— Родоначальник которого принес ложную клятву на Евангелии? — сообразил Лыков. — Ну, однако… Говорят, с тех пор все Мазурины или алкоголики, или сумасшедшие. — Так и есть. Один даже на каторгу пошел за убийство ювелира. На первом этаже бал, сестра замуж выходит. А он на втором тело на куски режет, в сундук чтобы запрятать. Да и остальные не лучше… Род купцов Мазуриных, владельцев огромной Реутовской мануфактуры, печально прославился своим вырождением. Говорили, что после клятвопреступления их деда на всю фамилию легло проклятие. — Так наш товарищ Владимир из них, — констатировал сыщик. — Вот скотина. Что еще о нем имеете сообщить? Чиновник замешкался. — Ну, смелее. Если он мне попадется, можете после этого перестать бояться. Охранник поглядел на питерца не без иронии и сказал: — Их там человек сто! — Где там? — Мазурин руководит боевой дружиной Казанской железной дороги. — А как же он тогда оказался на Пресне? — задумался сыщик. — Может, Войлошникова расстрелял какой-то другой товарищ Владимир? — Может быть. Но наш, согласно последним сведениям… еще перед взрывом… Коротко говоря, Мазурин входит в головку вожаков обороны Пресни. С Казанки его перевели туда для усиления. — Значит, он! Еще что-нибудь вспомните? Особые приметы, привычки, родственники в Москве… Любовница была у него? Чиновник задумался, наконец сказал. — М-м… Рост — два аршина семь вершков[71], волосы темно-русые, усы и бороду бреет. Глаза карие. Возраст — двадцать три года. Особых примет нет. Привычки? Любит петь. — Петь? — Да. Голос у него, кстати, неплохой. — Что он поет? — уточнил коллежский советник. — Народные песни. Любимая — «Мой костер в тумане светит». Мазурин, когда тут сидел, частенько ее напевал. Что еще сказать? Хладнокровный, отчаянный. — Неужели фотокарточки не сохранилось? — усомнился Азвестопуло. — Может, и уцелела, только как ее сейчас в подвале найти? Сыщики поблагодарили собеседника и ушли. Им требовалось где-то поселиться и обдумать дальнейшие действия. Когда они приехали на вокзал за вещами, то едва сумели попасть внутрь. Всюду командовали военные. Полицейский билет Лыкова не произвел на них впечатления. Со стороны Виндавского вокзала слышалась частая стрельба, а со стороны Казанского — лишь редкие выстрелы. Это семеновцы начали расширять границы правительственных владений. Питерцы забрали чемоданы и пешком отправились в Хохловский переулок. Здесь, напротив Троицкой церкви, держал номера отставной надзиратель сыскной полиции Панченко. Он служил еще при Эффенбахе, знал Лыкова смолоду и был человек неболтливый. Место казалось безопасным. Хоть Хитровка и находилась совсем рядом, но в условиях вооруженного восстания близость уголовных была не так страшна. Неподалеку Покровские казармы, Мясницкая часть, да и отставного сыщика хитрованцы старались не трогать. Панченко обрадовался гостям: — Алексей Николаевич, сколько лет, сколько зим! А это кто с вами? Заместо Валевачева который? Хозяин поселил приезжих в лучшем номере, накормил из буфета и удалился. — Ну, Сергей Манолович, давай думать, — приказал коллежский советник, когда они остались одни. — Ловить Мазурина у нас нет никакой возможности, — сразу же категорично заявил Азвестопуло. — Кроме того, вовсе не факт, что расстрелял вашего товарища именно он. — Согласен. А так хочется сказать ему: спой напоследок… Коллежский советник мечтательно зажмурился, потом посмотрел на помощника неприятным пустым взглядом: — Удавил бы своими руками… Сергей никогда еще не видел шефа таким и поежился. Действительно, удавит и не поперхнется. — Нельзя! — строго сказал он. — Да и некогда. Нам поручено отыскать «японцев». Тут уж не отвертишься. — Опять согласен. Но как их искать? Лыков давно уже придумал, как. Но ему хотелось узнать, что предложит его помощник. Выяснилось, что тот тоже имел готовый план. — Начать надо с Кольки-куна. Он, со слов вашего приятеля, бандита Сажина, воюет в Симоновской слободе. Начальником над дружинниками или как-то так. В сыскной рассказали: там создан целый военный лагерь, обнесенный со всех сторон баррикадами. Полицию рабочие прогнали еще три дня назад, и теперь у них самоуправление, так называемая «Симоновская республика». — Что, идем туда? — поддел помощника шеф. — Да, но только вместе с армией. Вдвоем нам всю толпу не одолеть, хотя бы один из нас и поднимал двадцать пудов, — парировал коллежский секретарь. — Значит, нужны две вещи, — подхватил Лыков и покосился на Азвестопуло — согласен ли тот? Грек кивнул: — Первая — узнать планы военных, чтобы присоединиться к ним в нужный момент. Это легко. — А вторая? — Вторая, Алексей Николаевич, — узнать обстановку в слободе и вокруг. А это уже трудно. — Молодец, правильно рассуждаешь, — одобрил Лыков. — Как попасть в слободу? Вываливай идеи, какие есть. — Если пойдете вы, то можете встретить там Кольку-куна. Нынче Сажин нас не прикончил, а, наоборот, выручил. Выручит ли атаман? Алексей Николаевич задумался. Тут Сергей спросил: — И кстати, объясните дураку. Что значат ваши слова: помоги нам, и будем квиты? Я ведь для них тогда билеты покупал в Финляндию? Лыков кивнул: — Для них. Азвестопуло констатировал: — Чиновник из Департамента полиции спас от той же полиции шайку бандитов. Хорошее дело! — Тогда они были не бандиты, а порядочные мужики. — Но где вы их отыскали? Где прятали? — Отыскал в Александровской слободе, ты об этом догадываешься. А прятал на своей квартире. — Ну… У меня слов нет! — Вот и промолчи. Услышал — и забудь. — Я-то забуду, — разволновался грек, — но вот забудут ли они? А если кто из вшивобратии попадет в плен? И на допросе расскажет, как скрывался на Стремянной? Что тогда будет с вами? — Предлагаешь их убить? Чтобы заткнуть рот навсегда? Дурново то же самое советовал. — Нет, но… Сыщики помолчали, потом Азвестопуло пробормотал: — Ну мы и влипли. — Не мы, а я. — Мы, Алексей Николаевич. Я ведь обязан доложить о том, что сейчас услышал, начальству. А поскольку делать этого не собираюсь, то становлюсь недоносителем. — Извини, но я решил, что ты должен знать правду. — Правильно сделали, что сказали. Давайте вместе думать теперь, как выпутаться. — Самое для меня страшное, Сережа, уже случилось. Нынче утром. Когда я спросил Сажина, убил ли он кого-то, есаул промолчал. Значит, на нем теперь кровь. И это мой крест пожизненный. Кого он там застрелил? Солдатика или нашего товарища, городового? И я, понимаешь, я вывез Сажина в Финляндию! Всех восьмерых вывез. А они теперь в Москве и воюют. Но ведь тогда были другие люди, приличные, не хуже нас с тобой! Как это произошло? Как они наизнанку вывернулись? И мог ли я заранее догадаться об том? Не понимаю. Сергей молча достал из саквояжа бутылку коньяку, налил шефу полстакана, а себе вдвое меньше. Сыщики выпили. Через минуту Лыков сказал уже спокойным голосом: — Что сделано, то сделано. Глупо об этом жалеть. Извини за истерику. — Но…