— Вдруг Иван Бубнов знает? — предположил «японец». — Бубнов? Рыжий? — Ага. — Он разве не с атаманом? Я думал, он один из тех двоих, что сейчас при Куницыне. А второй Кизяков. — При атамане нет никого из вшивобратии, — сообщил сухорукий. — Зот, морячок наш, после Кронштадта так и потерялся. А Ваня Бубнов в Москве в плен попал, в Замоскворечье где-то. Семеновцы тогда еще не подоспели, и Бубнов уцелел. Так бы светил ему военно-полевой суд. Но нашлись добрые люди, адвокаты называются, и отоврали Ваню от казни. — Отоврали? — удивился сыщик, но быстро сообразил: — Свидетелей ложных нашли? — Ага. И бумажки подделали. Будто он на полдня раньше попался, чем военное положение ввели. Потом Ваня убежал. Я встретил его в конце августа на дебардакере Финляндского вокзала. — Где-где? — На дебардакере. — Хм. Пусть так. Значит, Бубнов в Петербурге или наведывается сюда. — Ага, — опять кивнул Чистяков. — Колька-кун меня про Ваню спрашивал. Не знаю ли я, как его найти. Нужен, мол. Я и сообщи, где его видал. Лыков подумал и заявил: — Можно попробовать. — Чего? — Поискать рыжего в поездах на Финляндию. Возможно, ему понравилась моя идея. Помнишь, что я сказал, когда вас туда отвез? Там спокойно, а столица близко. Поселиться где-нибудь в Куоккале, и можно полиции не бояться. Если бы я был беглый, так бы поступил. Значит, надо поставить филеров на всех станциях перед Петербургом. В тех же Озерках и Шуваловке, к примеру. — Алексей Николаевич, а что нам даст, что мы Бубнова найдем? Только в тюрьму его опять засадим. Нехорошо как-то. Эх, зря я сболтнул! — Бубнова ищет Колька-кун. И найдет по твоей подсказке. А может, уже нашел. Выследим рыжего — выйдем на атамана. Понял? Калека лишь покачал головой: — Ай-я-яй… Продал я Ваню с потрохами… Дурак сухорукий… В конце концов Алексей Николаевич пообещал «японцу» оставить Бубнова на свободе. Нужен-де только атаман, а без рыжего царизм как-нибудь обойдется. Михаил ушел, видимо не очень поверив словам сыщика. А тот уже принял решение. Он послал следом за гостем филера. «Хвост» довел Чистякова до квартиры в Восьмой роте Измайловского полка. За инвалидом установили наблюдение и быстро выяснили, что тот перестал хлопотать о пенсии. Все свое время этот неустроенный и полуголодный человек тратил теперь на дежурство в Финляндском вокзале! Похоже, он решил сам найти товарища и предупредить об опасности. А может, хотел отыскать Кольку и сдать полиции? Лыков не стал разбираться, а продолжил слежку. И уже через два дня она дала результат. Филер телефонировал коллежскому советнику из участка. Сухорукий высмотрел среди приезжих чернявого мужчину, подошел к нему, и они о чем-то поговорили. А потом поехали в Нобелевский народный дом. С единственной целью — сбить со следа возможную слежку: вошли в главный вход, а через минуту выскочили из служебного. Но филеры такой прием хорошо знали и не попались. Наблюдаемые прыгнули в извозчика и отправились на Минеральную улицу. У агентов был экипаж, и они сумели проследить их до места. Но дальше вести объект не представлялось возможным. Длинная Минерашка, редко застроенная одно- и двухэтажными домами, была вся на виду. Филера негде поставить, он сразу будет заметен. А тем более извозчика! Даже среди плотной городской застройки филер-извозчик — очень трудная роль: стоит экипаж, не на бирже, а в неположенном месте. И никого не сажает. Тут же возникает вопрос, а почему? Обычно возница говорит, если кто его спросит: барина караулю. Он здесь кувыркается с чужой женой, а мне велел ждать. И то тяжело, поскольку дворники норовят прогнать, чтобы лошадь не нагадила на их участке. А в Полюстровой деревне и на барина не свалишь… Лыков велел снять наблюдение, чтобы не спугнуть добычу. Что за чернявый оказался на вокзале? Агент описал его как высокого человека, одетого в дорогое котиковое пальто. Ничего общего с нищебродом Ваней Бубновым незнакомец не имел. Кроме роста! И коллежский советник, загримировавшись, сам отправился на Финляндский вокзал. Он просидел там девять часов и уже решил, что зря теряет время. Но под утро в зал ожидания вошел долговязый щеголь в котике. Пальто было расстегнуто, поверх жилета красовалась золотая цепочка. Богатый жуир, да и только. Но сыщик сразу узнал Бубнова. Неудивительно, что в таком образе он спокойно проходил мимо филеров. Те искали рыжего замухрышку, а им представлялся жгучий брюнет в дорогом платье. Алексей Николаевич дал «японцу» сесть в поезд и доехать до Белоострова. Там его арестовали и препроводили на Шпалерную. При обыске у Бубнова нашли заряженный штейер и багажную квитанцию. По ней в камере хранения Финляндского вокзала полиция изъяла корзину, в которой обнаружились процентные бумаги. Их похитили месяц назад эсеры-максималисты, напавшие на почтовый вагон вблизи Белой Церкви. Сначала бросили внутрь железнодорожную петарду, а потом ворвались и убили всех, кто был в вагоне… Завладели денежной корреспонденцией на сумму двадцать тысяч. Добыча состояла в основном из облигаций. Участь «японца» после этого была решена… Коллежский советник вызвал к себе арестованного в тот же вечер. Увидев Лыкова, Бубнов опешил. — Ну что, Иван, здорово! — Алексей Николаич? Вы-то тут каким боком? У меня политика. — Да я давно за тобой слежу. Политика политикой, это верно. Ответишь за свои грехи по закону. Меня интересует Колька-кун. — Сам его ищу, да найти не могу, — очень правдоподобно соврал арестант. — Понятно. Значит, он там, на Минеральной, дом сорок три. По лицу Ивана было видно, что сыщик угадал. — Последний вопрос к тебе. Помнишь про уговор? Бубнов сразу догадался: — Молчать об том, как вы нас прятали на своей фатере? Помню. Слово дали. Молчок! Сыщик скептически покачал головой и ушел. Началась операция по задержанию Кольки-куна. Взять его было непросто. При атамане два пособника, и терять им всем нечего. А Лыков хотел обойтись малыми силами: он сам да Сергей Манолович. Реально ли это, штурмовать дом на пару? Отчаянно до глупости. Алексей Николаевич поехал в Первый участок Выборгской части. Там выяснил, что в нужном ему доме проживают три постояльца: Иванов Иван, Иванов Терентий и Луковкин Аполлинарий. Ивановы были молодые парни, а Луковкин по возрасту подходил для Кольки-куна. Наличие однофамильцев дало сыщику идею. На следующий день в дом номер сорок три по Минеральной улице явился околоточный надзиратель. Он велел хозяину вызвать жильцов для беседы. Когда все трое пришли, он оглядел их хмуро и спросил: — А кто из вас, господа хорошие, набезобразил? — Это в каком смысле? — нахмурился Луковкин, обдав сердитым взглядом своих сожителей. — Вы чего, дураки, натворили? Ивановы растерялись и начали уверять, что ни в чем таком не замешаны. Околоточный долго им говорить не дал: — Вот распоряжение господина помощника пристава: вручить Иванову, прописанному по этому адресу, повестку к мировому судье четырнадцатого участка. Кому из вас вручать? Кто за собой вину знает? — Что хоть за вина? В повестке-то написано или как? — попытался выяснить старший. Но надзиратель заткнул и его: — Ничего там нет, кроме приказания явиться в камеру мирового судьи. Ну? Кому вручать? Говорите скорее, у меня времени в обрез. Жильцы начали совещаться и не пришли ни к какому решению. Идти в полицию они не хотели. Тут, мол, какая-то ошибка, а у них дела, им тоже некогда шляться по присутствиям. Надзиратель крякнул и предложил: — Господа хорошие! Лучше бы вам сходить в участок и разобраться. У нас новый пристав, и потому строго. Ежели ошибка, так хорошо бы выяснить. Я чего предлагаю… Очередь у нас в канцелярию завсегда огроменная. Идем туда вместе, прямо сейчас. Я у письмоводителя бумаги возьму и вам покажу. Поглядите, что в них написано. Надо будет, так за руку к помощнику пристава заведу. И дело с концом! Откашлявшись, он добавил: — Ежели только письмоводителем обойдетесь, то с вас полтинник. А за помощника пристава полагается рупь-целковый платить. Ну? Луковкин сразу сказал молодым: — Идите, разберитесь. Нам скандалы да повестки не нужны. Ивановы вместе с околоточным двинулись в участок. Лыков с Азвестопуло наблюдали это из окна пивной в доме напротив. Выждав десять минут, коллежский советник приказал: — Пошли! Они покинули заведение через задний ход и вдоль забора приблизились к дому номер сорок три. Зашли через калитку во двор. Там их встретил дворник: — Вы кто такие будете? Лыков без разговоров втащил парня в сени, показал полицейский билет, втолкнул в дворницкую и велел сидеть тихо. Сыщики бесшумно проникли в жилые комнаты первого этажа. Сверху слышались торопливые шаги. В гостиной выпучил глаза старик: — По какому праву? — Вы хозяин дома? — Да. А… — Это Луковкин наверху бегает? — Да. А… — Мы из полиции. Сядьте в своей комнате и не высовывайтесь. Ваш жилец бомбист, будем его арестовывать. — А… — Кто еще есть в доме? — Жена с кухаркой на рынок ушли, я один. — Бегом к себе, если жизнь дорога. Только сыщики разогнали ненужных свидетелей, как шаги прекратились. Затем скрипнуло в коридоре второго этажа. Лыков встал за комод, Азвестопуло шмыгнул под лестницу. Сверху спускался Колька-кун. Вот он очутился в горнице: в левой руке баул, правая в кармане. Почувствовал! Алексей Николаевич вышел на середину комнаты. — Здорово, Николай Егорыч. Атаман дернул рукой, но вынуть оружие не успел: Азвестопуло приставил ему ствол к лопаткам: — Тихо, тихо…