Через двадцать минут, оказавшись на краю поляны, я поползла вдоль опушки, высматривая охотников. У лагеря увидела раненого, сидящего на бревне. Со стороны костра доносился шум, оттуда все еще поднимался столб дыма. Я пронеслась мимо раненого к главной дороге. На воротах по-прежнему висел мой замок, а перед забором стоял пикап «Форд», загораживавший единственный выезд. Я заглянула в пикап — ключи были внутри. Тут раздались три выстрела в воздух. Видимо, раненый охотник хотел связаться с друзьями. Я проехала на их «Форде» метров двадцать по изрытой воронками тропе, пока не нашла маленькую поляну. От нее шел спуск к ручью. Я не хотела выводить из строя машину охотников, но мне нужно было убедиться, что они не бросятся в погоню. Я нажала на газ, и пикап спикировал в русло ручья, погнув бампер. Я выбралась из машины и пошла вверх по каменистому склону. Найдя свой старенький «Джип», прыгнула на сиденье и завела двигатель. Охотников было видно в зеркале. Я вдавила педаль газа в пол и пригнулась — несколько пуль застряли в багажнике. Я резко свернула вправо на главную дорогу, подрезав «Субару», который отчаянно загудел, и помчалась вперед, оставив позади «Субару», охотников и свой приют в лагере «Уайлдейкр». * * * 23 августа 2015 г. От кого: Райан Кому: Джо Я буду продолжать писать, даже если ты не читаешь. Только что узнал, что с тобой случилось, кем ты стала, за кого вышла замуж. Вся твоя история теперь в газетах. Все знают, что ты жива. Скажи мне только одно: это ты его убила? Р. Глава 19 Охотники украли у меня еще несколько недель лагерной жизни. Я не держала на них зла. Вероятно, я пережила бы холодные ночи со спальным мешком и запасом провизии, но после первого же снегопада застряла бы в лагере до весны или до приезда снегоуборочной машины. Кроме того, я уже знала, каким будет следующий шаг. Просто сделала его чуть раньше, чем планировала изначально. Первые три ночи после стычки с охотниками я спала в «Джипе» на привале у туристической тропы. В воскресенье я начала охоту за домом. Заходила во все местные заведения — столовые, супермаркеты, лавки, — но больше всего мне нравились фермерские рынки. Городские всегда выделялись, даже если не хотели этого. Я заметила, что предпочитаю свитеры, водолазки, вельвет и джинсы, заранее поношенные китайским производителем. В основном я следила за парами. Они закидывали провизию в багажник новенького «Джипа», «Мерседеса» или «Рейндж-Ровера» и ехали по извилистым проселочным дорогам, окаймленным опавшими листьями и оголенными деревьями. Я записывала маршруты в блокнот. Окружная трасса № 7, прямо у поместья Джексонов, налево на Сирил-лейн, проехать три километра и свернуть на грунтовую дорогу, ведущую к дому за елями. В понедельник утром я отправилась к городской паре, с которой познакомилась в «Трех углах», поскольку они и вдохновили меня на эти приключения. Сбросила скорость у их дома и огляделась. Наверх вела извилистая дорожка, и пешком туда ходили только те, кому всерьез не везло, или любители спорта. Я проехала с полкилометра и припарковала «Джип» на асфальтовом пятачке, избитом следами шин. Домик снаружи выглядел скромно и уютно. На крыльце, давно нуждающемся в ремонте, стояла пара садовых стульев. Входную дверь охраняло мертвое растение. Я заглянула под горшок. По крайней мере, они не настолько глупы. Подняла коврик — ключа нет. Прошлась вдоль кустов, которые вели от дома к подъездной дорожке. Перевернула все камни, которые блестели больше других, и на всякий случай пнула те, что не могла поднять. Снова обойдя дом, я увидела еще одно растение, цепляющееся за жизнь. Прямо из земли в горшке торчал ключ. Таблички охранной фирмы рядом не обнаружилось, поэтому я вытерла ключ о джинсы и вставила его в замок. Он подошел. Я открыла дверь. С потолка спускались деревянные балки, причем так низко, что долговязому человеку пришлось бы постоянно пригибаться. Мне это могло оказаться полезным. Мебель была скудной и разрозненной. В гостиной стояли диван на деревянном каркасе, двухместная софа, ярко-красный кухонный стол из пластмассы и металлические складные стулья зеленого цвета. В центре соседней комнаты лежал потертый восточный ковер. Создавалось впечатление, что мебель покупали на распродажах, не задумываясь о сочетаемости. Но сюда должны приезжать двое горожан, стремящихся сбежать от суеты. Не могли же они обставить свой дом так безвкусно! Тем не менее у дома имелись крыша, дровяная печь и кухня. Я продолжала осмотр, пока не увидела ламинированный лист бумаги с надписью красивым почерком: Здешние правила: Чувствуйте себя как дома. Пожалуйста, не оставляйте мышам крошки. Если у вас останутся продукты, положите их в холодильник. Можете угощаться всем, что найдете. Пожалуйста, не смывайте тампоны и презервативы в унитаз. Система очистки может засориться. Перед отъездом, пожалуйста, снимите с кровати постельное белье и положите его в стиральную машину. Остальное сделает наша домработница. Я поняла, что этот дом для меня не годится. Какие-то постояльцы, домработница, которая может явиться в любой момент… Я выскользнула на улицу, заперла дверь и воткнула ключ обратно в горшок. Сев в машину, поехала к следующему по списку дому. К нему вела дорожка длиной метров четыреста. Добравшись до вершины холма, я чуть не врезалась в пожилого джентльмена на самоходной косилке «Джон Дир». Ударила по тормозам, опустила стекло. Он подъехал к моему «Джипу» и, выключив двигатель, спросил: — Чем вам помочь? — Я ищу дом Бигелоу. — Чей-чей? — Разве здесь не живут Бигелоу? — Не припомню такой фамилии. Какой у них адрес? — Я не записала, надеялась по памяти доехать. — Женщинам на память полагаться нельзя, — сказал он. Это задело меня за живое, поскольку я, как никто другой, разбиралась в системе автомагистралей между штатами США, а внутренний компас подводил меня разве что в безлунные ночи. Наверное, надо было закончить разговор, но я не сдержалась. — На самом деле обычно я хорошо ориентируюсь. Просто все подъездные дорожки выглядят одинаково. Видимо, я промахнулась. — А в каком городе живут Бигелоу? — спросил мужчина. Он не собирался сдавать позиции, и отвечать на новые вопросы было глупо. — Извините, что побеспокоила, — сказала я. — Мне пора. Мужчина на газонокосилке остался стоять на месте, не давая мне развернуться. Я проехала все четыреста метров вихляющей дороги задним ходом — так быстро, как только могла. В каждом доме, который я в тот день посетила, был свой набор проблем. Третий дом делил забор с соседями, которые жили там постоянно, судя по количеству автомобилей и велосипедов. Прийти и уйти без их ведома было бы невозможно. Во дворе четвертого дома висели несколько табличек местной охранной компании. Возможно, хозяева блефовали, однако играть в рулетку не хотелось. Я чувствовала себя сказочной героиней, которая ищет подходящую кровать. И нашла ее, хоть и далеко за полночь. Небольшой уютный коттедж из камня, стоящий в конце длинной дорожки и полностью скрытый за еловыми лапами. После получасовой экспедиции с фонариком я обнаружила запасной ключ, спрятанный между двух камней в стене под кухонным окном, открыла дверь и нащупала в прихожей выключатель. Дом был чистым и просто обставленным. Я попыталась вспомнить, за кем следила, чтобы вычислить это место, но следы расплывались в памяти. Дома и их владельцы превратились в набор указаний, которые я набросала в дешевом блокноте, украденном из какого-то мотеля. Едва включив свет, я почувствовала, что поиски мои окончены. В воздухе стояла сырость, как бывает в непроветриваемых помещениях, а это означало, что хозяева наведываются сюда нечасто. Шкафы и тумбы в основном пустовали, нашлись только несколько зимних пальто и набор консервов. Некоторые пальто должны были подойти мне по размеру. В гостиной стоял телевизор, но в доме не оказалось ни телекабеля, ни интернета. Я подняла телефонную трубку и услышала гудок — единственное, что связывало этот дом с внешним миром. Кровати были по-военному аккуратно застелены, в дровяной печи не осталось ни следа углей или пепла, на кухонных полках не было посуды, а в холодильнике стояли только приправы и коробка с содой. Возможно, я испытывала прилив необоснованного оптимизма, но у меня теплилась надежда, что владельцы вернутся еще очень нескоро. Термостат был установлен на тринадцать градусов — достаточно, чтобы трубы не лопнули, хоть и некомфортно для человека. Впрочем, до середины декабря трубы вряд ли вообще могут промерзнуть. Если хозяева планировали приехать раньше, они, вероятно, вовсе отключили бы отопление. Я продолжала рыскать по кладовой, пока не обнаружила на задней полке открытую бутылку бурбона. В шкафу нашелся одинокий стакан, и я налила себе выпить. Бродя по дому, я знакомилась со своим новым пристанищем. Несмотря на скромную обстановку и полное отсутствие украшений, несколько личных предметов здесь все-таки было. На каминной полке стоял семейный снимок, сделанный на крыльце этого самого дома. Мужчина и женщина чуть за пятьдесят, стройные и лучащиеся энергией, но не высокомерные, в отличие от большинства людей, которые заботятся о своем здоровье. У обоих были седые волосы, загорелые лица и теплые улыбки. Между ними сидели два молодых человека, обоим чуть за двадцать. Один — точная копия отца, а другой походил на обоих родителей: у него был высокий лоб и квадратный подбородок отца, большие карие глаза и щель между передними зубами, как у матери. Все обнимали друг друга и искренне улыбались, словно только что дружно хохотали. Такого счастья, как у них, я никогда не знала и, вероятно, никогда не узнаю. В тех редких случаях, когда мы с мамой (и ее помощником) фотографировались вместе, мы улыбались в камеру, но сами не верили этим улыбкам. Даже в детстве, еще не предполагая, как сложится моя жизнь, при виде счастливых семей меня охватывала зависть, такая безобразная, что она, казалось, пожирала мою душу. Я приучила себя не смотреть. В магазинах, в кинотеатрах, возле школы просто отводила взгляд. Я положила фотографию моей принимающей семьи лицом вниз на каминную полку, потому что иначе снимок ранил бы меня каждый день. В коридоре у входной двери на старом деревянном столе стояли коричневый кнопочный телефон, словно украденный из какого-то офиса, кружка с набором ручек и календарь. Я проверила, отмечают ли хозяева свои визиты в календаре, и увидела два крестика рядом с прошедшими субботой и воскресеньем. Пролистала календарь вперед: знак вопроса под Днем благодарения и несколько крестиков под днями рождественских каникул. Я допила бурбон и налила еще. Я оставалась на ночь. В выдвижном ящике стола лежали папки с номерами коммунальных служб и старыми счетами. Я посмотрела на имя в счете за телефон. Леонард Фрейзер. Интересно, все зовут его Леном или Ленни? Это может оказаться важным, если, к примеру, позвонит сосед. Я продолжала обыскивать стол, пытаясь найти имя женщины. В нижнем ящике лежала небольшая картонная коробка с письмами и открытками. Большинство открыток были рождественскими и адресованы либо «семье Фрейзеров», либо «мистеру и миссис Фрейзер», и только одна или две предназначались для Джины Фрейзер. Странным мне показалось то, что с десяток конвертов остались нераспечатанными. Похоже, внутри лежали рукописные листы. В конце концов я нашла один конверт с чистым срезом по краю. Поскольку я уже вторглась в дом этой семьи, чтение личной переписки вряд ли кого-то оскорбит сильнее. Я вытащила аккуратно сложенную рисовую бумагу из бледно-голубого конверта и прочитала: Дорогие Лен и Джина! Мы не знали, что писать и существуют ли на свете слова, которые могут вас утешить. Мы сочиняли это письмо несколько дней. Мне так жаль Тоби… Он был чудесным, и мы все по нему скучаем.