— Через два часа. Аккурат покушать успеете. — Решено. Трактирщик — это явно был Мишка Брюхатов — плеснул рябиновую в чайный стакан с подстаканником. Пояснил: — Это ежели урядник зайдет. — Угу. — А вы сами, вашество, кто будете? Сверло вон какое большое, никогда таких не видал. — Я геолог, полезные ископаемые ищу. — Во как! А разве они тут есть? Тут только пьяницы, прости господи. — А я торф ищу. Господа одни наняли, хотят деньги вложить. — Да ну? Торфу у нас… Мишка в энергичных, но непечатных выражениях дал оценку запасам торфа в волости и во всем уезде. Лыков взял пирог и настойку, сел к окну, осмотрелся. Грязно, пахнет горелым маслом. Но ему здесь важно другое. Где обитают куницынские? Если они в Петербурге, то когда и как возвращаются? Сыщик еще не решил, чего он хочет, арестовать Кольку или предупредить. Вдруг коллежский советник затылком почувствовал опасность. Он покосился через плечо. Из задней двери вышли двое: Сажин и Булавинов. Лица суровые, глазами так и шарят вокруг. Что за черт? Почему они такие нервные? Сажин подошел прямо к сыщику, вперил в него взгляд. Тот замер. Что с ним сделают, если узнают? Убить, наверное, и впрямь не убьют, но морду начистить могут. Чтобы не шпионил! А полковник Лыков уже отвык от подобных приключений. Несколько секунд есаул разглядывал «геолога» и его снаряжение. Потом направился к стойке, спросил что-то у Брюхатова. Тот коротко пояснил. И Сажин, удовлетворившись услышанным, отошел. Поверил! Алексей Николаевич не успел перевести дух, как «японцы» снова забеспокоились. В буфет ввалился какой-то малый в косоворотке. На носу его красовались очки — с простыми стеклами, как сразу отметил сыщик. Что еще за ряженый в фальшивых очках? Неужели сыскная полиция тоже выследила вшивобратию и прислала сюда агента? Плохо дело: парня сгоряча могут покалечить. Между тем Сажин с Булавиновым не тратили время зря. Они зашли новому посетителю за спину, пока тот разглядывал стойку, и напали. Схватили под руки и силой затащили в каморку. Буфетчик отлучился на кухню и не видел этого. Лыков сидел как на иголках и не знал, что предпринять. Точно ли сейчас мордуют его коллегу? Должен ли он вмешаться и выдать себя? Но ситуация развивалась непонятно; хорошо бы сначала разобраться. И он сдержался. Из-за двери слышались удары, крики, возня — похоже, субъекта в косоворотке крепко лупили. Тут наконец-то вернулся буфетчик. Он сразу бросил полотенце и ринулся на шум. — Это не он! Пустите его! Мишка взял чудака с фальшивыми стеклами за пояс и вытащил обратно в зал. Следом появились Сажин, Булавинов и — сам Колька-кун. Атаман сердито спрашивал буфетчика: — Почему не он? Он! Вишь, очки на носу обманные. Шпион, как и обещали! — Да это наш волостной писарь Ляхов, он тут каждый день бывает. — Но очки, очки! Писарь испуганно вжал голову в плечи и промямлил тонким тенором: — Я их ношу для интеллигентности. — Для чего? — Ну, чтобы выглядеть образованнее… — Тьфу! Нашел, кем прикинуться. Атаман понял, что с парнем вышла ошибка. Он обнял его за плечи и повел к стойке: — Извини, обознались. Мы шпиона ждем. А тут ты с такими стекляшками. Вот и подумали. Михаил! Налей ему на наш счет, пусть утешится. Но писарь, как только его отпустили, опрометью кинулся прочь из буфета. Доминошники последовали его примеру. — Теперь к уряднику побежит, — вздохнул буфетчик. — Пора вам, ребята, того. Пожили и хватит. Затем обратился к Лыкову: — Вы, вашество, тоже уходите. Обеда не будет, видали, чё вышло. С вас полтина, со скидкой за причиненное неудобство. Алексей Николаевич отсчитал без сдачи, взвалил на плечо бур и вышел из заведения. Недопитую бутылку прихватил с собой. Что делать? Придет урядник. Можно показать ему документ и приказать арестовать вшивобратию. Но тех трое, а то и больше. Остальные, весьма вероятно, прячутся где-то поблизости — что сделает с ними служивый в одиночку? Сам же Лыков предпочел бы не участвовать в задержании «японцев». Более того, он едва не вернулся с улицы. Так захотелось предупредить Кольку-куна: не ходи в пивную на Шлиссельбургском, твой знакомый Галкин — предатель! Но удержала только что виденная сцена расправы с волостным писарем. Ведь они ждали агента полиции. Знали, что тот должен заявиться, и подготовились. Вот навешали бы им с Азвестопуло, если бы он взял помощника с собой, как тот просил. Лыков уехал из Мурино раздосадованный. Теперь «японцев» будет трудно найти. Ниточка, что отыскал Ясырев, оборвана. Линия с Митькой Фаем тоже стухла: после нападения на Лесной участок документов у ребят сейчас хватит на всю седьмую роту. Причем настоящих, с полицейскими отметками. Остается только Герасимов с его агентом, но этого-то сыщик как раз не хотел. Он заявился к Ясыреву как был, в гриме. Прислуга нехотя допустила неизвестного человека до хозяина. Когда тот увидел гостя, ахнул: — Это вы из Мурино в таком виде? Ловко! — Да плохо там все обернулось, — огорошил полковника коллежский советник. Когда он рассказал, что произошло на постоялом дворе, Ясырев был поражен. — Они вас там ждали? Выходит, Мишка Брюхатов предал меня? Но этого не может быть! Для чего ему? — Тем не менее, Евграф Ильич, предал. Чуть я своими боками «японцев» не отдул. — Зачем, зачем ему это? — продолжал взывать сам к себе Ясырев. — Мишка просто жадный скот. Я дал ему за сведения приличные деньги. Чего еще надо? — А буфетчик происхождением из крестьян? Полковник возмутился: — Какое там! Он уж забыл, как навоз пахнет. — И все-таки, Евграф Ильич, Мишка из мужиков? — Ну да. Но тому сто лет в обед. — Вот вам и ответ на ваш вопрос. Ясырев аж сел. Долго морщил лоб, потом произнес: — Если они Брюхатова сумели распропагандировать… Тогда, Алексей Николаевич, это очень опасные люди. — Я вам с самого начала говорил. — М-да… Что же теперь делать? Я могу лишь вернуть вам пятьдесят рублей. С извинениями. — Полно, полно. Вашей вины тут нет. Доверились старому знакомцу… — Он никогда меня раньше не подводил! Я и помыслить не мог… — Шут с ними, с пятьюдесятью рублями. Они все равно казенные и даны мне на агентурную работу. В следующий раз будете чуть более рьяным. — Да всей душой! Наизнанку вывернусь! А Мишку я накажу. Вот стервец. Обязательно накажу, иначе пострадает мой авторитет, и каждая дрянь начнет меня обманывать. Ясырев стал вслух придумывать планы мести, и Алексей Николаевич ушел. Пять червонцев за неделю беспокойства было, конечно, многовато. Особенно если учесть, что получилось на итог. Но не хотелось обижать заслуженного человека, который не раз еще пригодится. И сыщик решил вычеркнуть эту сумму из расходной ведомости и списать себе на убытки. Тех денег, что он получал по должности, ему одному теперь хватало с лихвой — не обеднеет. Не снимая бура с плеча, Лыков ввалился в кабинет к Филиппову, чем произвел фурор. Владимир Гаврилович даже созвал оказавшихся в наличии агентов, чтобы они поучились искусству грима. Особенно надворного советника поразили шурфы с образцами торфа, что высовывались из сумки. — Вы что, действительно бурили? — Конечно. Надо было измазаться для убедительности. Да и попотеть всерьез. — Вот, господа, учитесь, как следует относиться к делу! — вскричал Филиппов, обращаясь к подчиненным. — И это в чине коллежского советника! — Дело не в чине, Владимир Гаврилович, — мягко возразил Лыков. — Очень хотелось оттуда целым вернуться. Помните, коллеги, что от качества грима может зависеть ваше здоровье. А то и жизнь. Когда все ушли, департаментский сыщик рассказал сыщику градоначальства, как и для чего он съездил в Мурино. Филиппов констатировал: — Теперь их по окраинам искать бесполезно. — Именно так. А что Фай, сказал что-нибудь дельное? — Сказал, да что толку? После Лесного, сами понимаете, его сведениям грош цена. У вшивобратии своих бумаг завались. — Что намерены делать дальше? — А что я могу, Алексей Николаевич? Мужики как мужики, бесприметные. Таких в столице сотни тысяч. Единственная настоящая примета, что у одного из них левая рука не сгибается в локте. Ищем. Все вокзалы, рынки, пассажи наблюдают мои филеры. Как где-то клюнет, сразу сообщу. — А казармы? Вряд ли ребята забросили агитацию.