Странное дело, но сейчас его меньше всего волновала гибель Ткачука, вызов на совещание с участием представителя армейского управления. Голову Вадима занимало другое. Он никогда не нарушал приказы, но сегодня желание это сделать было нестерпимым. Это была не интуиция, а уверенность. Нападение диверсантов на замок, история с группой майора Гавриловича – эти безумные события затмили что-то другое, возможно, самое важное. Он вновь переживал недавние события: удар по голове в бельэтаже, пристальный взгляд из ночного леса, когда они со Станкой и Кустовым возвращались в замок. – Да что с тобой, командир? – спросил Кустовой. – Ты меня пугаешь. – Ты в мистику веришь, Михаил? – Вадим вышел из оцепенения, устремил тяжелый взгляд на товарища. – Сам не верю и тебе не советую, – ответил Кустовой. – Это предрассудки, суеверия и архаический взгляд на вещи, чуждый образованным советским людям. – Я тоже не верю. Значит, все происходящее не имеет под собой мистической основы и затеяно живым человеком. Или несколькими людьми. С этим я еще не разобрался. – Ты о чем? – Предчувствие. В замке происходит что-то страшное. Зря мы оттуда уехали. Возможно, еще не поздно, но я в этом не уверен. Поворачиваем оглобли, капитан. – Подожди. – Кустовой явно растерялся. – У нас приказ прибыть в штаб. Мы потеряли транспорт, если только сами не будем толкать эту колымагу. – Пять километров, говоришь, проехали? Добежим, Михаил. Мы же помним, как сюда добирались. Темнота, пересеченная местность, отбитые ребра. За полтора часа доберемся. Пошли. Это приказ! За нарушение предыдущего я отвечу. Пойми, последствия нашего отсутствия в замке будут крайне тяжелыми. – Каким местом я должен это понять? – спросил Кустовой. – Мы же оба не верим в мистику. Откуда у тебя эти предчувствия?  Глава 10 Часть пути они бежали, освещая дорогу фонариками. Когда кончались силы, офицеры переходили на шаг, делали короткие остановки. Темнота сгустилась, небо затянули плотные облака. Стал накрапывать дождик. Вадим вспомнил вчерашние слова Веры Павловны о народных приметах. Угадала дамочка. Он гнал эту женщину из памяти, но она возвращалась, смотрела с ехидством, и в глазах ее переливались льдинки. На подходе к замку они выключили фонари, перешли на шаг. Вадим сошел с тропы, двигался краем леса, отгибая лапник. На часах было десять вечера, но ему казалось, что настала глухая ночь. Дождь прекратился, но облака остались. Они опустились почти до земли, завуалировали горные вершины, возвышающиеся на другой стороне долины. Не было никаких намеков на лунный свет. Оперативники спустились к замку, присели за деревьями. Восточный двор был пуст. Из мрака проявлялись покоробленные стены, узкие окна в бельэтаже, приземистая южная башня со стрельчатой крышей. Вадим всматривался во все это до боли в глазах. Кругом царило гробовое безмолвие. Только где-то далеко в лесу покрикивал филин. Дурные предчувствия не отпускали майора. Ком подкрался к его горлу, забил дыхательные пути. – Скажу тебе самое смешное, командир, – прошептал Кустовой. – Мы сейчас вернемся в замок, выясним, что там все в порядке, и как потом объясняться будем перед Василевичем? Почему нарушили приказ? Пусть начальство подшивает к делу твои предчувствия? – За все несу ответственность только я, – заявил Вадим. – Все члены группы выполняют приказы своего непосредственного командира. О чем ты, Михаил? Что тут в порядке? Мы сидим здесь уже пять минут. Ты видишь часового? А он обязан быть. Не перевелись еще люди у Маркина. Кустовой не нашел достойного ответа на это. Факт остался фактом. Часовой отсутствовал. Пусть он даже не сидит на месте, где-то ходит, но все равно обязан себя обозначить. Фонари не горели. Вадим на цыпочках перебежал двор, присел у крыльца и махнул рукой. Давай, мол. Тяжелая входная дверь была приоткрыта. Это еще почему? Она оснащена пружиной и должна быть захлопнута. Кустовой пробежал по двору какой-то путаной змейкой, пристроился рядом со Злобиным, перевел дыхание и сказал: – Дверь приоткрыта, командир. Почему? На крыльцо офицерам пришлось вползать. Тишину они не нарушали. В дверь уперлись ноги человека, лежащего в тамбуре. Оттого она и не закрывалась. Сердце Вадима сжалось. «Что же я наделал? Почему не остался в замке? Как противодействовать несвоевременным и вредным приказам начальства?» – подумал он, перебрался на крыльцо и потянул дверь, расширяя проем. Кустовой проскользнул внутрь, стараясь не наступить на человека, застывшего на полу. Офицеры сели на корточки, один внутри, другой снаружи. – Командир, это Семушкин. – Живой? – Нет. Пульс не прощупывается. Слушай, он уже холодный. Сколько часов мы отсутствовали? – Часа четыре. – Ему, наверное, часа три. Оружие у него забрали. В груди пулевых отверстий нет, но лужа под спиной натекла. Хотел выбежать, дверь распахнул, в спину попали несколько пуль. Что за беда, командир? Кто это сделал? Неужели тут всех убили? Это не мог сотворить один человек. – Без паники, Михаил. Давай в холл, там рассредоточимся. Держи оружие наготове. Сердце Вадима билось как сумасшедшее. «Неужели мы опоздали и в замке уже никого нет, кроме мертвых? А если есть? Тогда в наличии у нас небольшой козырь. Нашего возвращения здесь не ждут». Кустовой проскользнул в холл, ушел куда-то вправо, залег у стены. Вадим уполз в другую сторону, прижался к холодному полу. Фонари они не включали. Это грозило бы бедой. В холле было темно. Свет сквозь западные окна почти не поступал. Контрразведчики лежали и ждали, пока привыкнут глаза. Живых людей здесь не было. На полу смутно выделялись бесформенные выпуклости. Одна у западной двери, другая рядом с комнатой оперативников. Кто-то распластался на лестнице посреди пролета и не подавал признаков жизни. Здесь было учинено форменное побоище. – Михаил, посмотри, кто на лестнице. Я прикрою. Капитан бесшумно добежал до лестницы, присел на ступенях. Зажегся мерклый свет и сразу погас. Кустовой припустил обратно, вернулся на место и доложил: – Командир, это лейтенант Маркин. – Живой? – Не знаю. Вряд ли. Голова разбита. – Теперь ты меня прикрой, следи за лестницей. Вадим добежал до двери, ведущей в спальню, ощупал тело. Оно испускало тот же холодок, что и мертвый Семушкин. Незачем было включать фонарь. Он и так понял, кто это такой. Пашка Куделин в момент нападения выбежал из спальни, возможно, даже выстрелить успел. Глаза его превратились в матовое зеркало, под головой расползлось пятно. Оно еще не окончательно застыло. Вадим перевернулся на спину, стиснул кулаки, беззвучно что-то кричал, выплескивал отчаяние. Это не помогало. С чем они столкнулись? Почему эта сила оказалась столь мощной и изощренной? Он добежал до западного выхода, включил фонарь. Рядовой Зорин уткнулся носом в пол. Видимо, при жизни он пытался принять приемлемую позу, чтобы меньше вытекала кровь из простреленного живота. Раньше ему можно было помочь, теперь – никак. Тишина звенела, как плохо настроенная гитара. Замок полностью вымер. Злобин припустил обратно, пробрался в комнату для отдыха личного состава. Фонарь дрожал, вырывал из мрака безрадостные картинки, от которых кровь стыла в жилах. Красноармейцы были застигнуты врасплох, они дали слабину, утратили бдительность. На полу валялись раскрытая банка свиной тушенки, алюминиевая ложка, кружка, обрывки шоколадных оберток. В луже крови лежал рядовой Забелин, молодой образованный парень с чувством юмора и природной смекалкой. Откинувшись на матрасе, разбросал руки красноармеец Фролов. У окна застыл ефрейтор Крыленко, прошитый очередью. Видимо, он бросился к окну, когда с порога стали стрелять. Зачем, непонятно, просто рефлекс сработал. Под ногами Вадима скрипели, перекатывались стреляные гильзы. Звон в ушах не проходил, становился надрывным, каким-то торжественным. Злобин опустился на корточки, прикоснулся к вытянутой шее Забелина. Это тело тоже уже остыло. Несколько часов назад здесь стоял несусветный грохот, но кто мог отреагировать на это? Горы и леса создавали надежный экран. В долине и Пештере никого не было. Даже если бы там и оставались мирные жители, то они не пришли бы на помощь, не стали бы бить тревогу. Майор резко повернулся, вскинул автомат. Метался по предметам обстановки электрический свет. – Это я, командир, не стреляй. Мать честная, все мертвы! Что же здесь произошло? Я не понимаю, они что, друг друга перестреляли? – Глупостей не говори. – Я в комнату прислуги заглянул. Это невероятно. Зачем их всех убили?