— А, его, — произнесла она скучающим тоном. — Он нашел меня, Блю. Явился ко мне с пистолетом. — Хреново. Приношу свои извинения, — сказала она. — Ты так и планировала? Ты знала, что так будет? — Честно говоря, я рассматривала такую возможность. — А если б он меня убил? — Но ведь не убил, верно? — Блю терпеливо ждала, как будто вопрос был достоин ответа. — Нет, не убил. — Ты ему что-нибудь сказала? Я чувствовала, что она нервничает, и мне хотелось еще больше вывести ее из равновесия. — Рассказала все. Повисла тишина, затем Блю снова заговорила: — Понимаю. Он умеет убеждать. Однако Амелии Кин больше нет, и маловероятно, что он сумеет меня выследить. — Я тоже думаю, что это крайне маловероятно, — сказала я. — И почему же? — Потому что я его убила. — Как? — спросила она. Я никогда не слышала в ее голосе такого восторга. — Застрелила из револьвера, который ты мне дала. — Чудесно. Знаешь, это был его револьвер. Ты обставила все как суицид? — Нет. Старое доброе убийство. — Расскажи мне как можно подробнее. — Этого достаточно. Теперь твоя очередь. — Что ты хочешь знать? — Для начала, кого мы, черт возьми, похоронили в том парке? — Ты так и не поняла? — разочарованно протянула Блю. — Нет. Просвети меня. — Лестер Картрайт. Муж Лоры, вдовец. — Погоди, ты убила мужа Лоры Картрайт? Которого мы встретили в похоронном бюро? — Его больше нет с нами. Предпочитаю эту формулировку. — Но зачем? — Ты же сказала, что он ее убил. Разве не помнишь? — спросила Блю. — Не помню, чтобы я советовала вернуть ему должок. — А разве я обязана с тобой советоваться? — Не обязана. Хотелось бы знать, что ты делаешь в моем родном городе. — Пишу книгу об убийстве Мелинды Лайонс. Она была настоящей красоткой? — Да. — Тогда я понимаю, почему ты ей завидовала. — Я не завидовала. — Ладно, мне пора. У меня интервью через пятнадцать минут. — Никто не станет с тобой разговаривать. — Твоя мать уже поговорила. Я все записывала на диктофон, и она практически призналась. Хотя суд вряд ли примет запись: твоя мать явно была пьяна. — Я слышала, она в завязке, — сказала я. — Верно. Мне пришлось ее напоить, чтобы развязать язык. — Блю, что ты затеяла? — Я хочу очистить твое имя. — А выглядит так, будто ты хочешь меня подставить. — Ты неправильно толкуешь мои намерения. После всего, что ты для меня сделала, с меня причитается. Я все исправлю. Поверь, Нора. Меня била такая дрожь, словно я застыла в кубике льда. Впервые за десять лет кто-то назвал меня настоящим именем. Глава 26 Каких бы моральных координат ни придерживалась Блю, я не могла ее понять. Насколько я знала, она сама выбрала жизнь, которую вела. Хотя Блю не отличалась добродушием, какая-то часть меня все-таки верила в ее преданность и в то, что она действительно пытается обелить мое имя. Когда я уезжала из Остина с ее револьвером в машине и ее удостоверением личности в сумке, она уже просчитала наиболее вероятный сценарий моей жизни в качестве Дебры Мейз и знала, что Джек меня выследит. Возможно, даже подсказала ему, где меня искать. Знала, что Джек слетит с катушек, найдя меня вместо нее; гадала, застрелю я его или нет. Вероятно, решила, что шансы у нас с Джеком равны. Она была готова рискнуть моей жизнью — а теперь считала себя передо мной в долгу. И этот долг может оказаться моим спасением. Интересно, какой она была раньше… Неужели всегда так быстро и без колебаний спускала курок? Я не хотела кончить как она, но жизнь словно отреза́ла ножом куски моей порядочности и чести. Теперь я способна делать то, на что в юности никогда не решилась бы. Надо мной висел собственный долг, долг перед миром, который я должна заплатить, прежде чем заслужу право начать с чистого листа. Поскольку мои преступления мешали сдать Реджинальда Ли в полицию, пришлось идти в обход. Я выписалась из мотеля поздним утром следующего дня. Поехала обратно к озеру Саранак, по дороге купив бутылку бурбона и жидкость для розжига. Проверила почтовый ящик на Черч, 333, — все еще не тронут. У домика я не заметила никаких признаков того, что Реджинальд или кто-то другой был там после моего отъезда. Я устроила в доме Реджинальда Ли пир в честь Дня благодарения: ела рисовый суп с индейкой и начинку для тыквенного пирога из консервной банки. Еще сделала пару глотков бурбона, чтобы приободриться. Для меня это был день скорби, но я напомнила себе, что нахожусь в засаде. Реджи и так приехал бы рано или поздно, однако я хотела ускорить процесс. Если Реджи общается с соседями — не факт! — то они сообщат ему, что в доме завелся постоялец. Я разожгла огонь в дровяной печи и стала ждать. Через три часа в дверь постучали. Я не ответила. Снова раздался стук, а затем мужской голос спросил: — Реджи! Реджи, ты здесь? Мужчина продолжал стучать минут пять или десять. Я волновалась, что у него может оказаться ключ, но в конце концов он ушел. Я посмотрела на часы. Было 15:34. Реджи вряд ли живет больше чем в паре часов езды от своего арсенала. Пора приниматься за работу. Я спустилась в подвал и достала несколько мешков с удобрениями. Затем взяла баллон с жидкостью для розжига на заднем дворе и отнесла вниз. Вернувшись на первый этаж, подкинула в огонь еще несколько поленьев. Надела сразу три свитера, одно из зимних пальто Реджи, шапку и варежки поверх перчаток. Затем одолжила один пистолет из его арсенала — вряд ли Реджи хватится, — сунула в карман пальто и спряталась под крыльцом, как в бункере. Через час и сорок пять минут по заснеженной дороге к дому подъехал пикап. Реджи припарковался рядом с моим «Джипом» и обошел свой двор. Я погасила весь свет в доме, комнату освещали только горящие в печи поленья. Он осторожно поднялся по ступенькам. Дверь была слегка приоткрыта и скрипнула, когда Реджи медленно ее открыл. Я сняла перчатки, схватила пистолет и выползла на крыльцо, когда он скрылся в доме. Реджи включил свет и увидел, что люк в подвал открыт. — Твою мать, — выругался он. — Сидеть, — сказала я, направляя пистолет ему в спину. — Надо поговорить. Реджи обернулся. Лет сорока пяти, с окладистой бородой и длинными волосами, он носил фланелевую рубашку, охотничью куртку и шапочку. Пистолет, похоже, его не напугал — только еще больше раззадорил. — Ты кто такая, мать твою? — Садись, — повторила я. Он опустился на обшарпанный диван, не сводя глаз с дверцы люка. — Откуда ты? Из ФБР? Нет, ты слишком чокнутая. Управление по борьбе с наркотиками?