Александр Бондарович, 10 часов утра, 24 марта 1996 года, кабинет генерала Щербакова. Хотя Александр Бондарович с самого начала своей службы в ФСБ поставил себя достаточно независимо и у него не было оснований опасаться начальства, вызовов в этот кабинет не любил и даже предпочитал их избегать. Банда чувствовал себя в этом кабинете неуютно — примерно как неуспевающий школьник у доски под строгим взглядом учителя. Конечно, образ неуспевающего школьника в данном случае как бы не совсем точен — у Банды и его маленького отделения были самые лучшие показатели в работе, — однако уж такая возникала ассоциация, и Александр никак не мог от нее избавиться. — Докладывайте, майор, — генерал Щербаков был сегодня в меру озабочен. Бондарович уселся перед столом генерала и положил перед собой папку с заведенным делом. Позже оно будет приобщено к отчету объединенной следственной бригады. — Начать с впечатлений или с фактов? — голос Бондаровича был сух. Генерал цепко взглянул на него из-под кустистых бровей: — Впечатления твои у меня, как на ладони… Поскольку все — на твоем лице. «Подумаешь, бином Ньютона…» — вставил про себя Александр. Свои мысленные разговоры с генералом Щербаковым он иногда вел даже в присутствии последнего. Бондаровича это некоторым образом даже развлекало. — Собираешься просить отстранить тебя от этого дела и дать заниматься своим. Так? Банда озабоченно наморщил лоб: — Приблизительно так, Виктор Семенович. — Начни с фактов. — Моя работа в следственной группе — чистый камуфляж, — Александр с удрученным видом развел руками. — Я подшиваю в дело документы, которые они исправно копируют для меня. Один из основных вопросов: мне так и не удалось произвести осмотр тела жертвы — ни на месте преступления, ни в патологоанатомическом кабинете… Генерал поднял брови. Он ничего не сказал, но для него как будто это не было новостью. Бондарович выждал вежливую паузу и продолжил: — По первому пункту я докладывал, а из морга тело сегодня в семь часов утра увезли в телецентр, там к нему очередь образовалась — попрощаться. — Не ожидал такого поворота? — как будто насмешливо хмыкнул генерал Щербаков. — Так точно, это мой прокол. Я мог съездить ночью в четвертый госпиталь. — Дальше. Каяться потом будешь. — Относительно протокола ночного допроса Глушко и медэкспертизы мне ответили, что эти бумаги пошли должным порядком по инстанции, — докладывал Бондарович с несколько расстроенным видом. — Так оно и есть, вот они, — Щербаков показал на два объемистых документа у себя на столе. Банда покосился на них: — Судя по рассказу патологоанатома, в экспертизе есть одно очень загадочное место — перелом шейных позвонков. Здесь нужны скрупулезная экспертиза и следственный эксперимент. Я не встречал такого в своей практике, чтобы кто-то случайно свернул шею. — А я встречал, человек поскользнулся на ступеньке, — Щербаков откинулся на спинку стула; трудно было понять — иронизирует генерал или говорит серьезно. — Но я хорошо знаю, как это делает профессиональный боец — ударом или захватом. Следует мгновенная смерть. — Дальше. — Существует видеозапись с телекамеры в холле, где зафиксирован выход участников совещания и вообще всех лиц, находившихся тогда на этаже. Это важнейший документ, который позволил бы осуществить точный хронометраж событий. Щербаков никак не реагировал на эти сведения; непонятно было его настроение: к чему ему вообще доклад? Александр продолжал: — Возможно, у Кожинова есть и аудиозапись из курилки, где зафиксирован момент преступления. Однако у нас по непонятным причинам нет доступа к этим документам. — И не будет, это прерогатива Президента. — На полу в туалете, куда оттащили труп, не была произведена тщательная экспертиза следов. При помощи порошка, микроанализа или других технических средств можно было бы установить, тащил ли труп подозреваемый Глушко или кто-то другой. Следы были затоптаны. — Твои выводы? Александр удивился; выводы ведь очевидны: — Ошибки в следствии могут привести к тому, что на суде обвинение развалится, как карточный домик. В этом случае наше ведомство сядет в глубокую лужу вместе с Кожиновым. Этого нельзя допустить. Щербаков откинулся на спинку стула: — Тогда давай план действий, который этого не допустит. У Кожинова свои проблемы, а у нас за нашу службу должна голова болеть… — В первую очередь — допрос подозреваемого. Затем опрос участников совещания, которые выходили последними. Беседа с сотрудниками телестудии — надо выяснить историю взаимоотношений Глушко и Смоленцева… — Бондарович, тоже откинувшись на спинку стула, как бы передразнивая генерала, перечислял пункты по пальцам. — Хорошо, — генерал что-то записал себе на отдельный листок, — теперь давай впечатления. Бондарович, испросив разрешение, закурил. — Первым делом в Кремле меня попытался завербовать Поливода. Хотел ежечасных докладов напрямую. По-видимому, существует открытое и скрытое соперничество между Кожиновым и Секретарем СБ. — Что ты ему ответил? — Отослал по инстанции, — Банда сказал это с такой интонацией, с какой отсылают «на три буквы». — Он пообещал произвести меня из майоров в капитаны. Генерал Щербаков ухмыльнулся: — Раз сказал — сделает. Мужик твердый. Что еще? Бондарович вытащил из кармана маленькую коробочку и положил на стол: — Вот это я извлек из своего домашнего телефона. — Так это, может быть, наш жучок стоял. — Я застукал «телефониста» во время установки прибора, — Бондарович чуть не покраснел, когда пришлось вслед за этим признаться: — Задержать, к сожалению, не сумел, он подготовлен лучше меня. — Не пострадал? — Синяк на ноге, этот парень не собирался причинять мне вред, вывел на время из строя нервно-паралитическим газом. Щербаков нахмурился: — Я не отдавал приказа прослушивать тебя, так что это, видимо, работа Кожинова. Оперативно, — генерал покачал головой и на минуту задумался, поглядывая на «жучок». — Но раз «телефонист» вел себя в рамках приличий, то копать этот факт не будем, некогда. Как полагаешь? Александр согласился: — Я не стал вызывать ночью бригаду. — Правильно. Что еще? — Привет вам передавал, — Бондарович на секунду запнулся, — Прокофий Климентьевич. Щербаков оживился: — Старик Орлов? Вот это ты хорошее знакомство свел. А говоришь, никаких результатов! С Прокофием познакомился — считай, тебя Бог отметил, — генерал не стал скрывать улыбку. — Как ты к нему умудрился попасть? — Его внучка, Виктория Макарова, была назначена Кожиновым для координации действий с нами… Она и познакомила меня с дедом… — Ты ее сразу так обаял? Ловок!.. Как поживает старик? Он еще меня учил следственной практике, а потом помог с кандидатской диссертацией. — У него плохо с легкими. Сам не передвигается. — А ум небось до сих пор на месте?.. Надо бы его навестить. Ладно, — подвел черту генерал, — слушай теперь меня. Генерал Кожинов надавил наверху, чтобы тебя вывели из следственной бригады. С завтрашнего дня ты отстраняешься от этого дела. Так что, считай, твоя просьба удовлетворена. Но сегодняшний день у тебя еще есть. Радуйся. — Радуюсь.