— Благодарю вас, — она записала данные в крохотную записную книжку. — Не за что! Мой долг, так сказать… — Еще такой вопрос… В рамках предвыборной кампании вы получали какие-то предложения со стороны оппозиционных партий? — Конечно, массу, — Сергей Михайлович был совершенно очарован ее мимолетной улыбкой. — Они обсуждались? — Некоторые. — Какие? — Те, которые не идут в разрез с нашей генеральной линией. Смоленцев… был… достаточно искушенный человек в политике. Оппозиционеры не могли использовать его так запросто. Скорее он… мы — использовали их. — С каким настроением Смоленцев ехал вчера в Кремль? Зацепин развел руками: — Как всегда, когда он ехал в Кремль… В хорошем боевом настрое, у него было ощущение далеко идущей перспективы. Не в розовом, конечно, свете, но все же… Виктория поднялась: — Спасибо, Сергей Михайлович. Все было информативно и предельно ясно. Со всеми бы так!.. — девушка на секунду приостановилась у двери. — Вы, надеюсь, понимаете, что о нашей беседе… Зацепин с улыбкой замахал руками: — Никому-никому! Когда девушка вышла, Сергей Михайлович перестал раскачиваться в кресле: — Ну надо же!.. Однако хороша!.. Тимур Геннатулин, 7 часов вечера, 24 марта 1996 года, 2-й Балтийский переулок. Тимур оставил машину за квартал от дома, к которому направлялся. Он шел дворами. На нем было длинное — чуть не до земли — черное пальто, в правой руке он держал объемистую белую коробку, перевязанную шелковой голубой лентой. Подойдя к дому, огляделся. Сумерки уже настолько сгустились, что в десяти-пятнадцати метрах очертания предметов расплывались. Если Тимура кто-то и видел из окна, то вряд ли имел возможность рассмотреть. А навстречу никто не попался: время позднее, погода стояла сырая, зябкая — не располагающая к прогулкам. Тимур вошел в темный подъезд и поднялся по лестнице на четвертый этаж. Интересующая его квартира была направо. Большая, оклеенная черным дермантином, стальная дверь-сейф с новомодными и как будто очень надежными израильскими замками… На лестничной площадке было темно — лампочка в патроне отсутствовала. Слабый свет лился откуда-то с верхних этажей. Тимур полушепотом чертыхнулся, переложил упаковку в левую руку и пошел по лестнице вверх. Он поднялся на седьмой этаж. Именно здесь горела чуть не единственная в подъезде лампочка. Ничтоже сумняшеся Тимур выкрутил ее и спокойно пошел вниз. Он чувствовал через замшевые перчатки тепло от лампочки. Тимур ввернул лампочку на четвертом этаже, потом достал из-за пазухи черную ермолку и надел ее — сдвинул ближе к затылку. Заулыбался, нажал на кнопку звонка. Самого звонка он практически не слышал — толстые стены, звуконепроницаемая дверь. Ждал минуту, две… Никто и не думал открывать. Хотя хозяева были дома. Прежде чем входить в подъезд Тимур специально смотрел — во всех окнах квартиры горел свет. Тимур позвонил еще раз, уже настойчивее. Наконец за дверью послышалось какое-то шевеление. Появилась искорка света в «глазке». Тимура довольно долго изучали — будто держали под микроскопом. А он стоял и широко и масляно улыбался в этот «глазок»… Мужской голос, немного встревоженный и приглушенный, спросил из-за двери: — Это кто? Тимур улыбнулся еще шире — как только мог. Лицо его стало совсем круглое — хоть блины пеки. А он еще слегка повернулся к свету — чтобы лицо его, а главное — ермолку — разглядели: — Дубман здесь живет? За дверью долго соображали, здесь живет Дубман или не здесь; но, видно, так и не смогли сообразить, спросили: — А что?.. Тимур слегка приподнял упаковку: — Если здесь, то им посылка из Тель-Авива, если не здесь, то не знаю, что делать… — и он ступил шаг к лестнице. — Откуда? — Из Тель-Авива. — А от кого? — допытывался голос, который стал менее напряженным. — Тетя Роза у вас там есть? Прямо к самолету передала… — Ах, тетя Роза! — один за другим заскрежетали замки. — Диночка, ты слышала? Тетя Роза весточку подает… Дверь наконец отворилась — на ширину плеч — и в проем выглянул сухощавый бледный мужчина лет сорока пяти, — должно быть, сам Дубман. В его гладкой — будто глянцевой — лысине отразился свет электрической лампочки. С благодарной улыбкой Дубман протянул руку за посылкой, даже не подумав однако пригласить гостя в квартиру. Но гость вошел сам. Он шел как танк — его было не остановить щуплому, небольшого ростика Дубману. Испуг мелькнул в глазах хозяина квартиры: — Но позвольте… Тимур, взявшись за дверь, оттолкнул упирающегося Дубмана и вошел в прихожую. Из кухни выглянула средних лет стройная женщина: — От тети Розы?.. — и осеклась. Дина увидела, как муж ее, отскакивая от незнакомца, будто мячик, пытался упираться ему в грудь, чтобы вытолкнуть из квартиры. Но незнакомец был — как скала. Дина догадалась, что это не от тети Розы и обомлела. А незнакомец, ворвавшийся в квартиру, бросил свою коробку на пол, а потом сделал неожиданное движение ногой, и бедный муж Дины подлетел над полом, перевернулся в воздухе и исчез в глубине спальни — так силен был удар. Сразу же из спальни послышался грохот. Потом наступила зловещая тишина. Незнакомец закрыл за собой дверь: — Дина Дубман? Дина смотрела на него широко раскрытыми от страха глазами. Тимур подошел ближе: — Я спрашиваю. — Да, — едва выдохнула Дина; но вдруг ее прорвало: — Вы же убили его. Вы — убийца! Что вам надо?.. Я уже нажала на кнопку сигнализации… Сейчас милиция приедет… Тимур поморщился: — А где дети? Дина поняла, что угроза с несуществующей сигнализацией не подействовала, поэтому решила сменить тон на более вежливый. Она, кажется, сейчас полностью зависела от этого человека — какого-то маньяка: — Они у бабушки… — Тем лучше для них, — Тимур запер замки и спрятал ключи в карман. — Что вы хотите? — у Дины тряслись руки и подкашивались ноги; женщина попятилась, села на табурет. — Ничего особенного. Трогать тебя — в известном смысле — я не собираюсь… — Но вы убили его!.. Тимур и сам знал, что убил: после такого удара не выживают даже очень крепкие ребята, не то что такие хлюпики. Однако сказал: — Оклемается… Полежит полчасика и встанет. Дина поверила. Наверное, потому, что очень хотела поверить. На лице ее появилось умоляющее выражение: