— Вряд ли… Бондаровича озадачил такой ответ: — Ну, почему, у вас характерная запоминающаяся внешность. Я бы непременно запомнил. Глушко равнодушно пожал плечами: — Тогда может быть. Хотя, насколько я помню, они на меня не смотрели прямо. — Что ж из того! Чтобы узнать человека, не обязательно смотреть на него прямо. Бывает достаточно и так называемого бокового зрения… Тут Щербаков заметил со вздохом: — Если быть откровенным, это вряд ли вам поможет. Подследственный насторожился, посмотрел на генерала вопросительно. Щербаков продолжал: — Дело в том, что по прикидке, — хотя следственный эксперимент еще не проводился, — на все действия преступника потребовалось очень мало времени: минута-полторы-две. Это играет против вас, алиби обеспечить очень трудно. — Понимаю, — Глушко явно был утомлен и, должно быть, воспринимал все, как в тумане. Александр вспомнил: — Что за ручку вы потеряли в Кремле? Глушко вздрогнул: — Я вообще не понимаю, при чем тут ручка. Мне и вчера с этой ручкой все мозги съели… Я не заходил в туалет, ручка лежала у меня в нагрудном кармане пиджака. Чушь какая-то!.. — подследственный отвернулся, желая хоть так успокоить нервы. Но Бондарович проявил некоторую дотошность: — Что она из себя представляла? Вы могли бы ее в двух словах описать? Глушко уже справился с собой: — Обычная, не очень дорогая ручка, — он на секунду прикрыл глаза. — Ручка с надписью «КАРЕ», — название моей студии, — шелкографией выполнена. Я как-то заказал таких пару десятков, сейчас модно. Некоторым сотрудникам раздавал — в качестве презента. Такие мелочи людям всегда приятны… Разве вам никто не дарил ручек? Генерал Щербаков кивнул: — Хорошо, оставим этот вопрос. В чем, скажите, кроется причина ваших разногласий со Смоленцевым? Вы же понимаете, тут усматривают мотив. Глушко слегка покраснел — скорее от злости, чем от какой-то неловкости. Генерал подтолкнул: — Ну говорите же. Молчать не в ваших интересах. — Он выставил меня с работы и поставил в трудное положение. У меня крупный правительственный заказ, а я работаю на дерьмовом оборудовании или плачу бешеные бабки за аренду хорошего. Щербаков записал пару строк: — Расскажите подробнее. Но подследственный почему-то молчал. Бондарович взялся помочь ему: — Вы злоупотребили его доверием, как утверждают в «Молодежной»? Глушко прямо-таки вспыхнул: — Это они так считают… Щербаков оторвался от своих записей: — Хочу предупредить вас: когда мы будем проверять ваши показания, каждое слово не правды будет подрывать ваше положение, — он сделал значительную паузу. — Нас не интересуют, Глушко, ваши шалости с деньгами. Пусть ими занимается налоговая полиция. Здесь речь идет об обвинении в убийстве. Это посерьезней. Помогая нам, вы поможете себе… Глушко уставился взглядом куда-то под потолок: — Смоленцев обвинил меня в присвоении рекламных денег и еще в работе «налево» на оборудовании «Молодежки». Но это — фактически, если без эмоций… Щербаков уточнил: — Деньги наличные, конечно. — Да. Но поймите, моя работа производится на очень дорогих машинах, и эти деньги я вкладывал в покупку высокопрофессиональных аппаратов. Все это делалось в общих интересах, а он обвинил меня в личных, корыстных… Это монтажное оборудование. Компьютерное и видео. Через безнал его брать очень невыгодно — налоги все съедают, да и дороже. Бондарович кивнул: — И на учет его надо ставить. Все тут понятно. Глушко опять распалился: — Он выставил меня за дверь, заявив, что я обкрадываю его. Выставил за дверь, как школьника. Понимаете? Разве не обидно?.. И крикнул мне вслед, что, пока я не рассчитаюсь, не получу свое оборудование, — в голосе Глушко зазвучали истерические нотки. — И я с трудом собрал собственное производство. В основном, на чужие деньги. Все-таки у меня есть имя, и платят за мою работу хорошо. Теперь я получил сложный госзаказ под выборы, а выполнять его не на чем… И потом… я здесь… не знаю, на сколько. Может, еще вообще не выпустят… Щербаков перебил: — В чем заключается заказ? — Сложные видеоколлажи. Вы, наверное, видели по телевизору: много разных двигающихся изображений на экране, буквы, графика — все сразу. И музыка тоже. Очень мало у нас специалистов моего уровня. Бондарович опять заметил, что Глушко отвлекается от темы: — У вас были скандалы со Смоленцевым по этому поводу? Я имею в виду аппаратуру. — Да, были… Щербаков уточнил: — С угрозами? С мордобоем? Глушко взглянул на генерала исподлобья: — Да, как я вам уже говорил, он однажды вытолкал меня из кабинета. После этого я с ним и не разговаривал. Старался даже обходить стороной. А угрозы… Ведь очень большое расстояние от угрозы до убийства. Бондарович несогласно покачал головой: — В последние годы все меньше и меньше. Глушко невольно спрятал глаза: — Вы, конечно, правы, но когда угрожают выбить долги или убить конкурента, то обращаются к профессионалам, а не убивают собственноручно в правительственном здании. Щербаков, явно удовлетворенный таким ответом, решил коснуться другой грани проблемы: — Вы употребляете наркотики? Это был так называемый перекрестный допрос. Глушко не собирался особенно запираться: — Только травку. План. От него никогда не становишься агрессивным. — У вас сейчас «ломка»? — Александр задал вопрос с подковыркой и заговорщицки подмигнул. — Наверное, не отказались бы курнуть? — Да нет же! — Глушко с досадой дернул плечом. — План не вызывает такого привыкания, как синтетики, «дурь» эта. Хотя с удовольствием покурил бы сейчас, чтобы успокоиться, — здесь вы правы, чего скрывать… План давал мне впечатления, которые я использовал для работы. Очень неожиданные бывают ассоциации… — Ассоциации? — Это я так называю. Ну, как еще? Видения, любопытные мысли… Иногда — настоящие откровения. — Пожалуй, так будет вернее, — кивнул Бондарович. — Это традиционно для всех хиппи, я… Бондарович довольно резко перебил его: