— У вас целая газета, нет, даже две газеты, и в них нет ничего интересного? Метод лаконичных ответов явно меня подвел. — Вы можете тоже купить себе газету и найти в ней что-нибудь интересное самостоятельно, — сказала я, не отрывая взгляда от черно-белой страницы. — Я искал тему для разговора, дорогая, — сказал Коммивояжер. — А мне разговоры неинтересны, — ответила я. — Поэтому ситуация видится мне простой. Вы хотите поговорить. Я не хочу говорить. Я выиграла. — Ох уж эти современные женщины, — вздохнул Коммивояжер. — О манерах даже не слышали. — Верно, не слышали. В этом суть феминизма. Мы боролись не за равные права, а за право хамить. Нам больше не нужно из вежливости поддерживать разговор. Так что найдите себе другое развлечение. — Я швырнула ему газету и вышла из бара. За несколько минут чтения я не нашла ни одного упоминания о себе; впрочем, про местные преступления в газетах пишут, только когда у полиции появляются новые зацепки. Нужно сходить в библиотеку и проверить, как продвигается расследование смерти Фрэнка. Около часа я бродила под величественными арками «Юнион Стейшн», разминая ноги и предвкушая новое путешествие в тесноте. В конце концов нашла скамейку, на которой сидел один подросток. Парнишка покачивал головой в такт тому, что вырывалось из его наушников. Я села рядом с ним. Хорошо, что хотя бы современная молодежь умеет заниматься своими делами. Глава 17 Если идти по вагону, несущемуся со скоростью сто тридцать километров в час, кажется, что поезд бежит вместо тебя. Я не стала снова рисковать, используя кредитную карту Вирджинии, поэтому купила обычное место. Дождавшись, пока схлынет обеденная толпа, я пошла в вагон-ресторан. Заказала бутерброд с индейкой и села за столик у окна, лицом к стенке. Осмотрелась, проверяя, может ли кто-нибудь доставить мне неприятности, и увидела подростка, завороженного своим телефоном, семейную пару, которая тщетно пыталась утихомирить детей, и солидного, тучного джентльмена в безупречном твидовом костюме. Последний уснул за столиком и так громко храпел, что женщина, сидевшая напротив него, уже начала собирать вещи. Это была пожилая дама, лет семидесяти пяти, высокая и худая; судя по ярко-голубым глазам и четко очерченным скулам, когда-то она могла похвастать невероятной красотой. Волосы у нее были совершенно седые, коротко подстриженные, вероятно, собственноручно. Вокруг ее рта и глаз лучились морщинки — так бывает у тех, кто часто смеется. Женщина посмотрела в мою сторону и, кивнув на храпящего господина, закатила глаза. Я улыбнулась, она тоже. Затем она подошла к моему столику. — Не возражаете, если я сяду здесь? Поблизости были и другие свободные столики, но пассажиров в вагоне постепенно прибавлялось. На первый взгляд ее компания казалась предпочтительнее, чем любая другая, а я не могла рисковать. Оставалось протянуть еще десять часов. — Пожалуйста. Женщина скользнула на сиденье напротив меня и подмигнула. Она тоже умела подмигивать. — Сорок лет слушала, как мой муж тарахтит, как трактор, по восемь часов в сутки, семь дней в неделю. Его уже нет, и я очень скучаю. Но не по этому звуку. — Куда вы направляетесь? — спросила я. — В Эри. А вы? — В Баффало, — сказала я. Я назвала следующую после Эри остановку. Задала вопрос первой, чтобы не пришлось говорить, куда я еду на самом деле. Кроме того, знакомые Дебры Мейз или Тани Дюбуа, услышав, что я отправилась в Баффало, пришли бы к выводу, что я сбежала в Канаду. — Вы в отпуск или возвращаетесь домой? — спросила я. — Ни то, ни другое, — с улыбкой ответила пожилая женщина. — Присматриваю за внуками на выходных. Мой сын и невестка думают, что для меня это отпуск. Но я-то бывала в Париже и знаю, что такое настоящий отпуск. А у вас что? — Еду навестить подругу, — сказала я. — Отпуск? — Можно и так сказать. — Иногда я смотрела в окно и пыталась убедить себя, что я в отпуске. Ни разу не получилось. — Меня зовут Долорес. Долорес Маркхэм. Таким образом Долорес предложила мне тоже назвать фамилию. Не сделай я этого, буду выглядеть грубой и, возможно, подозрительной. Впрочем, на мои знания о социальных условностях могла влиять излишняя мнительность. — Рада знакомству, Долорес. Я Эмма Ларк. Я держала это имя про запас, хотя в путешествии старалась по возможности соблюдать анонимность. Я представлялась так в первый раз, поэтому перед именем сделала паузу. Совсем короткую, лишь в долю секунды, но по изменившемуся взгляду Долорес я поняла, что она обратила внимание на мою заминку. — Ваше лицо кажется мне знакомым, Эмма. — У меня такая внешность, совсем обычная. — Возможно. Откуда вы? — Ее глаза встретились с моими. Долорес продолжала улыбаться, однако внимательно за мной наблюдала. — С окраины Сиэтла. А вы? — Из Мэдисона. Я попала в капкан. Мэдисон всего в тридцати минутах езды от Ватерлоо, где разыскивали Таню Дюбуа. Моя ориентировка, вероятно, есть во всех газетах. Долорес Маркхэм точно знала, кто я такая. Ехать на Средний Запад явно было ошибкой. После убийства Джека голова у меня варит плохо. — Мэдисон… — произнесла я, словно это слово впервые сорвалось с моего языка. — Слышала о нем много хорошего. — Никогда там не бывали? — Нет. Никогда, — ответила я. Можно изменить цвет волос, можно вставить цветные линзы, но свою суть не вытравить. Любой внимательный местный житель мгновенно узнает меня в толпе. Даже чувствуя, как мое сердце заходится бешеным стуком, я не сводила глаз с Долорес. Стараясь выглядеть спокойной и дружелюбной, я обдумывала план действий. — Может, когда-нибудь съезжу, — сказала я. — Наверное, лучше не стоит, — ответила Долорес. — Почему? — Вы как две капли воды похожи на женщину, которую там разыскивают за убийство. Мне почудилось, что температура в вагоне подскочила на десять градусов. Мысли крутились, как в лабиринте: за каждым поворотом ждал еще один тупик. Долорес вынудила меня на ходу менять планы, и теперь она уже не выглядела добродушной. Тем не менее о ее убийстве не могло быть и речи. — Любопытно, — сказала я. — Ее разыскивают для допроса. Мужа нашли мертвым у лестницы, жена исчезла. Зачем убегать, если она невиновна? — Вдруг ее похитил настоящий убийца? — Не было никаких признаков борьбы, а она забрала свою сумочку и как минимум один чемодан. Насколько я могла судить, Долорес находила беседу с потенциальной убийцей довольно забавной. Ну, с недавних пор настоящей убийцей. Если Джек вообще считается. Встать и уйти было бы подозрительно и невежливо, так что я позволила беседе идти своим чередом. — Тогда и впрямь подозрительно, — сказала я. — Вы удивительно на нее похожи. — Говорят, у каждого есть двойник. — Я не думаю, что она виновна. А может, он и сам не без греха, — сказала Долорес. — А еще он мог просто свалиться с лестницы, — добавила я. Громкоговоритель взвыл, прервав импровизированный допрос: — Следующая остановка: Эри. Долорес не сдвинулась с места. — Вам скоро выходить? — спросила я. — Точно. — Она взяла в руки сумочку и пальто. — Приятно было с тобой поболтать, Таня. Если б я стояла, мои колени подогнулись бы. — Эмма, — неуверенно прошептала я. Только вот зачем? Долорес сошла с поезда; через несколько минут она позвонит в полицию и сообщит о встрече с Таней Дюбуа. Я смотрела, как женщина идет по платформе к зданию вокзала. Сорвавшись с места, я побежала по проходу и спрыгнула с поезда прямо перед тем, как двери закрылись.