— Винни! Сын, как ты? — бросилась к пострадавшему какая-то нервная леди, едва не Довершив дело рук Вильгельма и не сшибив Ната на землю. — Мама, я сделал все, что мог! — трагично заявил Вильгельм, делая вид, что не в силах встать на ноги и трагически закрывая лицо руками. Злобная гномка так глянула на Ната, что тот понял — эту бы он не одолел. Он бы даже не взялся! И сынуля желание мамы его женить одолеть тоже не может, потому и устроил этот спектакль. Гости, поставившие на Винни, трагически вздыхали. Те безумцы, что поставили на хлюпика и сорвали большой куш, ликовали. Вудхаус, кривясь и морщась от боли в намятых боках, подошел к кастету, поднял его и оглянулся в поисках Эбигейл. Она, сияющая, стояла рядом с родителями и энергично подзывала его рукой. Лерд Флоин был похож на плотоядного хищного скалозуба, готового перекусить претендента пополам, если он приблизится. — Ну что, молодой Натис, — проревел он уныло. — Кто бы мог подумать… — тут в бок ему врезался локоть супруги, а в другой — дочери, и он поправился: — То есть, это, поздравляю! Ты-таки победил в испытаниях и сделал мне-таки смешно, но я даю согласие на то, чтобы ты ухаживал за моей дочерью следующий год! А теперь садись за стол, чтобы я мог смотреть на тебя без слёз и не думать, что где-то в нашем благословенном королевстве есть места, где гномов не докармливают! С пытки гномским ужином Нату удалось сбежать, точнее, отползти только с помощью Эбигейл, уже когда ярко светила луна, а гости начали расходиться. Под пологом невидимости маги ушли в сад Вудхаусов. Там так же лежала книжка на ветке и висел в воздухе кувшин с яблочным вином. Родители привыкли, что Нат может проспать в саду всю ночь. — Спасибо, Белоручка, — прошептала невидимая Эби и вручила ему поросенка. — Благодаря тебе я минимум на год избавлена от женихов. Давай, клянись, что ты на мне женишься, если только я не верну слово. Из дома Горни раздавался печальный марш в исполнении лерда Флоина. Затем и он затих — горе не иссякло, но силы покинули любящего отца. — Не уверен, что могу говорить, — простонал Натаниэль. — Но клянусь, я на тебе женюсь, и не сделаю этого, только если ты вернешь мне слово. — А я клянусь вернуть тебе обещание брака по первому требованию, — заключила Эби. Они от души пожали друг другу невидимые руки, и Вудхаус отправился домой: залечивать синяки и ссадины, дабы не объяснять родителям, откуда они у него появились, если он весь вечер на дереве медитировал. Эбигейл тихонько, не сняв полог невидимости, возвращалась в свою комнату. По пути она заглянула в пиршественную залу — она была пуста, только на месте хозяина за укоротившимся столом сидел, пригорюнившись, папа, а мама сочувственно гладила его по мощному бицепсу. — Нет, этот Натис, конечно, лучше, чем Вудхаус, — бурчал папа, — но ненамного. На лошадиный волосок! Не нужен нам такой жених! И ты заметила, дочка-то на него смотрела с симпатией. Приглянулся ей сморчок этот! — Фло, ты сам это все устроил, — напомнила ему мама. — Теперь никуда не денешься, он победил в испытаниях, имеет право ухаживать… — Ну это мы еще посмотрим, — папа Горни пьяно стукнул по столу кулаком, отчего на нем подпрыгнул одинокий кувшин и чаша. — Сколько их я убрал с дочкиного горизонта, — он изобразил, как щелчком пальцев сшибает с доски никчёмные фигурки. — Сколько их на мою девочку зубило точило за семь лет? А ничего, ни один к моей бусинке не приблизился! И этот, — он сдул с ладони невидимую пушинку, — недоученный в Чащу вернётся, не будь я Горни! — Что значит убирал? — удивилась мама неприятным голосом. — Что значит убирал? — вторила Эби, снимая полог и чувствуя, как в глазах начинают мелькать огненные круги, шагнула к родителям. — Ничего, — заюлил папа, припёртый к стенке. — Оговорился я! — Значит, это из-за тебя от меня парни сбегали, как от костолома? — угрожающе склонила голову Эби, как бодливая коза. — Что ты с ними делал? — Да ничего я не де… — он осекся под выразительным взглядом жены, взявшей со стены украшавший залу бронзовый бюстик. — То есть чего я только ни делал! Мне твои кузены все докладывали, по форме — кто таков, каковы намерения, нравится тебе, не дай Пряха, или нет. А я уж того… оберегал тебя. Кому кошеля эрингов хватило, а с кем и по-отечески поговорить пришлось. — Запугивал? — процедила Эби. — Ну да, — сокрушенно вздохнул любящий отец. — И запугивал. Но я ж как лучше хотел, кубышечка! Они все были тебя недостойны! — Не могу поверить! — возмутилась Горни. — Папа, я до сего момента думала, что проклята! Что от меня мужчины сбегают, потому что я им не нравлюсь! Что я вообще никому не нравлюсь! Да я даже не целовалась ни разу! — Вот и славно! — обрадовался лерд Флоин. — И не надо тебе этой ерунды вовсе! Вот когда найдём тебе таки достойного… Эби зарычала, сжав кулаки. — Папа, я тебя очень люблю! Но это моя жизнь, и не смей жить ее за меня! Не смей! Я ведь так тебе доверяла, а ты, а ты… — она не договорила, от злости и бессилия топнула ногой. Мама протянула руки, и Эби шагнула ей в объятья. — Неужели ты меня любищь только тогда, когда я делаю то, что нравится тебе, пап? Учусь, где хочешь ты, вожусь с теми, кого одобряешь ты, люблю тех, кто нравится тебе? — Ну что ты, бусинка моя, — пьяно разволновался лерд Флоин. — Я тебя всякой люблю! Просто папа знает, как лучше, добра тебе желает… ты же маленькая совсем еще, неопытная… Тебя каждый обидит! — и погрозил кулаком обидчикам. — А у меня головы своей нет, только папина? Я за себя постоять не могу? — крикнула Эби от надежной груди леди Агнес. Выпрямилась. — Ну все, папа. Вот тебе слово Горни — еще раз замечу, что ты за меня решаешь, что мне делать, с кем мне быть — уеду на другой конец страны! Нет! К эльфам уеду, в Чащу, с Натисом! Без свадьбы! — То есть пока ты этого делать не собираешься? — еще больше обрадовался папа, и Эбигейл, зарычав, вырвалась из материнских объятий. — Все, папа, мы поссорились, и я ухожу в свой дом, где я сама себе хозяйка! — Поесть с собой возьми! — крикнула ей в спину леди Агнес. — Там, в кухне, приготовлено! ГЛАВА 19 О ТОМ, ЧТО ЕСЛИ ВСЕ МОЖЕТ ПОЙТИ НЕ ТАК… «Памятуя о сложности и опасности второго испытания претендентов, Её Величество выражает надежду на то, что подданные не будут рисковать своими жизнями ради любопытства, пытаясь проникнуть в катакомбы, чтобы наблюдать за испытанием лично. Кроме того, королева ожидает взвешенного и разумного поведения от всех заинтересованных лиц. И морд, так как это пожелание касается и двуипостасных». Из официального обращения двора Её Величества Помощники придворного мага встретились ранним утром третьего после бала дня, перед восходом солнца (ибо днем нежить куда слабее, чем ночью), оба одетые по-походному, с рюкзаками-невесомками и оружием на поясе. «Что-что, а пара посеребренных кинжалов никогда лишними не будут, — говаривал папа Горни. — Важнее только не забыть сухпаек, дщерь». Сухпаек Эби не забыла, да еще и в тройном размере взяла. На всякий случай. Накануне они с Вудхаусом посетили мэтра Корнелиуса, который погонял их по заклинаниям против нежити, как на экзамене. А сейчас магов уже ждала группа стражников во главе с начальником полиции города. Полицейские должны были сопроводить их до ратуши и охранять все известные выходы из катакомб, дабы никакая потревоженная нежить не прорвалась наружу. Газетчиков о времени выхода группы не оповестили, отлавливая их по периметру, чтобы отчаянные акулы пера не сунулись вниз за горячим репортажем. — Ну что, пойдем? — Нат поправил цепочку с амулетом. — Или прокатишь нас до ратуши на своем паромобиле? — Не прокачу, потому что он до сих пор в ремонте после твоих умелых ручек, — пробурчала Эби. — Я его по детальке перебираю — это надо ж было так угробить машину! Так что пешком, неженка. — Твое ворчание привычно, как утро, Горни, — усмехнулся Натаниэль. — Как и твои насмешки, Вудхаус, — не осталась в долгу Эби. Она очень переживала из-за разлада с папой, но старалась этого не показывать. Обменявшись любезностями, они наконец подошли к страже, чтобы поздороваться, и выдвинулись в путь. И больше уже не переругивались, потому что знали, когда нужно сосредоточиться на деле. Их провели по крышам домов, стоявших вдоль проспекта от дворца и соединенных через улочки мостками, чтобы не привлекать внимание излишне рано встающих горожан, спустили там, где начинались особняки аристократии (во дворах Горни и Вудхаусов было излишне многолюдно, точнее многогномно и многоэльфийно, но Нат и Эби сделали вид, что этого не заметили) и доставили до одного из домов в старом квартале позади ратуши. Здесь иным домам было и пятьсот лет; не выше трех этажей, цветные, узкие, они подпирали друг друга стенами, а улицы были кривыми, вымощенными брусчаткой. Соседи из строений напротив могли переговариваться, не повышая голос — так близко они стояли. Искомый же дом полвека назад использовался преступниками, которые и прорыли ход в катакомбы. И были съедены нежитью, оставившей стражу без работы. Ход был закрыт тяжелой дверью, которую открыли со скрежетом старым ключом — и напарники, кивнув охране, двинулись в глубину, на ходу зажигая магические фонарики. — Ты раньше здесь бывала? — Натаниэль напряженно оглядывался, а Эбигейл шла уверенно, как по тропинке у собственного дома. На лекциях по истории города, а также перед практикой с нежитью (правда, в катакомбы их не водили, дабы излишне ретивые адепты не обрушили на себя тонны породы с парой домов сверху) рассказывали, что ходы — это древняя, в два, а где-то и в три уровня сеть естественных пещер и тоннелей и искусственных тайных ходов, старой канализации, захоронений и ритуальных залов. Здесь было скрыто множество секретов и пропало множество неудобных людей. — Здесь конкретно — нет. Но катакомбы огромные, мы с кузенами, когда мне лет двенадцать-тринадцать было, забирались с другой стороны, от портовых складов. Они все похожи на самом деле: узкие галереи, коридоры, путаные ответвления, тесные закоулки и огромные гроты. Только в некоторых сухо, а в других болото настоящее, под ногами чавкает и воняет. — В этих, по крайней мере, сухо, — с энтузиазмом проговорил Вудхаус. — Рано радуешься, везунчик, — похлопала его по плечу гномка. — Видишь, галерея пошла вниз? Нам туда — в темноту, грязь и мерзость. — Ну, хоть нежити нет, — продолжал гнуть свою линию Нат. — Что ей тут делать? — удивилась Эби. — Здесь пока слишком светло и чисто для бодрых покойников. Вот спустимся ярдов на сто, они и полезут. Приготовь соль, кстати. Ты взял? — Взял, — покорно отозвался Натаниэль. — Я посещал практику. Но, насколько я помню, соль мало помогает. — Иногда и малости достаточно, — наставительно проговорила Эби. — Гномы испокон веков в недра земные заглубляются, с нежитью дело частенько имеют. Нам ли не знать, как её одолеть. Если силы биться кончились — сыпь соль дугой перед собой и беги. Она задержит, поможет. Эх, — она увидела мешочек Натаниэля, — мало взял. Вот, — она порылась в рюкзаке, — как знала, что нужно на тебя запасти. Тут соль с порохом. Если увидишь мертвяков — близко не подпускай, швырни дугой горсть, потом заклинания твори. Если совсем одолевают — очерти круг и встань, туда нежити хода нет. Соль с порохом ей нюх отбивает, и если глаза сгнили, то и не найдет тебя. Очень скоро на стенах появились тёмные, дурно пахнущие пятна, а пол стал скользким и липким. Нат брезгливо морщился и на каждом шагу пытался стряхнуть налипшую на сапоги слизь.