, подружились. — Что грызли? — не понял Алексей Николаевич. — Теллапупию. Рыба такая. — Сам ты теллапупия, — рассмеялся сыщик. — Рыба называется тилапия. Он балагурил, а сам при этом мысленно составлял приметы людей. — А зачем к нам все-таки сыщик явился? — неприязненно спросил от окна Булавинов. — Да он полицию привел, нас арестовать чтобы, — пояснил атаман. Все сразу загалдели. — Тихо! — скомандовал сыщик. Но на него тут же наскочил Косолапов: — Ты тута не кричи, мы таких начальников еще в Маньчжурии в гробу видали! — А себя не хочешь в гробу увидать? Вшивобратия враз умолкла. — Надо будет — и умру, — ответил парень. — За правое дело не жалко. — Не торопись на тот свет, даже за правое дело, — серьезно сказал коллежский советник. — Я сюда для того и пришел, чтобы жизни ваши спасти. Там двадцать пять вооруженных чинов Петербургского охранного отделения. А в помощь им вызваны городовые Петергофской наружной полиции. Всего наберется с полсотни штыков. Люди слушали и мрачнели, кто-то стал высматривать облаву в окно. Алексей Николаевич продолжил: — Крови на вас пока, слава Богу, нет. За агитацию много не дадут. Самое серьезное наказание грозит Николаю Егорычу — за то, что пришел с бомбой в полицейский участок. Там тоже все остались живы, но каторга атаману обеспечена, тут деваться некуда. Сажин фыркнул: