– Это сливы, – охотно ответил лейтенант. – В Румынии они растут на каждом метре, и уже подошло время сбора. – Я повторяю свой вопрос. – Это тоже сливы, – не моргнув глазом, заявил Кустовой. – Только переработанные. Из молока путем сепарирования производят сливки, сметану, масло, творог, а из слив – вот это. Цуйка, товарищ майор, румынский сливовый самогон. Продукт народного промысла, так сказать, крестьяне гонят. Еще есть ракия, но она из других фруктов делается. – Парней бы помянуть, товарищ майор, – робко пояснил Куделин. – Никиту Баева, всех остальных. А то не по-человечески как-то. – Наливай, – сказал майор и чуть не рассмеялся, увидев вытянутые физиономии подчиненных. – Мы думали, вы откажетесь, – сказал Куделин. – И нам запретите. Это дед – его, кажется, Петру зовут – был настолько любезен, что презентовал нам с поклоном эту штуку. Рюмочку еще пустую с собой принес, выпил чуток, чтобы не подумали мы, будто это добро отравлено. – Наливай, говорю, – повторил Злобин. – И давайте без предысторий. Кружек нет? А чего пришли тогда? Может, мне вам посуду принести? – Понял, товарищ майор, сейчас сделаем, – заявил Куделин, сорвался с места и убежал на кухню. Цуйка оказалась терпкой, насыщенной, очень крепкой, ничуть не слабее русской водки. Горло майора обожгло, рука его машинально потянулась за сливой. «Масло масленое едим», – подумал Вадим. Оперативники сосредоточенно жевали, восстановили дыхание. Никите Баеву они тоже налили, рядом с его кружкой положили пару слив за неимением хлеба. – Доброе начинание, – сказал Куделин. – В каждой освобожденной стране надо пробовать местный самогон. Кругозор расширяется вместе с сознанием. Что там дальше, Венгрия? – В Венгрии палинку пьют, – просветил друга Злобин. – Фруктовая водка. Живы будем, попробуем. – Вы мрачный, товарищ майор, – подметил Павел. – Мы чего-то не знаем? – Баба к нам едет, – со вздохом ответил Вадим. – И вообще, с завтрашнего дня власть в замке переходит к армейскому управлению. – А при чем тут баба? – осведомился Кустовой. – Вот и я этого не понимаю. – Майор в нескольких словах описал подчиненным перспективы, потом добавил: – Будем надеяться, что это связано не только с недоверием к нашему дивизионному отделу. Оперативную группу решили усилить, причем не последними кадрами в нашей армии. – Лучше бы служебную собаку прислали, – заявил Куделин. – Дали бы ей понюхать портфель Кунце и отпустили. Уверен, она за три минуты нашла бы все то, что нам нужно. – Так, давайте без фантазий, – проговорил майор. – Вы еще колдунов привлеките для поиска секретных материалов. Михаил, не облизывайся на бутылку, наливай. Еще по одной, и хватит, не забываем про службу. В районе полуночи в спальню неслышно прокрался лейтенант Маркин с перевязанной головой и начал что-то шептать. Вадим подскочил, чуть не треснул его фонарем по здоровому уху, но сдержался, осветил бледное лицо. – Все в порядке, товарищ майор, – тихо сказал командир взвода. – Только Фролов со двора вот что докладывает. Девка, которая не в себе, снова покинула замок и скрылась в неизвестном направлении. Хотел он пресечь, но девка шустрая оказалась, увернулась, да как понеслась. Что прикажете делать, товарищ майор? – Что хочешь, Маркин. – Вадим откинул голову на подушку. – Можешь военное положение объявить, мне без разницы. Оставьте девчонку в покое. Пусть шляется по ночам, колдует, травки целебные собирает. Просто последите за ней, когда возвращаться будет. А если ты в следующий раз опять подкрадешься ко мне, как чудище из тумана, то не обижайся, что без уха останешься. Лейтенант растворился в сумраке, скрипнула дверь. Оперативники храпели, наполняли пространство ароматом сивушных масел. С ними в румынских напитках был полный порядок. Хорошо, что много пить не стали. Вадим приподнялся, повел носом. Бдительность сотрудников сегодня оставляла желать лучшего. Когда он снова проснулся, в помещении было подозрительно тихо. Но тут же кто-то завозился, всхрапнул и снова затих. Ночь выдалась темной, плотная облачность затянула луну. В спальной комнате было темно, как в могиле. Стрелки часов, покрытые фосфором, извещали майора о том, что скоро будет половина третьего. Несколько минут Вадим лежал в темноте, возвращал голову на место. Сон как отрезало. Лейтенант Маркин повторно не будил его. Значит, Станка вернулась в замок. Он поднялся, натянул сапоги, на ощупь пробрался к двери. Злобин не мог объяснить себе, почему решил выйти. В холле царствовала та же тьма. Луна сегодня не работала. На душе у майора было тревожно, но его одолевало не предчувствие нового штурма, а что-то другое. Злобин прислонился к двери, ждал, пока привыкнут глаза. Из мрака постепенно проявлялись очертания камина, лестницы. Справа темнела дыра подвального проема. На цыпочках, чтобы не нарушать хрупкую тишину, он подошел к пандусу, прислушался. Где-то внизу раздавались голоса. Люди говорили по-русски. Лейтенант Маркин поступил мудро. Он выставил в подвале двух часовых, чтобы они развлекали друг друга и не умерли от страха. Подошвы сапог поскрипывали на каменном полу. Майор подошел к входной двери. За ней тоже разговаривали солдаты. Вадим пересек холл, приблизился к западной двери под витражным стеклом. Прошлой ночью она была разнесена в клочья, вылетели стекла. Днем красноармейцы забили дыры досками, худо-бедно отремонтировали ее. Теперь дверь выглядела безобразно, но закрывалась. На заднем дворе несли службу двое часовых. Один прохаживался вдоль калитки, другой мялся у крыльца. Еще двое находились где-то на периметре, лежали на ключевых позициях, вели наблюдение. Маркин грамотно расставил часовых. Основные подходы к замку находились под контролем. Проще снять одного, чем двух. Второй успеет подать тревогу. Однако людей не хватало. Бельэтаж северного крыла остался без охраны. Впрочем, последняя мысль показалась майору смешной. От кого охранять бельэтаж? Неужто от призраков? Что-то ущипнуло его, возникло тянущее чувство под лопаткой. Злобина словно кто-то за рукав потянул. Он сделал неуверенный шаг, двинулся к лестнице, стал подниматься по ней. В холле за спиной было пусто. Ночь в разгаре. Часовые несли службу, остальные спали. На входе в коридор Вадим вспомнил, что оставил в спальне фонарь, и чертыхнулся. Зачем он вообще сюда поднялся? С ним происходило что-то необъяснимое. Запахло мистикой, в которую не стоило верить ни при каких обстоятельствах. Для анализа собственных ощущений был не самый лучший момент. Майор двинулся вперед, на всякий случай вытянул руку. Его плечо скользило по стене. Пятнадцать шагов, поворот налево, снова прямо. Окна в северном коридоре испускали бледное мерцание. Коридор был пуст. Слева выделялись арочные проемы, проходы в анфиладу. Здесь Вадим мог ориентироваться без фонаря, каждый предмет мебели знал наизусть. В анфиладе было светлее благодаря окнам. Чернели подсвечники на стенах, прямоугольники картин. Он шел по рваному ковровому покрытию, скрадывающему звуки его шагов. Беспокойство в душе майора усиливалось с каждым шагом. Запах пороховой гари не выветривался, щекотал ноздри. Анфилада оборвалась. Вместо очередной арки перед Вадимом возникла дверь в кабинет, где нашла свою смерть чета Кунце. Он вошел туда с особой осторожностью, достал пистолет, хотя и знал, что здесь никого не могло быть. Так оно и оказалось. Во мгле обрисовались шкафы, массивный канцелярский стол. Кабинет уже не раз был обыскан вдоль и поперек. Сам майор Злобин приложил к этому руку. Он никак не мог понять, о чем ворчала его интуиция, покинул кабинет, вышел в гостиную. Скрипнула дверь, вставая в створ. Майор двинулся в обратном направлении, не пряча пистолет в кобуру. Он проходил мимо подиума в буфетной, когда в коридоре скрипнула половица. Спина у Злобина похолодела. Звук был явственный, на слуховую галлюцинацию его не спишешь. Вадим встал как вкопанный, поднял руку с пистолетом. Холод поднялся от живота к горлу. Текли секунды, стучали молоточки по черепу. В коридоре за проемом кто-то стоял, прятался там. Этот человек поднялся на этаж, но не знал, что здесь еще кто-то есть, пока майор не вышел из кабинета. – Кто здесь? Темнота безмолвствовала, но в ней присутствовал чужак. Злобин его кожей чувствовал. Этот тип напрягся, приготовился реагировать. Вооружен ли он? Кто это? Вадим машинально отступил за стол, присел. Не бог весть какое укрытие, но окопа в полный профиль здесь не было. Снова скрипнула половица, и развеялись последние сомнения. Человек отступил. Смыться решил? Злобин слушал, превращался в сжатую пружину, потом поднялся и на цыпочках двинулся вперед. Он был готов качать маятник, припал к стене в метре от проема, чувствовал каждой клеткой, что с обратной стороны кто-то стоит. Майор начал маленькими шажками смещаться к проему, стиснул рукоятку пистолета. Он выдохнул, резко выбросил упругое тело в коридор, вскинул руку. Там не было никого. Глаза Злобина достаточно привыкли к темноте, чтобы он мог осознать очевидный факт. Но с ума Вадим не сходил и на слух не жаловался. Где этот призрак? В кошки-мышки решил поиграть? Он явно добрался до следующего проема и нырнул в анфиладу. Вадим шагнул в коридор, двинулся вперед, до следующего проема. Он влетел в помещение, готовый отразить коварный удар из-за угла, и запоздало почувствовал дуновение воздуха в затылок. Мощный удар обрушился на его голову, и белый свет рассыпался на мелкие кусочки. Майор пришел в себя. Голова его трещала, во рту раскалилась пустыня. Он встал на колени, держась за стену, ощупал голову. На затылке запеклась кровь, и прикасаться к ране не стоило. Память у Вадима работала плохо. «Что было вчера? В бельэтаж кто-то проник и крепко огрел меня по затылку. Почему не убил? Впрочем, я за это не в претензии». Ноги у Злобина разъехались. Все могло закончиться дополнительными увечьями, не выстави он колено. Пистолет валялся рядом, противник его не забрал. Вадим машинально нащупал рукоятку, сунул ТТ в кобуру. Тошнота подкатила к горлу, он кашлял, обливался рвотой. Коридор наполнился топотом. – Он здесь! – прокричал знакомый голос, в зал ворвался возбужденный Пашка Куделин, подбежал к командиру, схватил за локоть. – Товарищ майор, вы что? Вот, мать честная, да вас же по голове ударили. Кто, товарищ майор? Когда это случилось? – Не знаю, Пашка. Давно, ночью. Давай без вопросов. Подбежал взволнованный Кустовой, за ним лейтенант Маркин, кто-то еще. Добрые люди помогли Вадиму подняться. Состояние его было омерзительным, но память к нему возвраща– лась. «Кто тут блуждает по ночам? Зачем пришел в бельэтаж? А вдруг он нашел документы, пока я валялся без сознания, и теперь окончательно все пропало?» Маркин приказал солдатам все тщательно осмотреть, сказал, что злоумышленник может находиться где-то здесь. Ну да, конечно, он сидел всю ночь за ближайшим углом и ждал, что его вот-вот схватят. К Злобину подбежал боец с санитарной сумкой, стал промывать рану перекисью, потом туго обмотал бинтом, заявил, что ничего страшного не произошло, кость целая. – Заставили вы нас поволноваться, товарищ майор, – пробубнил Куделин. – Просыпаемся, а вас нет. Ладно, думаем, поднялся с петухами, начал утренний обход. Время идет, вас по-прежнему нет, а уже пора завтракать. Пошли мы с Михаилом, бойцов расспрашивали, все плечами пожимают, не видели вас ни ночью, ни утром. Ну все думаем, вампиры забрали командира. Я сюда поднялся, услышал стон. Получается, что вы несколько часов тут провалялись, да, товарищ майор? Ладно хоть живы, а то мы в панику начали впадать. Все, боец, хватит бинтовать, это же не снежная баба. Держите свою фуражку, товарищ майор. Она под стол закатилась, когда вы упали. Фуражка едва налезла на голову, обмотанную бинтом. «Не по Сеньке шапка», – подумал Вадим по этому поводу. Куделин участливо заглядывал ему в глаза, красноармейцы озадаченно чесали затылки. Злобин поднялся, сделал неуверенный шаг, начал падать. Его подхватили заботливые руки, удержали на ногах.