— Да, это зацепка. Хотя и небольшая. — Бригады просто поехали проверять всех от конца списка регистрации выходивших. Начинали брать показания, а потом просили сигарету. Уловка простая, но сработала. «Житан» — достаточно редкая марка, она нашлась только у Глушко. — Он признался? — В убийстве, насколько мне известно, нет. Но он дал показания о том, что действительно находился в курилке, причем один, и видел там Смоленцева. И ушел. Учитывая очень тесные временные рамки, невелика вероятность того, что кто-то дождался его ухода и совершил преступление. Банда вел автомобиль не спеша: — Нужно иметь сверхубедительные причины, чтобы совершить убийство в Кремле. — Глушко — личность творческая и склонная к истеричности… — Вы его знаете? Виктория ответила не сразу: — Да, приходилось сталкиваться пару раз по службе. Как с сослуживцем Виктора Смоленцева… — девушка почему-то наморщила носик. — Так что выдвигается версия о спонтанном убийстве под воздействием сильных эмоций. — Обыск делали? — При обыске, как сообщили ребята, у этого Глушко нашли амфетамин. Он наркоман… — У него были мотивы? — У него был конфликт со Смоленцевым, после которого Глушко пришлось уйти из «Молодежной», он лишился и заказов на съемки с этой стороны. Александр удивленно покачал головой: — Смотри-ка, как все подбирается одно к одному! — Вас что-то смущает? — Я бы не сказал, что очень… Но обычно смущает легкость — если она проявляется в делах. Виктория пожала плечами: — Надо полагать, в вас говорит ваш опыт? Но мне не кажется, что все так легко. Просто люди работают… — Чересчур убедительный получается портрет. — Смоленцев выгнал подчиненного с работы. Да, это серьезный мотив — особенно для творческого импульсивного человека, для которого его работа — не принудиловка от звонка до звонка, а процесс самовыражения… Вполне естественно, что Глушко затаил обиду. — Если поискать, могут быть еще мотивы, — подсказал Александр. — Хотя я не спешил бы с выводами относительно Глушко. Во всяком случае ничего не могу сказать, пока сам не допрошу его. — Устанавливать весь круг мотивации — задача слишком обширная. Генерал Кожинов сказал, что именно в этом направлении он рассчитывает на содействие ФСБ. В области экономических махинаций и разборок вы гораздо опытнее, наша сторона — политика, терроризм… Бондарович улыбнулся краешками губ: — Значит, служба охраны все-таки всерьез полагает, что Глушко рассердился на Смоленцева и устроил разборку в сортире Кремля? Тут впору участкового вызывать, а не ФСБ. — Вы не устаете от своей ироничности? — уколола его Виктория. Александр рад был уйти от служебного разговора: — Я не устаю только от музыки. Дома ее просто горы, только слушать приходится редковато, некогда устать… Девушка показала рукой: — Вон тот дом, сразу налево. — Ого, — не мог не восхититься Банда, — потолки, небось, трехметровые? — Еще выше, — с удовольствием подтвердила Виктория. — Почти четыре, как во дворце. Александр уже припарковал машину к обочине и устало откинул голову на спинку сиденья. Он подумал, что до подъезда девушка вполне дойдет и сама. Виктория, несмотря на позднее время, не торопилась покидать машину. — Хотите заглянуть сейчас ко мне? — неожиданно предложила она. — Будет чай с «Рижским бальзамом» и еще кое-что любопытное… Бондарович не открыл глаз и не повернул головы к молодой женщине, которая со скрытой усмешкой смотрела в эту минуту на него. А зря не посмотрел: Виктория была в этот миг хороша. Хоть Александр и устал, однако в сон его еще не бросало: — Провоцируете на какое-нибудь пошлое замечание, Виктория?.. Я не любитель вольных шуток, а чаю с бальзамом выпью с удовольствием, — он решительно распахнул дверцу. — Пойдемте… А машину отсюда не угонят? Виктория улыбнулась: — Нет. Напротив дома, видите, итальянское посольство. Тут круглосуточное дежурство, так что ваша машина в полной безопасности… — Что ж, меня успокаивает это. — Вы так переживаете за машину, что можно подумать, ее у вас уже угоняли. Александр не ответил. И не забыл проверить, закрыты ли дверцы. Все же кругом была Москва… Глава 4 УТРО ПОСЛЕ НОЧИ Бондарович и Макарова, 1 час ночи, 24 марта 1996 года, квартира полковника Орлова. Квартира была на первом этаже налево. Виктория достала ключ, однако дверь оказалась незапертой — такое нечасто встретишь в криминализированной Москве в час ночи. Виктория прошла в прихожую, увлекая за собой спутника. «Похоже, из „любопытного“, Бондарович, тебя ожидает ревнивый муж с большущим ятаганом в руках, — сказал себе Александр и вошел в квартиру. — И если голова твоя до утра останется на месте, считай, твой ангел силен!» — Раздевайтесь, Александр, — успела сказать Виктория. В коридоре, к удивлению Бондаровича, вдруг показалась несколько располневшая женщина лет пятидесяти пяти, — но все еще красивая. — А мы-то ждем тебя, Вика, — взволнованным голосом начала она. — Прокофий ни в какую не соглашается лечь, говорит, что до двух подождем. Виктория оглянулась на Бондаровича. — Ой, здравствуйте, — наконец заметила пожилая женщина Александра. — Извините… Он приветливо улыбнулся: — Добрый вечер. — Можно нам чайку, Ольга Борисовна? — Виктория скидывала в прихожей туфли, пододвигала Бондаровичу тапки. — Мы пройдем к дедушке и все расскажем. — Чай на столе, вы проходите. У нас и бальзамчик есть, — зачастила радушно пожилая женщина, — Простите, не знаю, как зовут. — Это Александр Владимирович, Ольга Борисовна. Бондарович, забывшись, едва не представился сам — Бандой — как любил представляться в домашней и вообще в неофициальной обстановке; но вовремя прикусил язык, подумав, что его невинное прозвище может попросту напугать эту незнакомую гостеприимную женщину.