— Что за товарищ? — спросил Колька без особого интереса. — Войлошников, начальник сыскной полиции. — А! Сатрап, значит? И что дальше? — Его казнили на глазах у жены и маленьких детей. Вломились в квартиру, вывели на улицу и прямо под окнами расстреляли. — Так война идет, Лыков. Ты и не заметил? — На войне тоже есть правила. — То на обычной. А у нас гражданская, русский пошел на русского. Тут уж кто кого. Атаман говорил о страшных вещах равнодушно, как о чем-то очевидном и не очень существенном. Тут в комнату без стука ворвался еще один студент, на этот раз из университета. Он крикнул: — Товарищ Николай! Со стороны Кожухово лезут четыре драгуна! — Это разведка, — спокойно пояснил атаман. — Хотят выведать нашу карточку огня. — И что нам делать? — Сколько там наших? — Двадцать. — Подпустите их поближе и перебейте. Только пусть стреляет не больше трех человек. Студент возразил: — Трое всех не перебьют. — Ну, уползет один-другой. Это ловушка. Пусть думают, что нас там мало. — Есть! Студент убежал, и тут же вошел крепыш с туповатым лицом, в кожаном фартуке. — Товарищ командующий, что с ефрейтором делать, а? — Он сказал, что спрашивали? Парень ухмыльнулся во весь рот: — А то! Как я ему хлебало раскурочил, все выложил… — И какие новости? Крепыш — видимо, забойщик с городских боен — принялся чесать затылок: — Э-э… Семеновцы готовятся нас штурмовать. При них полубатарея. — А казаки? — Казаки, бает, на Пресне завязли, не до нас им. Колька кивнул и опять повернулся к Лыкову. Парень бесцеремонно взял вождя за рукав: — Так что делать-то с ефрейтором? Кокнуть? — Нет, он нам еще пригодится. — Да как? — судя по всему, башколому[72] очень хотелось зарезать пленного. — Обменяем на наших. Запри его пока где-нибудь. Парень вышел, крайне недовольный. Куницын обратился к Лыкову: — На чем закончили? — Что гражданская война. — Точно! Ты чего ко мне пришел, Алексей Николаич? На революцию пожаловаться? — Скажи, ты много уже русских перебил? — А! — «японец» отмахнулся, как от назойливой мухи. — Какая разница? Не считал, сколько. Некогда считать, Лыков. Надо царизм свергать. Сыщик смотрел на атамана во все глаза и поражался. Это был совсем другой человек, ничего общего не имевший с тем, кого он осенью спасал от полиции. Тот, кажется, понял, о чем думал Лыков: — Что, жалеешь уже, что нас тогда отпустил? — Жалею. — Ну так ступай, откуда пришел. — Значит, война между нами, Николай Егорыч? — Война, Алексей Николаич. Попадешься — пристрелю. — Ну уж и ты не обижайся, ежели что… — Ступайте отсюда, царские опричники, — рассердился Колька-кун. — А не то передумаю и оставлю здесь, как аманатов[73]. Полицейские вышли в приемную, и тут же к руководителю боевой дружины повалили товарищи по революции. Воспользовавшись сутолокой, Алексей Николаевич решил осмотреться. Два сыщика спокойно изучили обстановку. Лыкова поразило, как восставшие укрепили район. На всех проезжих улицах стояли по две-три баррикады, эшелонированно, одна за другой. В домах напротив были оборудованы огневые точки. Возле каждого рубежа обороны торчали санитары с носилками. Во дворах тут и там горели костры и толпились вооруженные люди — скрытые резервы. На Сергиевской площади уполномоченные выдавали дружинникам патроны из ящиков, целыми горстями. С колокольни Рождественской церкви смотрели во все стороны наблюдатели. Боевики мобилизовали пролетки и могли быстро перебрасывать на них подкрепления в нужное место. Сыщикам попался мастеровой, который тащил корзину. Она была доверху наполнена самодельными шипами, скованными на три грани: брось такие на мостовую, и лошади не проедут. Еще один студент нес цинки с патронами. Неужели у «республиканцев» есть даже пулеметы? Во всем чувствовались порядок и знание военного дела. Не похоже, чтобы здесь распоряжался рядовой сибирский стрелок. Кольке-куну явно помогали серьезные люди с хорошей военной подготовкой. Вечером в Кремле собралось очередное совещание. Его вел адмирал Дубасов. Присутствовали командующий войсками Московского военного округа генерал от инфантерии Малахов, его квартирмейстер генерал-майор Шейдеман, командир лейб-гвардии Семеновского полка Мин, московский градоначальник барон Медем, вице-директор Департамента полиции тайный советник Рачковский и коллежский советник Лыков. Все слушали доклад Алексея Николаевича о его наблюдениях в «Симоновской республике». Опасная слобода угрожала сразу двум железным дорогам — Окружной и Московско-Казанской. По последней вот-вот должны были прийти подкрепления, и потому требовалось обеспечить им безопасный проезд. Батальон полковника Римана с боями пробивался на восток, очищая станцию за станцией. А тут в самой Москве целый укрепленный район, наполненный бунтовщиками… Лыков показал на карте узлы обороны и стал излагать свои соображения: — Лезть со стороны железнодорожного полотна я не вижу смысла. Мы будем в чистом поле, а мятежники укроются за насыпью. — Выбить их пушками! — подал идею Рачковский. Все хмыкнули, а коллежский советник осведомился: — И уничтожить при этом само полотно? Вице-директор покраснел и в дальнейшем помалкивал. Лыков продолжил: — Единственный удобный подход — с севера. Слобода похожа на средневековый город. На западе и на юге ее охраняет Москва-река. На востоке — Сукино и Карачаровское болота, плюс там слабая дорожная сеть. Мятежники все это понимают, потому ждут нас со стороны Крутицких казарм. А там Новая слободка и Рогожа, где у них наверняка агентура. Все наши приготовления будут им заранее известны. — Однако вы все-таки предлагаете ударить с севера? — догадался Шейдеман. — Точно так. Но сначала предпринять ложную атаку от Тюфелевой рощи. — Сами только что сказали, что со стороны полотна нет смысла атаковать! Потом, у нас там и войск нет никаких. — Я же говорю: ложную. Можно перебросить по железнодорожному мосту из Котлов кавалерию. Часть ее укрыть в роще, а часть послать в обход, на станцию Угрешскую, и оттуда имитировать атаку. Задача — растащить силы дружинников по всем направлениям, чтобы в месте настоящего штурма их оказалось меньше. — Так. А откуда будет настоящий штурм? — пробасил адмирал Дубасов. — Из-за реки. — Покажите. Лыков подошел к карте и ткнул карандашом во Всехсвятский мост. — Вот здесь пустить семеновцев и драгун. От фабрики Цинделя их поддержит артиллерия. Фабрика Цинделя располагалась на другом берегу Москва-реки. Два дня назад она была разгромлена войсками, сильная боевая дружина ушла оттуда на Пресню. — Опасно, — заявил градоначальник Медем. — Тут баки с керосином[74]. Если пушки их зажгут, такое начнется… — Пусть артиллерия бьет по заводам, — возразил сыщик. — Главные силы боевиков на баррикадах, а еще в заводских корпусах. Там мы их прижмем и задушим.