Высокопоставленный чиновник не ответил на приветствие, лишь спросил: – Ты уже в лагере? – Так точно! – Прекрасно. Завтрак у вас во сколько? – В восемь по распорядку. – Перенеси на семь. В восемь мы будем в лагере. – Вы сказали «мы»? – Да! Я приеду не один. Смотри, чтобы сотня твоя имела вид боевого подразделения, а не банды батьки Махно. Построение без оружия в семь сорок пять. Как понял? – Понял, Родион Александрович. – Отбой! Лютый бросил мобильник в карман облегченной куртки, взглянул на Скарабу: – Слышал? – Да! – Работай! Чтобы в семь сорок пять все бойцы как огурчики стояли в строю перед главным корпусом. Чистые, побритые. Вперед! Заместитель направился к площади, где собралась сотня. К Лютому подошли Безобраз, Бровчук и Дунич. – Что за движуха? – спросил Безобраз. – В восемь часов прибывает Микович. С ним еще кто-то важный. Он не уточнил. Завтракать будете? – Нет, – за всех ответил Безобраз. – Только вот надо что-то с перегаром делать. – У меня жвачка есть, – сказал Дунич. – Засунь ее себе в задницу, – посоветовал Бровчук. – Бухать вчера до чертиков не надо было. – Ты поучи еще, – оскалился Дунич. – Шабаш! – повысил голос Лютый. – Прекратить базары! Тарас, отгони машину за столовую. И всем в строй. А перегар – чепуха. Кто обнюхивать будет? Микович? Надо ему это. – Нам-то до фени, а вот тебе докладывать. – И что? Доложу. В конце концов, Микович сам разрешил мне остаться в Гольно. Прибыли мы вовремя, а то, что жрали водку, объяснимо. Снимали стресс. Все это ерунда. Интересно, кто едет с Миковичем, да еще в такую рань? Ради кого он приказал провести построение при полном параде? – Может, с ним едет сюда сам президент? – предположил Безобраз. Это вызвало смех у Лютого и его подельников. – Ну ты даешь! – заявил сотник. – Президенту больше делать не хрена, как встречаться с какой-то сотней. Нет, Микович везет сюда кого-то другого, не менее важного, чем он сам. Впрочем, гадать нет смысла. Приедут – увидим. Территория бывшего спортивного лагеря была обнесена колючей проволокой. Охранение выставлялось лишь на ночь. Круглосуточно службу несли только дежурный с помощником из бойцов сотни да наряд по контрольно-пропускному пункту, оборудованному в небольшом здании, ранее служившем проходной. В 7.45 сотня Лютого, сильно потрепанная под Зареченском, построилась в две шеренги напротив главного корпуса. Спустя пять минут дежурный по КПП доложил о прибытии личной машины господина Миковича. Еще через минуту «Хонда» остановилась на краю площадки, служившей боевикам плацем. Из автомобиля вышли Микович и мужчина средних лет, выправка которого явно выдавала в нем человека военного. Лютый отдал команду «смирно» и направился к Миковичу для доклада. Однако неизвестный тип неожиданно резко рявкнул: – Отставить! Вам, господин Лютый, неизвестно, что к вышестоящему начальству принято подходить строевым шагом? – Известно. – Так какого черта? Повторить! Лютый взглянул на Миковича, тот усмехнулся и промолчал. Сотнику пришлось возвращаться к центру строя, вновь подавать команду, маршировать к Миковичу. Тот принял доклад, отдал команду «вольно». Лютый встал за спиной Миковича и его спутника. Он увидел, что тот имеет пистолет в кобуре за спиной. Но это, в принципе, совершенно обычное явление. Сам Лютый тоже всегда носил при себе оружие. Микович указал на спутника и заявил: – Знакомьтесь, это Мацей Глинеш. Он родом из Польши, но большую часть жизни прожил в нашей стране, исключая годы своей службы в специальной секретной структуре НАТО. Теперь пан Глинеш командует отрядом, в который переформировываются остатки вашей сотни. Боевики смотрели то на нового командира, то на Лютого. Сам же бывший главарь ничего не понимал. Глинеш заговорил напористо и агрессивно: – Запомните, в нашем отряде принцип службы один – командир всегда прав. Без приказа никто даже воздух испортить не имеет права. Все действия только с моего разрешения. Пока командование отрядом я буду осуществлять лично, затем он будет разбит на группы или отделения. Я назначу младших командиров. Кому что неясно? Лютый обратился к нему: – Разрешите встать в строй? – Нет, – ответил новый начальник и вызвал: – Скараба! – Я! – ответил бывший заместитель сотника. – Выйти из строя! Скараба сделал два шага вперед и повернулся лицом к подчиненным. – Ко мне! – приказал Глинеш. Скараба подчинился, встал рядом с новым командиром. Микович отошел в сторону, с интересом наблюдая за происходящим. Глинеш повернулся к бывшему заместителю сотника: – Мне известно, что по вашему, Скараба, приказу бойцы отряда открыли огонь по автобусу с символикой Международного движения Красного Креста, придающей находившимся в нем лицам статус неприкосновенности. Это так? Скараба почувствовал, что внутри у него похолодело. Вот он, наезд за проклятый автобус. Но ладно бы Микович, почему новый сотник? И с чего вдруг решили сместить Лютого? Он хотел солгать, но жесткий взгляд поляка парализовал его волю. – Так точно! – У вас была возможность связаться с господином сотником? – Так точно. – Почему вы не сделали этого, а проявили самоволие? – Я был вынужден действовать по обстановке. – И что за угрозу представлял для вас автобус? – Никакой, но я решил, что медики едут в Зареченск оказывать помощь раненым сепаратистам. Тем, кто убивал и калечил наших братьев. – Которых, кстати, вы почему-то не взяли с собой. Хотя бы раненых. – Ситуация складывалась… Глинеш оборвал Скарабу: – Мне плевать, как складывалась ситуация, на то, что погибли невинные девушки-студентки, врачи, водитель. Я хочу знать лишь одно: почему вы, заместитель сотника, имея возможность связаться с командиром, проявили своеволие? Не надо прикрываться обстановкой, ситуацией. У вас не было причин для столь скотских действий. Но, повторяю, меня интересует не сам факт уничтожения автобуса, а то, почему вы посчитали возможным принять решение самостоятельно при отсутствии какой-либо необходимости в этом? Или у вас в сотне так принято? Каждый делает что захочет? – Никак нет. Но у меня… – Скараба рассчитывал, что новый командир разжалует его в рядовые, и был готов к этому. Однако Глинеш перебил его и спросил: – Вы признаете, что сознательно проявили своеволие? Желая быстрее закончить разнос, Скараба ответил: – Так точно. Я готов понести за это любое наказание.