Прежде чем войти на станцию, я убедилась, что Долорес уехала. Добрела до края платформы и полчаса просидела на скамейке, заставляя себя дышать медленно и ровно. Потом зашла на вокзал, купила бейсболку и огромные черные очки. Пройдя по Пич-стрит, заметила вывеску мотеля; судя по виду, там принимали наличные и не слишком настойчиво требовали удостоверение личности. Номер 309 гостиницы «Победитель драконов» напоминал спальню моей матери в 1985 году. Рискну предположить, что ковру и покрывалу на кровати стукнуло от десяти до пятнадцати лет. Стены почернели от копоти — видимо, в мотеле разрешалось курить сколько вздумается, — а кран в раковине в ванной был таким ржавым, что я стала вспоминать, когда последний раз прививалась от столбняка. Тем не менее я радовалась предстоящей ночи в тишине, дающей мне время подумать. Я напрягла память и поняла, что стала убийцей всего четыре дня назад, — а казалось, прошла целая вечность. Я разделась, сбросила с кровати древнее одеяло, улеглась между колючими простынями и проспала столько, сколько позволили взвинченные нервы. * * * Я получила лишь трехчасовую передышку. Когда проснулась, часы у кровати показывали 21:09. Решив, что еще смогу найти открытый магазин, я оделась и вышла на улицу. Некоторые покупки могут показаться весьма подозрительными. Например, если б я работала в строительном магазине, то сообщила бы в полицию о человеке, который купил только веревку и клейкую ленту. А вот веревка, столярный клей, доски, дверные петли, грунтовка и клейкая лента не вызвали бы никаких вопросов. Поэтому я купила ножницы, краску для волос, одноразовый сотовый телефон, косметику и шарф, а также добавила в корзину смесь орехов, зубную щетку и пасту, шампунь и поливитамины, чтобы сбить с толку кассира. Возможно, я перестаралась, потому что продавец на меня даже не взглянул. Вернувшись в «Победителя драконов», я долго смотрела в зеркало, размышляя о том, как измениться до неузнаваемости. Достала ножницы из пакета, схватила прядь волос и срезала ее прямо у головы. Затем отрезала еще прядь, и еще, пока моя голова не превратилась в плохо подстриженный газон. Снова надела голубые контактные линзы, которые хранила на всякий случай. Краску для волос использовать не стала — решила держать один способ маскировки в резерве. Теперь я напоминала больную раком, от которой люди, скорее всего, будут шарахаться. Наверное, стоит побыть в таком образе, пока не найду себе новое место. Я постаралась убрать с линолеума остриженные волосы, поскольку с трудом горничных была знакома не понаслышке, затем поставила будильник и легла спать. Проснулась я уже через час — совесть сжимала мне виски. Доменик вроде бы не особенно пострадал, когда я его оставила, но травмы головы непредсказуемы. Я начала опасаться, что слишком навредила человеку, который, вероятно, в целом неплохой. Я нашла его визитку в бумажнике, достала сотовый телефон, купленный в Денвере, и набрала номер. Он ответил после третьего гудка. То есть я была почти уверена, что это он. — Доменик? — Да, кто это? — Как твоя голова? — Дебра? — Больше не называй меня так. — Хорошо, милая. Просто скажи мне, где ты. В Денвере? — Нет, не в Денвере, — ответила я. — Как ты? — Сотрясение. Ты звонишь узнать, как я? — Да. — Тронут. Где ты? — В остальном ты цел? — Несколько швов. Скажи мне, где ты, милая. — Раз все обошлось… пока, Доменик. Я вышла из гостиницы в три часа ночи. Телефон я выбросила, а ключ сунула в окошко на стойке регистрации, чтобы меня никто не увидел. Затем вернулась на вокзал и на собственные деньги купила еще один билет до Олбани. Поезд отправлялся в семь пятнадцать утра. Что касается имени, то Эмма Ларк оказалась бесполезной. Даже с копиями удостоверения личности и паспорта, украденными из архива начальной школы, толку от нее не было никакого. Благодаря дамочке по имени Долорес Маркхэм мне и трех дней не удалось продержаться в новой роли. Без имени долго не протянешь, поэтому я сразу же взялась за дело. Как только села в поезд, начала обходить вагоны, запоминая всех женщин примерно моего возраста. Затем сузила список до тех, с кем имела хоть какое-то внешнее сходство. Набралось целых три многообещающих варианта. Лучше всего было бы не торопиться, внимательно изучить их фигуры, прикинуть рост или даже набраться смелости и завязать разговор, узнать возраст, место рождения, пункт отправления и назначения, прежде чем принимать какие-либо решения. Но мне подвернулся удобный случай, и я не стала его упускать. Женщина с длинными каштановыми волосами, за которую я определенно могла бы сойти, удалилась в туалет и оставила свою сумочку в практически пустом вагоне. Я выхватила бумажник из ее сумки и сунула в свою. Зайдя в туалет другого вагона, почти не глядя вытащила из бумажника водительские права, несколько чеков и кредитную карту. Затем я не спеша пошла обратно мимо купе той женщины. Она еще не вернулась и вряд ли заметит кражу, если бумажник останется в сумке, так что я положила его на место. Потом быстро ретировалась в соседний вагон. Мой беспечный почти-двойник сошел с поезда в Сиракузах, штат Нью-Йорк. Только тогда я осмелилась изучить свою новую личность. Вынула водительские права из сумки с пьянящим нетерпением. Соня Любович из Блумингтона, штат Индиана. Любович. Фамилия польская или русская? Предположим, что я приобрела ее в результате недолгого брака с мужчиной, который никогда не распространялся о своей семье. Известно, что недостаток общения сказывается на прочности брака; хотя, возможно, именно это и держало нас с Фрэнком вместе так долго. Итак, удостоверение личности мне подойдет. Соня всего на два года старше и на пару сантиметров выше меня, и мы довольно похожи друг на друга. Фотография сделана несколько лет назад, и мой нынешний внешний вид можно было легко объяснить тем, что жизнь и болезнь — рак! — взяли свое. Я надеялась, в роли Сони Любович продержусь дольше, чем в роли Эммы Ларк. * * * 17 апреля 2015 г. От кого: Райан Кому: Джо Джо! Почему ты попросила о помощи его? Ты могла позвонить мне. Я бы тебе помог. Р. 22 июня 2015 г. От кого: Райан Кому: Джо С твоего побега прошло десять лет. Люди снова о тебе судачат. Твоя фотография — боже, хотел бы я знать, как ты сейчас выглядишь — появилась в газетах. Будь осторожна. Джейсон Лайонс вернулся в город, теперь он прокурор. Ему все равно, что тебя объявили погибшей. Он думает, ты все еще где-то скрываешься. Р. Соня Любович Глава 18 Покидая Реклюс, я понятия не имела, куда направляюсь. Не знаю, когда у меня в голове наметился четкий план. Возможно, он всегда там хранился, затерянный на дне, как пазл, который необходимо собрать. Моя мама в детстве жила со своей мамой на Манхэттене, в квартире с одной спальней. Бабушка по отцовской линии не помогала ее обеспечивать, зато каждое лето платила за лагерь в северной части штата Нью-Йорк. На восемь недель мою маму увозили из душной бетонной коробки, чтобы она свободно бегала среди сосен, кленов, дубов, ив и кипарисов. Она плавала в озерах, каталась на каноэ по рекам… Ее одноклассники о таком досуге могли только мечтать. Рассказы о летних приключениях завораживали, и я часто спрашивала маму, почему меня не отправляли в лагерь. Однажды она махнула в сторону водохранилища Ваки, где я плавала круглый год, кроме зимы, и предложила разбить палатку на берегу. Пошутила. Наш дом был таким маленьким, что и мама не возражала бы против дополнительного пространства. Однако меня не покидали мечты о чудесном лагере из маминых воспоминаний, и иногда я расспрашивала ее о том, как там проводили время. Было ли у нее собственное каноэ? Сколько часов в день ей разрешалось плавать? На кого-нибудь нападал медведь? Общалась ли она с кем-нибудь из друзей по лагерю? — Нет. Мы потеряли связь, — отвечала мама, отхлебывая джин с тоником из уже третьего за день стакана. — А кто-нибудь из вас тонул в озере? — Почему ты все время спрашиваешь про утопление? — удивлялась она. Вряд ли я когда-нибудь отвечала на этот вопрос. Сейчас думаю, что меня уже тогда интересовала эта тема, хотя интерес еще не перерос в навязчивую идею. — А ты там встречалась с мальчиками? — продолжала я. — Конечно. По маме всегда легко было сказать, когда разговор окончен. Ее глаза устремлялись к небу, даже если его не было видно. А я всегда пыталась вытянуть из нее еще немного. — А что становится с лагерем, когда лето кончается? — Ничего, — говорила мама. — Стоит в одиночестве, как домик в прериях, пока в следующем году снова не приедут дети.