Боль в голове сверлила череп Вадима. Он словно в воду нырнул и стал жертвой кессонной болезни. Майор прижался к косяку, рвотные спазмы опять крутили горло. Ядовитого дыма он наглотался вдоволь. Впрочем, как и все, кому посчастливилось выжить. Злобин добрался до раскрытого окна, подышал полной грудью. Потом он поволокся по коридору к бойцу, стерегущему проем. Тот сидел на корточках, прислушивался. Из башни не доносилось ни звука. – Что скажешь, товарищ солдат? – Там он, товарищ майор, – прошептал красноармеец с веснушками на носу. – Пять минут назад хотел вырваться, спустился вниз и открыл огонь со ступеней. Я его обратно загнал, а потом гранатой придал ускорение. Там он был, возился, кряхтел, бормотал что-то ругательное. – Но сейчас молчит. – Сейчас молчит, – подтвердил боец. – Не мог прыгнуть с башни? – Что вы, товарищ майор. В такие окна только ребенок пролезет. А этот гад здоровенный, орясина плечистая. Что верно, то верно. Сбежать из этой западни диверсант не мог. По-видимому, он не горел желанием сводить счеты с жизнью. – Эй, выходи! – крикнул по-немецки Вадим. – Гарантируем жизнь! Выброси оружие и спускайся с поднятыми руками! Подбежал еще один боец, красноармеец Зорин, вопросительно воззрился на майора. Тот прижал палец к губам, жестом приказал всем отступить. Фашист, загнанный в западню, мог приберечь гранату. – Не стреляйте, выхожу! – донеслось из глубины башни. Немец действительно вышел, предварительно выбросив автомат. Он тяжело спускался по лестнице, кряхтел, выбрался, прихрамывая, в коридор, поднял руки. Пленник был сравнительно молод, русоволос, с землистым лицом. Глаза его отрешенно смотрели в пол. К нему подбежал боец с веснушками, ударил в грудь прикладом. Немец пошатнулся, ноги его подломились. Зорин схватил диверсанта за шиворот, удержал. Тот закашлялся, выплюнул сгусток крови. Бойцы обшарили эсэсовца в звании обершутце, выбросили из карманов сигареты, носовой платок, блокнот, фотографию девицы – красотки с неприятным лицом и мелко завитыми кудряшками. Они заставили его стянуть сапоги, проверили, нет ли чего в них, потом разрешили обуться, вынули ремень из штанов, стянули руки в запястьях. – В подвал его ведите, – распорядился Злобин. – Желательно в отдельную клетку, подальше от тех двоих. Пока не бить, позднее допрошу. Ноги едва держали его. Он вернулся в комнату, пострадавшую от выстрела из панцерфауста. Дым уже частично развеялся, но видимость была неважной. Лейтенант Маркин привалился к стене, жадно курил папиросу. Парня контузило, кровь текла из ушей. При появлении майора он начал неловко подниматься, но тот отмахнулся. Мол, сиди уж. Трое красноармейцев разбирали завал, вытаскивали тела. Кустовой крыл по матушке такую жизнь, проклятую войну, новейшие разработки германских оружейников. Всхлипывал Пашка Куделин. Бойцы вытащили тела на середину комнаты, уложили в ряд. От взрыва кумулятивного заряда погибли четверо. На них было страшно смотреть. Два красноармейца, старший лейтенант Никита Баев, майор Поляков. С ним тоже все было ясно. Левая часть головы залита кровью, треснула височная кость, вытекла и прилипла к виску мозговая жидкость. Никита Баев оставался под вопросом. Он получил два осколочных ранения в грудь, потерял много крови, лежал, прикрыв глаза, словно задремал. Кустовой оттянул его веко, с надеждой всматривался в неподвижный зрачок. Пашка Куделин искал пульс, но его не было. Он прикладывал ухо к окровавленной груди товарища, но уже ни на что-то не надеялся. Остальные потрясенно молчали. – Товарищ майор, нужно выставить охрану, – севшим голосом проговорил Маркин. – Замок может подвергнуться второму нападению. Повторной атаки поредевший гарнизон уже не выдержал бы. Но что-то подсказывало майору, что нападения не будет, по крайней мере, в обозримом будущем. Замок Форгарош теперь находился в глубоком тылу советских войск. Противнику не так-то просто было доставить сюда еще одну группу диверсантов. – Западную калитку закройте, – пробормотал Вадим, закрывая глаза. – Пусть двое обойдут периметр и возвращаются в замок. Людей у нас мало, а работы – непочатый край. Глава 6 Люди постепенно приходили в себя. Победа оказалась пирровой. Силы защитников замка были на исходе. Многие получили легкие ранения и контузии. Умер от желудочного кровотечения рядовой Качан, раненный в брюшную полость. Перед смертью он мучительно стонал, вызывая у всех острый приступ жалости. Оперировать его в текущих условиях было нечем, да и смысл отсутствовал. Было ясно, что ранение смертельное. В замке стояло кладбищенское молчание. Люди почти не разговаривали друг с другом. Вернулись бойцы с периметра, доложили, что в лесу все спокойно. Враги подкрались со стороны холма и разделились. Трое отправились к главному входу, где их достойно встретили, а основная масса подалась к западной калитке. Эсэсовцы какое-то время наблюдали за замком, выяснили, что на заднем дворе часового нет. Все они участвовали в нападении, ждать второй волны не приходилось. Мертвые тела своих сослуживцев красноармейцы стащили в холл, положили рядом с пандусом. Отдать приказ похоронить их в лесу Вадим не решился. Слишком большую братскую могилу придется рыть. Да и у каждого родня в СССР, объясняй потом людям, где погребены их близкие. Рано или поздно прибудет похоронная команда. Эти люди знают, что делать в таких случаях. – Товарищ майор, спуститесь в подвал, – подсказал решение Маркин. – Справа от входа небольшой коридор, там две заглубленные комнаты. В них холод какой-то адский. Давайте туда. Вадим прошел в подвал. В помещениях, о которых говорил лейтенант, стояли кадушки, развалившиеся от старости. Здесь стоял не такой уж и сильный холод, но процесс разложения можно было притормозить. Сообразительный ефрейтор Крыленко пригнал из подсобки тележку с двумя колесами и ручками. Красноармейцы загружали на нее тела по одному, спускали вниз, старательно отводили влажные глаза. В подвале они укладывали своих погибших боевых товарищей плечом к плечу, всех вместе, офицеров и рядовых. Потом бойцы на той же тележке увозили в овраг на южной стороне тела диверсантов. Их набралось пятнадцать. Защитники замка потеряли одиннадцать человек, двух офицеров и девять бойцов, включая сержанта Голикова. Замок не успел пропитаться трупным запахом. Мертвецкая, устроенная в подвале, имела дверь. Она с трудом, но вставала в створ. День выдался солнечный, безветренный, но никого это не радовало. Лейтенант Маркин с перевязанной головой выстроил бойцов в холле, что-то говорил севшим голосом. Это был уже не тот бравый офицер, лезущий во все дыры. Контузия согнула парня, он щурился, постоянно прочищал уши, но продолжал выполнять свои обязанности. В строю остались восемь бойцов, в том числе бледный, сильно ссутулившийся сержант Пьяных, еще вчера статный и привлекательный парень. Люди с трудом стояли на ногах, ломали строй. Они безмерно устали, были испачканы своей и чужой кровью. Многих Вадим уже знал. В строю стояли невысокий рядовой Зорин, ефрейтор Крыленко, веснушчатый Семушкин, темноволосый и накачанный Джулай. Бойцы уяснили свои задачи и разбрелись нести службу. Понурыми привидениями возникали из подвала постоянные обитатели замка. Никто из них физически не пострадал, разве что морально. Дворецкий Петру держался за ребра, ковылял, как на ходулях. Стефания отвела его в комнату, уложила в кровать. Прошмыгнула по коридору притихшая горничная. Потом она появилась там со щеткой в руках и стала наводить порядок. Появилась Станка, увидела кровь на полу в холле, издала горлом пугающий звук и попятилась обратно в подвал. Пришлось экономке отправиться в глубины подвала. Она нашла там девушку, закутала ее с головой в накидку и быстро провела в комнату. Стефания возникла у майора за спиной, когда он курил десятую после боя папиросу, смущенно кашлянула. Дряблый подбородок старой женщины подрагивал, она мяла костлявые пальцы. – Прошу простить, господин офицер. – В ее голосе звучало что-то новое, высокомерие и надменность исчезли. Она явно испытывала смущение и, может быть, даже вину. – Мы вам очень благодарны. – Уголки губ старухи были приспущены так же скорбно, как флаги в день капитуляции. – Мы видели, как вы спасли от смерти нашу Станку, закрыли ее собой и дали ей возможность спрятаться в подвале. Мы это очень ценим, уверяю вас, и готовы просить прощения за то, что ранее относились к вам неподобающе. Надеюсь, нам удастся загладить нашу вину. Мы ничего не имеем против вас, не придерживаемся никакой из сторон, просто хотим жить своей жизнью, в мире и покое. Мы приносим свое сочувствие. Вы потеряли много людей. Смерть – это всегда ужасно. – Все в порядке, Стефания, не надо этих слов. – Вадим с усилием улыбнулся. – Мы не воюем с гражданскими, не пытаемся их обчистить, обидеть или как-то притеснить. Именно это я пытался до вас донести при первой встрече. Рад, что вы это поняли. Не знаю, как долго нам предстоит пробыть в замке, но больше такой беды не повторится. Фашисты сюда не придут. Мне очень жаль, что ваша обитель получила новые повреждения. Но это не фатально. В отличие от потерянных жизней. Рядовой Джулай с мрачной миной курсировал по подвалу и еле сдерживал желание пристрелить арестантов. Хоффель и Крауземан недавно поели, теперь обсуждали последние события и натужно смеялись. Они уже поняли, что замок подвергся атаке их соратников из батальона СС, дислоцированного в дневном переходе от замка. То обстоятельство, что задача осталась невыполненной, стало поводом для расстройства, но недолгого. Русские понесли большие потери и находились в растерянности. Эсэсовцы откровенно потешались над своим охранником, показывали ему неприличные жесты. Когда он направлял в их сторону автомат, они нагло смеялись ему в глаза. – Товарищ майор, вы уверены в том, что они нам нужны? – спросил часовой. – Позвольте, я их лично расстреляю к той-то матери. Все равно ничего не знают, только паек наш жрут да глумятся над нами. Аллах свидетель, я их уже чуть не убил. Из-за таких вот гадов, как они, мы столько хороших ребят потеряли. – Есть приказ сверху касательно этой парочки, – сказал Вадим. – Лично меня такое положение тоже не устраивает, но тут уж ничего не поделаешь. Где новенький? – За углом, товарищ майор. На двери такой же замок, как здесь, можно использовать один ключ. Эти двое видели, как его протащили по коридору, кричали, возбудились, но тот оказался не очень разговорчивым. Если он попытается с ними общаться, то я его точно прирежу. Ох уж эти горячие парни с кавказских гор! При появлении посетителя заключенный поднялся, расправил плечи. Его обмундирование было разодрано в нескольких местах, внушительный ожог красовался на подбородке. Руки были развязаны. Преамбула не затянулась. Майор доходчиво объяснил арестанту значение слова «контрразведка», растолковал, почему к этой структуре следует относиться уважительно. Он сказал немцу, что ему глубоко плевать, заговорит ли тот, поскольку вряд ли тому доверены страшные тайны. Но если пленник хочет еще пожить, то лучше ему все же открыть рот. В противном случае расстрел состоится прямо сейчас, в этой самой камере. Диверсант облизнул пересохшие губы и начал говорить. Обершутце Иоахим Херцог не занимал никаких должностей, но гордился тем, что нес службу в элитном подразделении великой Германии. Хоффель не соврал. Потрепанный батальон Эрика Рейзинга действительно дислоцировался в местечке Мураниш. Командир неоднократно проводил сеансы связи с начальством, но неизменно получал приказ оставаться на месте. Прошлой ночью в расположение батальона прибыл некий оборванец по фамилии Ланке и провел с Рейзингом беседу наедине. Суть ее до личного состава командир подразделения не доводил, но был озабочен и связался по рации с начальством. После этого и начался ажиотаж. Оберштурмфюрер Лейбер лично отобрал четырнадцать бойцов, проштудировал карту местности и получил дополнительные указания, оставшиеся в тайне. Штурмбаннфюрер Ланке к группе не примкнул, был не в том состоянии. Этому человеку можно было посочувствовать. Он почти сутки провел в горах, падал с обрыва, его укусила змея. Смысл операции сводился к следующему. Эсэсовцы должны были проникнуть в замок и уничтожить всех, кто в нем находился, включая мирных жителей. Задача выглядела далеко не самой сложной. По уверению Ланке, в замке находилась небольшая группа красноармейцев, явно уступающая в подготовке бойцам элитного батальона. Херцог знал, что в замке находилась некая вещь, которую следовало доставить в расположение батальона. Пятнадцать человек, по уверению Ланке, было вполне достаточно для того, чтобы справиться с русскими. Группа находилась в пути около двенадцати часов, к темноте вышла к замку и начала наблюдение. В деревне Пештера русских не было, и это воодушевило Лейбера.