К ним на цыпочках подкрался рядовой Фролов. Кустовой чертыхнулся, схватился за грудь. – Так и до инфаркта недолго! Ты чего, зараза, дышишь в затылок? – Вместе не собираться! – продублировал приказ майор. – На провокации арестантов не реагировать, не подпускать к ним никого, даже людей Гавриловича! Пусть убираются к чертовой матери, нечего им здесь делать! – Что-то случилось, товарищ майор? – спросил Фролов. – Ровным счетом ничего, – ответил Злобин. – Но мы же не будем дожидаться, пока случится. Пашка Куделин крепко спал и поминал во сне некую Анфису Петровну. Женщина с таким именем носила погоны капитана, занимала должность военврача в медсанбате и была на пятнадцать лет старше Пашки. Но разве это препятствие для большой и чистой, а главное, неразделенной любви? Обсудить этот феномен безусловно стоило, но не сегодня. Офицеры будили товарища легкими покачиваниями, утробным шепотом. Уже светало. Пашка распахнул глаза, впитывал, холодея, безрадостные новости. Потом он уселся на матрасе, растер виски, поднял жалобные глаза и каким-то неживым тоном проговорил: – Позвольте уточнение, товарищ майор. Я уже проснулся, да? Все, что вы сказали, это наяву? – Ладно, пусть дальше спит, – сказал Кустовой. – Вот черт, ну и дела. – Лейтенант занервничал, стал нашаривать сапоги. – Хоть спать не ложись, вечно что-нибудь пропустишь. Товарищ майор, а вы с этой бабой вечером так мило общались. Мы видели. Вы же тогда не знали, что она враг, да? Почему не раскусили ее? – Пашка, иди к черту! – заявил Вадим. – Да, не раскусил и несу ответственность за это. Враг умен, отлично маскируется, действует на чувствительные точки. Вы тоже ничего не заподозрили, хотя могли бы, учитывая вашу воинскую специальность. Двойка нам с вами, товарищи оперативники. – Может, тройка, командир? – сказал Кустовой. – Мы все же выявили врага, хотя и с опозданием. – Двойка, – повторил Злобин. – До тех самых пор, пока мы не разрешим эту сложную ситуацию. Слушайте и запоминайте. Они по-прежнему наши соратники из армейского управления, и не дай вам бог раньше времени сбросить маску. Улыбаемся, разговариваем, не пытаемся схватиться за оружие. Наша группа выезжает в десять утра. Надо отнести в машину рацию, личные вещи. Куделин, займись «газиком». Машину в любом случае надо осмотреть. Гаврилович выйдет провожать. Поступить иначе он не может. Вера Павловна тоже появится. Причину объяснять не буду. Возможно, нарисуется и Ткачук. Автоматчики потянутся за ними. Нужно выманить во двор как можно большее количество диверсантов, отрезать их от наших людей. Помните, что любая мелочь в нашем поведении может стать роковой. Где этот чертов Маркин? Лейтенант явился как лист перед травой, стоило только помянуть его. Сперва он робко заглянул в помещение, увидел, что офицеры не спят, вошел, отдал честь. – Товарищ майор, разрешите доложить. По ходу ночного несения службы никаких… – Заткнись и дверь закрой, – проворчал Вадим. Лейтенант сглотнул и спросил: – С какой стороны, товарищ майор? – С этой. В холле никого нет? – Нет. Разве что горничная к камину поплыла. По мере изложения новостей лицо взводного покрывалось подозрительной сыпью, потом пошло пятнами, а к завершению рассказа стало таким же бледным, как небо в период осенней слякоти. В половине десятого утра холл наполнился суетой. – Лейтенант Маркин, готовиться к переходу! – прогремел майор Злобин. – Выступаете после нашего отъезда. Резину не тянуть! Выйдете на дорогу и на запад по перевалу. В деревне попутный транспорт не ждать, ноги молодые, пешком дойдете. Эй, военные, почему рацию до сих пор не погрузили? Красноармейцы перекликались, изображали бурную деятельность. Переигрывали, конечно, эти актеры погорелого театра! Рядовой Фролов проволок рацию, загрузил ее на заднее сиденье «газика», приписанного к отделу. Офицеры забрасывали в машину вещмешки. – Все же уезжаете, майор? – хрипловато проворчал фальшивый Гаврилович, зевнул, тактично прикрыв рот рукой. Но внимательные глаза исследовали контрразведчика, стоявшего перед ним. – Оставляете нас одних в этой серой громаде? Жалко, но ничего не могу поделать. Приказ есть приказ. – Да, Иван Филиппович, у нас есть и другие дела. Наступление скоро начнется, все силы стягиваются к венгерской границе. Немцы насчет этого в курсе, их разведка активизировалась, да и диверсанты в тыл лезут как крысы. Счастливо оставаться. Надеюсь, вы справитесь с поставленной задачей. С Верой Павловной Злобин столкнулся в дверях. Он усердно делал вид, что задумался. Они чуть не стукнулись лбами. Женщина засмеялась, и Вадим вымучил из себя слабую улыбку. Она была хороша. Особенно в полумраке, когда скрываются изъяны фигуры, не видны морщинки на лице, следы безмерной усталости. – Хорошо спали, Вера? – осведомился Злобин. – Спасибо, что спросили, Вадим. Забыла уже, когда хорошо спала. Постоянно просыпаюсь, вскакиваю. Ночные кошмары идут в атаку, как каппелевцы в фильме про Чапаева. – Пулеметом их не пробовали? – пошутил Вадим. – У Анки это отменно получалось. У меня та же самая картина, Вера. Спокойно спать почти не удается, сны мучают, беспокойство грызет. Запомните мою полевую почту. – Он продиктовал несколько цифр. – Напишете мне? Я буду ждать. Надеюсь, еще увидимся. Скоро война должна закончиться. – Увидимся уже без формы, – уверила его женщина. – С вами все в порядке, Вадим? – Она посмотрела на него очень уж пристально. – Вы какой-то зажатый, улыбаетесь через силу. – Расставаться не люблю, – сказал Вадим. – Если честно, стараюсь не думать о вас. Ком к горлу подкатывает, грусть-тоска наваливается, прямо как ваши каппелевцы. Полночи думал про вас, Вера. Понравились вы мне. Теперь щемит где-то внутри, злюсь на себя. Долго мы вчера стояли. Я много про вас узнал, вы мне близкой стали. Не знаю, как правильно сказать. Война идет, скоро кончится, но когда? Не завтра, не послезавтра. Предчувствие имею, что мы никогда уже не увидимся. – А вы фаталист, Вадим. Но должна сказать, что сентиментальный и лиричный. – Женщина поколебалась и коснулась его руки. Вадим напрягся, сжал ее пальцы мягко, но с позывом, как и сделал бы мужчина с тоской у горла. Вера, кажется, поверила ему, расслабилась. Он поцеловал ее в щеку, и лицевые мышцы у него не окоченели. Злобин хотел сделать это еще раз, для пущей достоверности. Вера вроде не возражала, но хлопнула дверь, раздались голоса солдат. Он отпрянул от нее и виновато улыбнулся, а она сокрушенно вдохнула. Нервы майора натянулись. Спина потела под вещмешком. Люди вышли во двор, закурили. Нормальная русская традиция: провожать тех, кто уезжает. Злобин отдал последние распоряжения лейтенанту Маркину: – Время не тянуть, отбыть через пять-десять минут после нас, по прибытию в часть доложить. Никаких прогулок по лесу, ягод, грибов, тому подобного. Пашка Куделин уже сидел за рулем «газика», прислушивался к работе двигателя. Из выхлопной трубы постреливал дымок. С фальшивым Гавриловичем Злобин попрощался за руку. Этот мужик ничем себя не выдал, хотя наверняка испытал облегчение. Вадим кивнул Вере Павловне. Она стояла какая-то неприкаянная, безотрывно смотрела ему в глаза. Мялся в стороне капитан Ткачук, сухо кивнул Злобину, когда их взгляды пересеклись. Майор забрался на пассажирское сиденье, приветливо улыбнулся Вере. Ему показалось, будто что-то было не так, сердце застучало. Вера Павловна сделала шаг назад, что-то вполголоса сказала Гавриловичу. Тот кивнул, не меняясь в лице. Нет, все в порядке. Плюхнулся на заднее сиденье Кустовой, закинул руку за спину кресла. Автоматчики Гавриловича находились во дворе, курили с постными минами, иногда смотрели по сторонам с какой-то чрезмерной отрешенностью. Из замка вышел лейтенант Маркин. Он подбрасывал в руке спущенный детский мячик. Появились пятеро его бойцов, хотели помахать рукой, убедиться в том, что контрразведчики уехали. Артисты никудышные, гнать таких взашей из театра! Хорошо, что не стали спускаться во двор, мялись на крыльце, замороженные, какие-то негнущиеся. Марчук, Джулай, Фролов, Забелин, сержант Пьяных. Только двое последних изображали что-то адекватное, у остальных не хватило на это ни ума, ни фантазии. Крыленко и Семушкин остались в замке, держали прислугу, особенно Станку, чтобы не вздумала выбежать во двор. Им же надо было и реагировать на спонтанно возникающие ситуации. – Счастливого пути! – Маркин помахал фуражкой. – Будьте осторожны! Вот же кретин! На нем перекрестились взоры переодетых диверсантов. У самого догадливого из них лоб омрачила тень. – Эй, парни, а вы чего такие напряженные? – выкрикнул другой. – Рожи у вас такие, словно по большой нужде всем разом приспичило! Его товарищи натянуто засмеялись. Напряжение росло, нервы у людей не железные. Вера, не моргая, смотрела в глаза Злобину, вдруг побледнела, стала прозревать. Забеспокоился Гаврилович. Вадим нащупал рукоятку в кобуре, незаметно вытаскивал ТТ. Марчук испортил все окончательно. Он натянул ремень автомата, висящего на плече, чуть приподнял его, чтобы быстрее скинуть. Какого черта, кто приказал?! Прозвучал тревожный окрик. Его издал тот самый глазастый автоматчик с погонами ефрейтора. Вадим слетел с сиденья, выстрелил в Гавриловича. В тот же момент загрохотал ручной пулемет Дегтярева. Рядовой Зорин лежал под развесистой елью на краю двора, видел всю картину и ждал сигнала. Повалился наблюдательный диверсант с погонами ефрейтора. Остальные заметались, заклацали затворы автоматов. Схватился за живот Гаврилович, со злостью уставился на Вадима и рухнул боком в пыль. Катился по двору капитан Ткачук, потерял фуражку. Отчаянно закричала Вера Павловна, бросилась в одну сторону, затем в другую. Пули рвали красивую грудь, она извивалась, выла. Пулемет долбил без остановки. Злобин что-то кричал, командовал, но и без слов все было ясно. Оперативники прыгали через борт, валились в пыль. Пашка Куделин, спасаясь от пуль, упал на рычаг переключения передач, взвыл от боли в ребрах, но подвижности не утратил, сподобился на рывок. Ноги его прорисовали дугу и исчезли за бортом, а за ними провалился и он сам. Диверсанты разбежались в разные стороны. Зорин подстрелил еще одного. Тот кувыркнулся через голову и остался лежать, разбросав руки. Свинца в его организме оказалось предостаточно. Двое пустились наутек на дальний край двора. Один из них обернулся, выдал очередь по крыльцу. Охнул рядовой Марчук, выпал из-за колонны, покатился по ступеням, теряя пилотку и автомат. Диверсант прожил на пару секунд дольше, затрясся и распластался на краю пустыря. Его сообщник даже в лес не забежал, грудью повалился на еловые лапы. Пули рвали материю на спине, били кровавые фонтанчики. Пулемет замолчал, кончились патроны. Тут внезапно ожил капитан Ткачук, доселе успешно притворявшийся мертвым, схватил с земли ППШ. Лицо его исказилось, он издавал какие-то жуткие горловые звуки. Когда красноармейцы во главе с Маркиным посыпались с крыльца, этот тип прыжками помчался к зданию, преодолел пространство и сиганул за угол. Возмущенно галдя, бойцы побежали за ним. Вперед вырвались Джулай и длинноногий сержант Пьяных. – На месте! Стоять! – выкрикнул Злобин сорванным голосом и полетел им наперерез, прыгая через трупы. Но они увлеклись преследованием, свернули за угол. Убегающий Ткачук положил их одной очередью. Опытные бойцы подставились под нее как необученные новобранцы. Джулай рухнул замертво с окровавленной головой. Сержант царапал ногтями землю, кровь шла горлом. Злобин подлетел к углу, прижался к стене. Только он начал высовываться из-за нее, ударила новая очередь. Откуда ни возьмись появился рядовой Забелин с воспаленными глазами, выдернул чеку из гранаты, бросил за угол. Взрыв ободрал стену, отозвался болью в барабанных перепонках Вадима. Он схватил за шиворот Забелина, рвущегося в бой, оттащил назад. Куда поперед старших?