Стрелять с такого расстояния не имело смысла. Противники схватились врукопашную, бились как и чем попало. Разлетелась вторая дверь. В холл стали выбегать оперативники, заскучавшие в замкнутом пространстве. Майор Поляков принялся палить из ТТ, кинулся в драку с кулаками. Свалка шла отчаянная. Хорошо подготовленные, натасканные диверсанты тоже были не лыком шиты. Зверь, загнанный в ловушку, опасен втройне! Бились смертным боем, ножами, прикладами, расколачивали в кровь лица. – Пойдем, боец. – Вадим тряхнул за плечо Зорина. – Тяжко им без нас. – Точно, товарищ майор! – Красноармеец приподнялся. – Чего мы тут лежим-то? Они бежали, спотыкались о тела в красноармейских гимнастерках, комбинезонах защитного цвета. Адреналин хлестал ведрами. Откуда это в крови у русского человека? Вадим влетел в кучу, оттолкнул ногой эсэсовца, стоявшего на коленях. Тот держался за окровавленную голову и раскачивался, как маятник. Глаза майора привыкли к темноте, теперь ему все было видно. Да и лунный свет, проникающий в помещение сквозь разбитое стекло, был неплохим подспорьем. Мелькали искаженные лица, окровавленные кулаки, саперные лопатки, незаменимое средство для улаживания самых серьезных споров. Диверсант в ободранном комбинезоне выдернул нож из дрожащего тела. Он сидел на корточках, хищно скалился, растопырил пальцы в форсистых кожаных перчатках и бросился на майора без предупреждения. Но тот уже ждал атаки и повалился на колени. Нож просвистел выше плеча, чуть не задел челюсть. Вадим провел толчок бедром с обхватом поясницы. Фашист с воем перевалился через голову, треснулся пятками о мраморный пол. Злобин ударил его локтем в лицо. Диверсант захлебнулся рвотой. Но его цепкие пальцы схватили ворот кителя майора, стали его выкручивать. Удавка сдавила горло, у Вадима потемнело в глазах. Он бил прикладом по скрюченным пальцам, ломал фаланги. Противник пыхтел, давился собственными выделениями, терял силы, тужился. Очередной удар переломил ему лучевую кость. Диверсант взревел. Вадим скатился с него, перехватил автомат за ствол и стал бить прикладом по лицу так, словно гвоздь заколачивал. Трещали кости, противник вздрагивал. Наконец обломок кости перекрыл его горло, и он задохнулся. Немцы выдыхались. Кто-то из них бросился к западной двери, но автоматчик, находившийся там, не дремал, повалил его одной очередью. Эта дорога была эсэсовцам заказана. Мертвые тела загромоздили холл. Диверсанты пятились, озверевшие красноармейцы продолжали наскакивать на них. Противник отступал в угол, где находился выход на южную лестницу. Крыло пустовало, завершалось тупиком, но немцы этого не знали. Четыре человека откатились к двери, вбежали внутрь. Один из них тащил панцерфауст. Пресечь отход этих эсэсовцев красноармейцы не смогли. Им мешали два дюжих смертника. Они бились саперными лопатками, пока Кустовой не расстрелял их из ТТ. Возбужденные красноармейцы бросились к проему. Но с лестницы простучала автоматная очередь, и бойцы хлынули в разные стороны. – Не подходить! – прокричал Злобин. – Все сюда! – Рассредоточиться вдоль стены! – просипел лейтенант Маркин. – Приготовить гранаты! Оценить свои потери на глазок майору было трудно. Но живых оставалось больше, чем мертвых. Все собрались в юго-западном углу холла, одни одетые по форме, другие кое-как. Бойцы вооружались, отбирали у мертвых автоматы, вешали черед плечо патронташи с магазинами. Все члены опергруппы были живы. Слава богу! Майор Поляков скрипел зубами, вытирал платком кровь с разбитой кисти. – Товарищ майор, откуда взялись эти черти? Мы их не заказывали! – К Вадиму бросился оглушенный Куделин. У парня на лоб стекала кровь, зрачки блуждали. Стычка затянулась. На улице уже светало. – А ты сам догадайся, Пашка, – огрызнулся Вадим. – Совсем соображалку отшибло? – Да нет у меня никакой соображалки, товарищ майор. – Парня откровенно качало, и Злобину пришлось схватить его за плечи. – Дурь какая-то в голове. – Маркин, командуйте! – прохрипел Вадим. – Их четверо. Они заперты на втором этаже, покинуть его не могут. Не забывайте про лестницу, ведущую в башню из коридора. У них панцерфауст, будьте осторожны. Под началом Маркина остался десяток бойцов. Люди разгорячились, дрожали от нетерпения. Двое подбежали к проему, привалились к стене. Внутрь полетели гранаты, взорвались с интервалом в несколько секунд. Клубы дыма повалили в холл. Бойцы устремились в черноту, ведя беспорядочный огонь. Вадим оттеснил плечом замешкавшегося парня, который надрывался от кашля, набрал в легкие воздух, бросился внутрь и запнулся о ступеньку. В затылок ему дышал майор Поляков, прижался к стене, тоже начал кашлять. Сверху прозвучала рваная очередь. Лейтенант Маркин прыгал через ступени, ушел в отрыв, кричал, чтобы не толпились, помнили про панцерфауст. Бойцы перебегали по одному, корчились за массивными перилами. На втором пролете дым рассеялся, в мареве мелькали люди. Вадим припал к стене, чтобы отдышаться. Лейтенант Маркин выбежал в коридор с лестничной площадки, ударил из автомата. Противник отступал по коридору, огрызался огнем. Маркин метался под пулями, сыпал непечатной лексикой, которую в мирной жизни практически не использовал. Кто-то из бойцов спохватился, втащил лейтенанта на лестничную площадку. Сам он ни за что не догадался бы это сделать. У парня был шок, он закатил глаза, сползал по стенке. Красноармейцы ждали, пока взорвется граната, выпущенная из панцерфауста, но этот момент никак не наступал. Кучка диверсантов пятилась по коридору. Они не рисковали вбегать в комнаты, поняли, что это западня. Старинные конструкции оказались не столь уж прочными. От взрыва гранаты повалилась колонна, загородила проход. С потолка сыпалась крошка, валились пласты штукатурки. Автоматчики пошли вперед. Два бойца бросились в коридор, пробежали несколько метров вдоль стен, залегли. Третий распластался посреди прохода. Поднялись первые двое, добежали до рухнувшей колонны, укрылись за обломками. За ними пошли остальные. Вадим бежал вместе со всеми. В спину ему пыхтел Поляков, натужно острил Никита Баев. Распугали, дескать, всех привидений. Маркину требовалась помощь. Силы взвода поддержки стремительно таяли. Снова разразилась заполошная пальба, кричали диверсанты. Скапливаться за колонной было недопустимо. Лейтенант Маркин надрывал глотку, приказывал своим людям рассредоточиться. Дым практически рассеялся. Несколько эсэсовцев отступали по коридору, сдерживали натиск красноармейцев, не давали им поднять голову. Замыкающий споткнулся, а когда встал, товарищей рядом с ним уже не было. Диверсант заметался, вдруг проделал прыжок и пропал. «Лестница в дозорную башню, – вспомнил Вадим. – Никуда этот фриц не денется, разве что с собой покончит». Остальные немцы отступали, терялись в мареве. Они уже не стреляли. Возможно, у них кончились патроны. Затихли отчаянные крики, горстка фашистов свернула куда-то влево. – Товарищ майор, там тупик, они не выйдут! – крикнул Куделин. – В дальних комнатах окопаются, мы их быстро дожмем! Бойцы устремились вперед, прыгали через обломки колонны. Злобин подбежал к ответвлению, ведущему в башню. Оттуда сперва хлестнула очередь, а потом завыли, заскрежетали ступени. Диверсант, угодивший в мышеловку, карабкался в башню. – Эй, боец, стереги проем! – Вадим схватил за шиворот какого-то парня в исподней рубашке. – Да внутрь не лезь, просто охраняй, не давай фрицу выйти. С ним мы потом разберемся. Коридор сменился помещениями. Мебель, накрытая чехлами, ковры, свернутые в рулоны. Немцы отступали, но еще пытались сопротивляться. Юркий боец, кувыркаясь, влетел в комнату, швырнул гранату. Подпрыгнуло массивное кресло, развалилось на части. Хрипящий диверсант рухнул на пол и схватился за живот. Осколок поразил его в брюшную полость. Он ползал по полу, медленно умирал, и никому до него не было никакого дела. Автоматчики прорвались в смежные помещения. Диверсантов осталось двое, они вяло отстреливались. Красноармейцы шли перебежками, на них покрикивал неутомимый Маркин. У Вадима кружилась голова. Он порядком надышался дымом, глаза его слезились от раздражения. До тупика оставалось несколько смежных помещений. Мебель в них практически отсутствовала. Злобин вбежал в продолговатый зал. В глубине его мерцал проем, в который ушли диверсанты. «Почему они не сдаются? – застыла в голове майора недоуменная мысль. – Что им даст эта глупая смерть? Фюрер все равно не оценит». Вадиму вдруг стало совсем плохо. Сухой паек, съеденный накануне, выплеснулся наружу. Майор скорчился за тумбой, опорожнил желудок. Мимо в дыму пробежали люди. Из проема захлопали выстрелы, и они рассыпались. Кто-то бросился за шкаф, двое втиснулись в нишу под окном. Остальные подбежали к стене слева от проема, выжидали, готовились к последнему броску. В суматохе подчиненные Маркина смешались с офицерами опергруппы. Никита Баев оскалился, к его губам прилипла клоунская гримаса. Лицо майора Полякова исказилось. Этот мужик оказался не робкого десятка. «Почему все скопились в одном месте? – вдруг подумал Вадим. – Забыли, что нельзя этого делать?» Фаустник ударил из соседнего помещения прямо в стену! Он словно почувствовал, что за ней собралась толпа. Прогремел мощный взрыв. Стена развалилась, как картонная. Обломки накрыли всех, кто там находился. Пороховой дым смешался с пылью. Ударная волна разметала людей. Досталось даже тем, кто нашел укрытие. Вадима прижала к стене поехавшая тумба. Боль в плече была адской. Он орал, давился кашлем. Голова его напоминала раскаленную сковороду. В зале воцарился хаос. Обломки стены валялись по всему пространству. Стонали люди, громоздилась перевернутая мебель. Взрывная волна выбила стекла вместе с рамами. Вадим поднялся, шатко двинулся вперед, держась за стену. Проем уцелел. Майор прошел его и запнулся о трубу панцерфауста, валявшуюся на полу. В дыму, привалившись к покореженному серванту, сидел немецкий солдат. Каску он потерял, волосы у него слиплись. Тряслась рука, в которой этот эсэсовец держал нож и резал себе горло. В блуждающих глазах теснилась боль, на боку расплывалось кровавое пятно. Кровь хлестала из рваной раны. Самоубийца вздрагивал, делал судорожные глотательные движения. Нож выпал из ладони, он откинул голову. Зрелище было не из приятных. Вадим выстрелил страдальцу в голову, запнулся о выставленную ногу, ругнулся. Разложил ты тут, скотина, свои конечности! В дыму блуждали люди. Звон в ушах становился надрывным. Словно из параллельного мира загремели выстрелы. Ругань стояла, как в портовом кабаке. Последний диверсант пустился в бега. Он уперся в тупик, подбежал к окну, вскарабкался на подоконник и ударом кулака выбил стекло. Посыпались осколки, ранили руку, лицо. Загремела черепица, диверсант выпал наружу. Капитан Кустовой первым подбежал к окну, вскинул пистолет. – Подожди, не стреляй! – выкрикнул Злобин. Этот тип имел звание оберштурмфюрера, которое соответствует обер-лейтенанту вермахта. Конечно же, именно он и командовал этой группой. За окном простирался наклонный скат, крытый выцветшей черепицей. Диверсант был безоружен, потерял каску. Лоб его рассекла глубокая рана, из которой торчали осколки стекла. Но он не чувствовал боли. Изувеченный череп был делом житейским. Эсэсовец скользил по скату, сидя на коленях, хватался за края черепиц, но они ломались, и он сползал дальше. На краю карниза ему удалось остановиться, подтянуть под себя ногу и приподняться. Руки его тряслись, изо рта стекала кровавая струйка. Он разогнул спину, стоял, балансируя над бездной, медленно повернул голову, глянул вниз. Высота была приличной. Никаких тюфяков или охапок сена под стеной никто не положил. В глазах эсэсовца блестела какая-то звериная тоска. – Эй, сдавайся, – процедил Вадим. – Двигай сюда, стрелять не будем. Только без глупостей. – Ты сейчас сам сморозил глупость, командир, – заявил Кустовой. – Как он подойдет? Стоит-то с трудом. Мы его не вытащим, тут лассо нужно. Диверсант оскалился. Он стоял на дрожащих ногах, еще удерживал равновесие, но уже как-то вибрировал, терял устойчивость. – Ладно, кончай его, – проворчал Вадим. Кустовой дважды выстрелил. Нога немца уже соскользнула в пропасть, и пули лишь ускорили его падение. Диверсант с воплем сверзился вниз. Тело ударилось о каменную отмостку, проложенную вдоль здания.