– За неделю заплатим, а там видно будет, – сказала Клава. Маруся достала из комода два комплекта постельного белья: – Документики не покажете? – Обокрали нас, – нашлась Клава. – Хорошо, хоть деньги сохранились. – С вас тысяча в сутки. Клава отсчитала семь тысяч. – Позвоните, если надумаете дольше жить, – Маруся оставила номер телефона и исчезла в дверях. Мне она показалась очень подозрительной старушенцией. Наверняка милиция держит ее на связи. Я взял у Клавы еще семь тысяч и догнал ее. – Это вам за молчание, угу? Потом еще заплатим. Мы осмотрели квартиру. В одной из двух комнат пианино. Клава взяла несколько аккордов. Видно, что училась в музыкалке. Ей неловко, что мы вдвоем. Мне тоже. Никогда еще не приходилось быть в такой ситуации. А впереди ночь… После поездки я не мог есть, а сейчас захотел. Собрался в магазин. Клава смотрела на меня с тревогой. Боялась, что не вернусь. Куда я теперь денусь? Вынула из «дипломата» пачку тысячерублевок, положила на стол. Я не мог взять этих денег: у меня были свои. Я пошел к выходу. Клава следила за каждым моим движением. Успокойся, девочка. Дело сделано. Гультяев мне не простит. И Ярослав не простит. Спокойно жить в одном доме с такими врагами невозможно. Теперь мы с тобой подельники. А подельникам надо держаться друг друга. Я почему-то совсем не жалею о том, что произошло. Наоборот, это меня бодрит. Если бы не этот случай, я бы пропал. В погоне за деньгами я бы катился дальше. А теперь… Я не могу предсказать, что меня ждет, но чувствую, что хуже не будет. В подземном переходе подхожу к парню с картонкой «Дипломы». Спрашиваю насчет паспортов и прав. – В принципе решаемо, – говорит парень. Тебе с проводкой по базе данных МВД или без? С проводкой дороже и дольше. – Кроме фотографий еще что-нибудь нужно? – В принципе ничего. Все данные заносятся со слов. Договариваемся о встрече. Покупаю два мобильника и несколько сим-карт. Захожу в супермаркет. Набираю два пакета продуктов. Подойдя к дому, поднимаю голову. Клава машет мне рукой. Я ем, а Клава звонит Гультяеву. Лицо у нее злое, губы дрожат. – Кирилл, давай договариваться. Отпусти Элю, я тебе хорошо заплачу. Дай ей поговорить со мной. Я хочу ее услышать, – бросает мобильник. – Сволочь, ублюдок! Спрашиваю: – Отказался разговаривать? – Нет, сказал, чтобы перезвонили через полчаса. Неужели он с Элей что-то сделал? Будут засекать, откуда идет звонок. Похоже, Пряхин уже ищет нас. Клава звонит в Свидлов. – Мамочка, это я. Я сбежала, мне один парень помог. Тебя не трогают? Из прокуратуры звонили? А ты что сказала? Меня увезли в Москву. Я в Москве, мама. Но я сбежала. Если в прокуратуре хотят, чтобы я вернулась, пусть мне помогут. Сейчас позвоню Надежде Егоровне. Пока, мамулечка. Не переживай за меня. Перед очередным звонком Клава собирается с мыслями. Говорит в трубку: – Надежда Егоровна, это Клава. Звоню вам из Москвы. Те, кто выкрал том, продали меня и Элю в сексуальное рабство. Мы сейчас в Москве. Но я сбежала. Не знаю, что делать. То ли самой выручать Элю, то ли ждать помощи. Что посоветуете? Нет, я не могу сказать, где я. Почему не верю? Вам я верю. Просто не знаю адреса. Я могу только дать адрес, где сейчас держат Элю. (Диктует с моих слов адрес). Клава отключает мобильник, говорит задумчиво: – Если сегодня-завтра ОМОН не освободит Элю, значит, нельзя верить и вам, Надежда Егоровна. Я сказал, что больше звонить с этой сим-картой нельзя. Сказал про Пряхина. Клава нервно рассмеялась: – Значит, нас в этой квартире засекут. Я сказал, что заплатил Марусе за молчание, и пообещал заплатить еще. Клава покачала головой: – Никому уже не верю. Я сказал, что надо, не теряя времени, пойти сфотографироваться на паспорта. Клава согласилась, что без документов особенно не побегаешь. Но можно и с паспортами залететь. Если не проводить их по базе данных МВД, нас задержат после первого запроса. А если паспорта пройдут по базе данных, нас обнаружат по фотографиям. – Что же делать? – Надо купить косметику. – Зачем? – Увидишь. Договорились, что во время разговора с Гультяевым Клава будет держать мобильник так, чтобы я мог слышать его голос. – Знаешь, как называется то, что ты сделала? – начал Киря. – Это кидок. Знаешь, что за это бывает? От неожиданности Клава стала заикаться. – Это я тебя кинула? А ты что со мной сделал? – А что ты сделала с Ярославом? – тут же нашелся Киря. Клава выпалила на одном дыхании: – Я украла себя у тебя, после того, как ты выкрал меня из моей жизни. Хочешь, чтобы я за это ответила? Ты что, совсем придурок? Что касается Ярослава, то я к нему в гости не напрашивалась. Он знал, что вы меня похитили? Знал! По закону он должен был тут же заявить в милицию. Вместе этого решил попользоваться. За такие дела надо отвечать. Вот он и отвечает. Но я взяла деньги не только для того, чтобы наказать его. У тебя осталась моя подруга. Я по-хорошему предлагаю тебе за нее выкуп. Если откажешься, я куплю пистолет и пристрелю тебя, понял? Молчание затягивалось. – Сколько дашь? – спросил, наконец, Гультяев. Клава посмотрел на меня вопросительно. Я пожал плечами. Я не знал, сколько может стоит свобода для Эли. – А сколько ты заплатил за нас Кишке? – спросила Клава. – Ну, не даром же ты нас забрал! – Это коммерческая тайна, – сказал со смешком Киря. – Черт с тобой, я дам тебе сто тысяч. – Рублей?? – А ты нас за рубли купил? За сто тысяч. Двоих? Гультяев снова молчал. Значит, так и было. Клава закрыла ладонью микрофон мобильника: – Нормально, да? Мы с Клавой стоили сто тысяч рублей. – А что ты удивляешься? – спросил Кирилл. – Хорошие деньги. Обычно я даю намного меньше. – Значит, мы еще гордиться должны? Какие мы дорогие! – Значит, ты мне условных ёжиков предлагаешь? – Ежиков, – передразнила Клава. – Подавись. – Ладно, подавлюсь. Когда и где? – Не гони картину. Дай мне Элю. – На. Эля рыдала навзрыд. Клава пыталась ее успокоить. Сказала, что договорилась о ее обмене. Эля продолжала рыдать. – Они что-то с тобой сделали? – спросила Клава. – Нет, просто очень обидно. – Эля, прости, но мы не могли взять тебя. – Кто мы? – Ты не знаешь? Мне помог Ваня.