Ждали недолго. Когда Бондарович появляется в сих пенатах один, ему приходится дольше ждать. А генерала Щербакова боялись… С мерзким скрипом открылась дверь в камеру, выводящий скомандовал: — Заходи. В дверях показался альбинос. Если бы Александр Бондарович видел его вчера вместе с Викторией в кабинете Кожинова, то непременно заметил бы, как по сравнению со вчерашним днем Глушко постарел; выглядел подозреваемый плохо: помятая одежда, длинные белые волосы лежат на плечах лохмами, под глазами залегли черные круги, на подбородке вылезла неопрятная белая щетина… Глушко остановился, затравленно озираясь по сторонам и не решаясь достать из-за спины руки. Позе заключенного при конвоире его, видимо, уже обучили твердо. Сопровождающий бодро отрапортовал: — Товарищ генерал, подследственный Глушко по вашему приказанию доставлен. Щербаков поморщился от этого крика: — Идите. Когда конвоир удалился, закрыв за собой скрипучую дверь, генерал указал подследственному на стул: — Садитесь, Глушко. Арестант занял свое место перед лампой, высветлившей его морщины. Бондарович сел сбоку от стола. Щербаков, как положено, решил представиться подследственному: — Допрос сегодня ведут офицеры ФСБ, входящие в объединенную следственную бригаду, генерал Щербаков и майор Бондарович, — пока говорил, он изучал альбиноса внимательным холодным взглядом. — Вы знаете, кто с вами работал вчера? Глушко поежился под его взглядом: — Служба безопасности Президента… А вы другое ведомство? Понятно. Значит, все сначала. Бондарович заметил на это: — Вам еще придется отвечать помногу раз на одни и те же вопросы, такова работа подследственного. — Работа? — А вас удивляет это? Глушко нервно пожал плечами: — Пожалуй, в нашей стране ничему не стоит удивляться. Были времена, когда безвинных арестовывали миллионами… Генерал Щербаков счел необходимым прояснить ситуацию: — Вам предъявлено обвинение в убийстве Виктора Смоленцева. Хотите что-нибудь заявить по этому поводу? Бледное лицо Глушко вытянулось: — Я всю ночь заявлял по этому поводу: я не убивал Виктора, даже не разговаривал с ним, не тащил тело в туалет, не ломал ему шею. Я встал с кресла, когда Смоленцев вошел, потушил сигарету и вышел. Все! — по мере того, как подследственный говорил, голос его становился все громче. Щербаков строго сдвинул брови: — Спокойно, Глушко. Криком делу не поможешь. А разобраться в этом деле в первую очередь — в ваших интересах… — он переложил с места на место приготовленные заранее листки. — Будем считать, что на изрядную часть наших вопросов вы уже ответили, так что времени мы сэкономили порядочно. Остальное время давайте потратим на деловую беседу. Глушко обиженно поджал губы: — О том, как меня угробить? Щербакову совсем не нравился его тон: — Давайте сразу договоримся. Мы будем исходить из того, что нас интересует именно ваша версия, что мы вам полностью верим. — Презумпция невиновности? — щегольнул альбинос с едкой ухмылкой; он был явно настроен встречать в штыки всякого представителя власти; должно быть, Кожинов накануне пропустил-таки его через мясорубку. Генерал проявил выдержку: — Вот и давайте проработаем вашу версию в подробностях. Ведь важно и ваше видение. А мы потом найдем время и проверим версию на прочность. Глушко вдруг начал ерничать: — Покуда меня самого проверяют на прочность. Вчера уже были проверяльщики… И потом… вы думаете в этих стенах профилакторий? — он судорожно проглотил слюну. — Повеситься, что ли? Такой вариант всех устроит? Щербаков взглянул на него хмуро: — Самоубийство подследственного в таком громком деле — верное разжалование начальнику тюрьмы. Так что стеречь вас от таких действий будут внимательно, будьте уверены. Без разрешения головы не повернете. Глушко, видно, еще не задумывался об этом: — Значит, и подохнуть не дадите. — Не раскисайте, вы всего один день в камере. — Спасибо, успокоили, — у подследственного в глазах блеснуло отчаяние. Бондарович решил вернуть разговор в рамки интересующей темы: — Кто был в коридоре, когда вы вышли из курительной комнаты, оставив в ней Смоленцева? Глушко постарался взять себя в руки: — Не помню… Кажется, никого. Генерал Щербаков пытался помочь: — Вспоминайте, Глушко, восстанавливайте события в памяти, как картину… Вы выходите и идете по направлению к пропускному пункту. Направо вы вряд ли посмотрели, но кого вы видите перед собой? Глушко оценил участливое отношение генерала и несколько успокоился: — Коридор был совсем пустой. В холле стояли какие-то мужчины… Щербаков заметно оживился: — Сколько? — Двое… — подследственный напряг память. — Да, пожалуй, двое… Бондарович сделал отметку в блокноте: — Как они выглядели?.. Я понимаю, что такие мелочи не всегда запомнишь; особенно, если только что встретил в курилке человека, с которым — «в контрах»… Но ведь сама обстановка — Кремль все-таки. Не думаю, что вы в Кремле частый гость… Глушко пожал плечами: — Пожилые, в хороших костюмах… Щербаков зацепился: — Опознать сможете? — Вряд ли. Генерал Щербаков перевернул очередной лист бумаги: — На проходной кто-нибудь был? — Да, человека три. Не помню в точности, они о чем-то разговаривали… Но Щербакова интересовало другое: — Они смогут подтвердить, что вы выходили в одно время с ними? Глушко ответил как-то подавленно: