— Я думаю, что тогда, в той ситуации был прав. Наше государство иногда чудовищно, скажем об этом прямо. Власть безмозглая, умеет только карать. А эти люди, хлебнувшие лиха в плену, едва не умершие от голода в собственной деревне, зарытые живьем в могилу… Как я мог отдать их на съедение Герасимову? Разве он стал бы разбираться в обстоятельствах мужиков, искать им оправдание? Нет, конечно. А я стал. И понял, что мы, баре, во многом перед ними виноваты. — Это вы-то барин?! — вскинулся Сергей, но Алексей Николаевич тут же его оборвал: — Конечно. Ни ты, ни я землю не пахали и хлеб не сеяли. И живьем нас в могилу не зарывали, из-за того что всякие негодяи хотели поиметь за счет казны лесные концессии. Короче говоря, я их оправдал. И отпустил. Теперь готов нести полную ответственность… — Лучше не нести, — испуганно перебил грек. — Лучше, — согласился Лыков. — Но, если вдруг придется, помни: я ни о чем не сожалею. Тогда, в той ситуации — я был прав. — Хорошо, продолжим. Я начал с того, что если вы явитесь в Симоновскую слободу и там попадете на Кольку, это будет плохая встреча. Даже если разойдетесь миром, если он не забыл про должок и отпустит вас, что дальше? Атаман будет знать, что вы приехали в Москву по его голову. — Этого я и хочу! — горячо воскликнул сыщик. — Как это? — не понял Азвестопуло. — Конечно. Мы поговорим и разойдемся. Я объявлю ему войну. Пусть знает. — А потом? — Потом суп с котом! — А серьезно? — продолжил настаивать грек. — Видно будет. Откуда я знаю, как сложится? Может, я его убью, может, он меня. — Но их восемь человек. — Сергей! Идет восстание. То, что было до приезда гвардии, лишь прелюдия. Сейчас начнется страшное дело: уличные бои, в которых русская армия будет воевать против русского же народа. Кто из них живым оттуда выйдет, откуда мне знать? — Но, если случится, вы готовы застрелить любого из вшивобратии? — В бою — да. Так же, как и они меня. А теперь и тебя тоже. — Понял. Но как быть с риском, что «японцы» попадутся и на допросе выдадут своего укрывателя? — Никак. Буду надеяться на их порядочность. — Бр-р!!! — Азвестопуло сердито замотал головой. — Придумали вы себе приключений на лысеющую голову, Алексей Николаевич. Двадцать пять лет беспорочной службы псу под хвост. Поймать, потом отпустить, войти в положение, пожалеть… А теперь сидеть и бояться, что тебя за твою доброту и продадут. Страсти-мордасти. Так только в книжках для институток бывает! — Увы, как видишь, и в жизни тоже. Ну, пошли? — В сыскной гардероб, принарядиться? — Нет. Так двинем, по-простому. — Так? — испугался Сергей. — Раскусят же. — Имеется одна идея, — успокоил помощника коллежский советник. Глава 11 Кровь на улицах Москвы Два сыщика, не скрываясь, подошли к Подонскому переулку. Присмотрелись: жизнь текла своим чередом. В Симоновскую слободу валил народ, и оттуда выпускали без помех. Караул около баррикады вел себя либерально. Можно попробовать… Лыков выбрал двух дружинников и обратился к ним: — Здравствуйте, товарищи. Один, в грязной робе, на вид рабочий, посмотрел настороженно и не ответил. Второй, длинноволосый студент в тужурке с арматурой сельскохозяйственного института, был приветливее: — Здравствуйте. — Нам бы увидеть Николая Егоровича. Дружинники ответили хором. Студент спросил: — А зачем он вам? Рабочий отрезал: — Не знаем мы никакого Николая Егорыча! Лыков обратился к студенту, понизив голос: — Есть возможность купить десять браунингов. Караул тут же расступился. Волосатый приказал: — Следуйте за мной. Они пошли по бесконечно длинному Симоновскому валу. Справа выглядывали из земли приземистые редуты пороховых погребов. Лыков кивнул на них и спросил у сопровождающего: — Не страшно? — Чего? — Делать революцию рядом с такой пороховой бочкой? Студент сделал важное лицо и ответил: — У нас с караулом договор о нейтралитете. — И Крутицких казарм не опасаетесь? В казармах стоял батальон Двенадцатого гренадерского Астраханского полка. Студент покровительственно усмехнулся: — Да они сами нас боятся! Забились, как мыши в норы, и дрожат. Потом вдруг добавил: — Там есть сознательные солдаты, они нам помогают. Но это секрет! — Могила, товарищ! — в тон ему ответил Лыков. Они обогнули монастырь, вышли на Сергиевскую площадь, главную в слободе, и по Старосимоновскому проезду добрались до корпусов Центрального электрического общества. Выяснилось, что штаб дружины Кольки-куна помещался именно здесь. Сам командир занимал кабинет директора. Из большого полукруглого окна открывался хороший вид на Москва-реку и правобережные улицы. — Товарищ Николай, к вам насчет браунингов, — доложил студент, пропуская сыщиков внутрь. Колька увидел Лыкова и удивился: — Ты откуда взялся? Тот покосился на студента, парень неумело козырнул и вышел за дверь. — Поговорить пришел. — О чем? Только быстро, у меня мало времени. Атаман очень переменился, и не в лучшую сторону. Помятое лицо, красные от недосыпа глаза и властный голос человека, привыкшего решать чужие судьбы. — Ты Сажина давно не видал? — Позавчера разговаривали, — ответил «японец», оглядывая Азвестопуло. — А это кто с тобой? — Мой помощник. — Который печки смотрел? Ну-ну. Так что насчет Сажина? — Я встречался с Иваном вчера. Когда выносил с Пресни тело своего товарища, убитого дружинниками.