Бандиты прошли во двор, Дунич сразу же вошел в сторожку справа от ворот. Там ему предстояло нести службу до 20.00, когда его должен был сменить Безобраз. Из дома выбежала девочка лет восьми в ситцевом платьице и закричала: – Папа приехал! Лютый подхватил ее на руки. – Анютка, доча, я так соскучился по тебе. – Я тоже. И мамка. Лютый опустил дочь на асфальт. – Подожди. А ты почему не в школе? – Не хочу в школу, там меня обижают, – заявила девочка. – Что? Кто обижает? Пацанва местная? – Нет, учительница. Вчера двойку за поведение поставила, а я только один раз обернулась к Любаше. А Зося Артемовна мне сразу еще и написала в дневнике, что я плохо вела себя на уроке. – Вот как, значит? Ничего, золотце, не переживай. Тебе больше не будут ставить двойки. Во дворе появилась и супруга Лютого Дарья. – Здравствуй, Влас! Лютый не стал приветствовать жену, сразу спросил: – Ты в школе была? – По какому поводу? – Дочь обижают все кому не лень, а она спрашивает, по какому поводу! Ты разбиралась, почему Анюте двойку стерва Соколова влепила? – Анна сама виновата. Нечего крутиться. – Да? Лютый подошел к жене и замахнулся. Женщина сжалась, но муж остановился, бить, как обычно, не стал. Анна была рядом. – Запомни, дура, моя дочь в этом Гольно никогда ни в чем виновата не будет, что бы ни сделала! Поняла? – прошипел сотник. – Да, Влас! – С тобой я поговорю позже. Сейчас веди Анюту в дом, а я пройдусь в школу. Разберусь, что там за дела. – Влас, пожалуйста, не надо, – попросила Дарья. – В дом, сказал! Женщина взяла девочку и увела в дом. К сотнику подошел Дунич и спросил: – Проблемы, командир? – Представляешь, какая-то сучка, простая училка, доводит до слез Анютку. Пойду в школу, разберусь. – Мне с тобой? – Нет, сам справлюсь. Ты своим делом занимайся. Лютый прошел в школу. Там в это время шли уроки. Бандит направился в приемную, ногой открыл дверь в кабинет директора. Тот оказался на месте и спросил: – Господин Лютый, что значит ваше вторжение? Боевик подошел к креслу руководителя, достал из кармана свернутый дневник, раскрыл его на странице, где стояла двойка и было записано замечание, сунул его под нос директору. – Это что такое, господин Садовый? – Вы ведете себя недопустимо! Я… Лютый оборвал директора: – Я спросил тебя, что это такое? – Оценка за поведение и замечание. – Оценка, да? Какая-то русская шлюха смеет оценивать поведение дочери сотника «Державы»? – Но при чем здесь национальность? Зося Артемовна – прекрасный педагог. – Ты случаем не записался в антимайдановцы? – Нет, я полностью поддерживаю нынешнюю власть, но учебный процесс независим от политики. – Э, нет, Садовый, зависит, да еще как! Короче, завтра же в школе не должно быть этой Соколовой. Ей не место здесь, как, впрочем, и в поселке. О последнем побеспокоюсь я сам. – Но… И вновь Лютый не дал договорить директору: – Это еще не все! Завтра же ты лично извинишься перед дочерью. Перед всей школой. – Это уже слишком. Я не стану этого делать. Лютый выхватил из-за пояса брюк пистолет, приставил его ко лбу Садового. – А так? Ты хочешь, чтобы я прострелил тебе башку? – Уберите пистолет. – Предупреждаю, не уволишь Соколову, не извинишься, я вернусь и положу здесь тебя и эту русскую шлюху! Ты меня понял? – Понял, – проговорил директор. Лютый убрал пистолет. – Моя дочь должна быть отличницей. Ей в Англии учиться. Мне плевать, будут у нее знания или нет. Анна Лютая должна быть примерной отличницей. Иначе я разнесу вашу школу на куски. А ты подумай о себе, а не о Соколовой. Слово свое я всегда держу. Можешь после моего ухода обратиться в полицию, в прокуратуру, куда угодно. И убедишься, что ты по сравнению со мной червь навозный. Я дал тебе свободу, я ее и заберу вместе с жизнью. Запомни, прошли те времена, когда нам диктовали условия москали. Теперь у власти мы, и с нами надо дружить. Завтра я лично приду посмотреть, как ты будешь извиняться перед дочерью, а затем ты покажешь мне приказ об увольнении Соколовой. Я все сказал. До завтра, Садовый. Лютый спрятал пистолет в брюки, бросил в лицо директору дневник дочери, опрокинул стулья, вышел из кабинета и громко хлопнул дверью. Во дворе он подумал, не ввалить ли Соколовой сразу после уроков, но решил, что не стоит. «С ней по-свойски поговорит Безобраз, – подумал сотник. – Тот любит тощих баб. Вот пусть и развлечется с ней, перед тем как вывезти из района. Можно и в лес, все равно искать ее никто не станет. Но это решим завтра. А сейчас надо заняться Биглайзеном. Этот пархатый стоматолог бешеные бабки ни за что с нормальных людей дерет. Не место жидам здесь, пусть валят в свой Израиль или в Россию. Их там примут». Лютый давно положил глаз на большой красивый двухэтажный дом зубного врача. Бандиту было плевать на Биглайзена, на его жену, красавицу Гилу, и четверых их детей. Лютый считал, что заслужил право на беззаконие. Он достал сотовый телефон, набрал номер главы местной администрации, члена движения «Держава», своего бывшего одноклассника Стаса Палого. Тот получил свою должность благодаря боевой сотне Лютого, которая обеспечила ему победу на выборах. Неважно, что на голосование пришло всего десять процентов избирателей. Главное в том, что они проголосовали правильно, именно так, как надо. – Да?! – ответил Палый. – Привет, Стас! – Влас? У меня почему-то незнакомый номер высветился. – Я не со своей трубки звоню. Что у нас по документам на дом еврея? – Документы-то готовы, да вот только Биглайзен категорически отказывается подписывать их. – Другого я, в принципе, и не ожидал. Все же продавать такой дом за десять тысяч долларов, которые ты все равно не получишь, было бы глупо. А еврей не дурак. Ты вот что, Стас, пришли-ка к нему домой своего нотариуса где-то часов в одиннадцать вечера. До этого я решу вопрос с Биглайзеном. Нотариусу останется только заверить подписи. – Нотариуса я пришлю, Влас, да вот только с утра Биглайзен такой шум поднимет, что и твое положение не поможет отмазаться. – Никакого шума не будет. Это я гарантирую. – Хорошо.