Я решила не отвечать. — Реджи, расскажи-ка мне, что ты собирался делать с горючими материалами в подвале. — Какими горючими материалами? — С пятнадцатью мешками удобрений, которые ты хранишь в холодильной комнате. — Я люблю работать в саду, а скоро весна. — А как насчет оружия? — Охота на оленей. — Для охоты на оленей не требуется самозарядное оружие, — заметила я. — Стрелять удобнее, — ответил Реджи. — Скажи мне, что ты собирался делать. — Ни хрена я тебе не скажу. Я почти чувствовала жар его гнева. Он сверлил меня глазами, не обращая внимания на пистолет в моих руках. Я достала из кармана мобильник и бросила его на диван рядом с Реджи. — Ты позвонишь в «девять-один-один» и скажешь, что у тебя дома есть опасные химические вещества, от которых ты хочешь избавиться. Реджи испытующе посмотрел на меня, потом взглянул на телефон, но не поднял. — Почему ты не вызываешь подмогу? — спросил Реджи. — Я думала, мы сами разберемся. Реджи выглядел озадаченным. Он оглядел свой дом, заметил в углу мешок с мусором, доверху набитый консервными банками. — Ты здесь жила? — Бери телефон, Реджи. Он не пошевелился. — Ты же не оттуда, да? Вопрос был обоснованным. — Не оттуда, — подтвердила я. Реджи улыбнулся, обнажив желтые зубы. Последние следы его страха улетучились. Я выстрелила в окно — пусть встрепенется. Он даже не вздрогнул, а все мое тело задрожало от отдачи. — Убирайся к черту, и на этом мы закончим, — сказал Реджи, вставая на ноги. Я взяла жидкость для розжига и облила ею диван. Затем схватила бутановую зажигалку у плиты и поднесла к дивану. — Звони, — повторила я. — Или я сожгу тут все дотла. Реджи бросился ко мне. Я выстрелила ему в руку. Он отступил на несколько шагов, выпрямился и посмотрел на свою окровавленную ладонь. Второго предупреждения я не сделала. Щелкнула зажигалка. Пара секунд — и диван вспыхнул. Комната наполнилась дымом. Я видела, как Реджи обдумывает варианты, и решила предопределить его выбор. — Все кончено. Давай уйдем отсюда? Казалось, весь его кураж пропал. Он уставился на пламя, а затем кивнул, повернулся и медленно пошел к двери. Я последовала за ним — наверное, подойдя слишком близко. Внезапно он развернулся и ударил меня наотмашь по лицу. Я упала. Реджи с силой пнул меня в ребра. Я нажала на спуск. Вторая пуля попала ему в живот. Он сделал несколько шагов вперед и рухнул на пол, застонав от боли. Мои глаза слезились от дыма и жара. Я встала и пошла к выходу. Реджи тоже попытался встать, однако снова упал. — Сжалься надо мной, окажи услугу, — пробормотал он. — Чего ты хочешь? — спросила я, оборачиваясь. — Я уже мертв. Так пристрели меня. Ты мне должна. Я мысленно с ним согласилась. И подняла пистолет в последний раз. — Боже, прости меня, — сказал он. Я нажала на спуск. Пуля попала ему между глаз. Его голова склонилась набок, как будто он вдруг задремал. Я выбежала на улицу и жадно глотала ртом воздух. Отдышавшись, прыгнула в «Джип», выехала на дорогу, прибавила скорости и вскоре оказалась в конце подъездной дорожки. Потом остановилась на секунду и посмотрела в зеркало заднего вида. Крошечный дом был объят пожаром. Проехав по трассе метров пятьсот, я услышала сердитые раскаты грома и почувствовала серию небольших толчков. Снова взглянула в зеркало заднего вида. Дом Реджи исчез — остался только огонь, яркий, словно солнце. Тогда я поняла, что все кончено. Я израсходовала по крайней мере восемь из своих девяти жизней и вряд ли смогу провести на свободе много времени. Я оставила машину на парковке вокзала Олбани с ключом в замке зажигания и пошла к табло отправления. В ту ночь поездов больше не было. Пришлось купить билет на «Эмпайр» в десять утра и заселиться в дешевый мотель. Я не спала. Семь часов подряд глазела на оштукатуренный потолок, видя перед собой лицо Реджинальда: сначала мятежное, а потом смиренное. Убив одного человека, даже если аргумент про самооборону не убедителен, можно пенять на случайность: оказалась не в том месте, не в то время и не под тем именем. Но после второго убийства начинаешь задавать себе трудные вопросы. Действительно самооборона или выбранный тобой образ жизни? Когда хладнокровно убиваешь человека, ты убиваешь часть себя. В глубине души я знала, кто я. Теперь все изменилось. Десять лет в бегах наконец действительно превратили меня в хладнокровного убийцу. Совесть будет преследовать меня, как тень. И каждый раз, закрывая глаза, я буду видеть лицо Реджинальда Ли. * * * На следующее утро я села в поезд до Ниагарского водопада и все шесть часов смотрела в окно, пытаясь забыть, кем я была и кем стала. Сойдя с поезда, сразу зарегистрировалась в гостинице по проверенным, но просроченным правам Сони Любович, бросила сумки в комнате и пошла прямо к водопаду. Грохот стоял оглушительный. Дымка тумана будто очищала. Невозможно представить что-то уродливое перед такой мощью и красотой. Подходящее место для того, чтобы сдаться. И чтобы избавиться от оружия. Я вынула пистолет из кармана и бросила вниз. Как выяснилось, мало кто посещает Ниагарский водопад зимой. Я могла позволить себе роскошь бродить по стылым улицам в одиночестве. Все, что показывают в кино — маршрут «Девы туманов»[30], Пещера ветров (долгая прогулка по мокрой красной лестнице), — было закрыто на зиму. Я помнила, как в детстве смотрела с мамой «Ниагару». Мама боготворила Мэрилин Монро. Они походили друг на друга лишь тем, что неудачно выбирали мужчин. Увидев гигантский замерзший водопад, я почувствовала себя обычным туристом. Гуляла до тех пор, пока могла сопротивляться холоду. Затем вернулась в город, зашла в первый попавшийся бар и взяла кофе по-ирландски[31], чтобы согреться. Я изо всех сил старалась сидеть спокойно и наслаждаться успокаивающим жжением горячего виски в горле. Я изо всех сил старалась не думать о том, что принесет следующий день, хотя план у меня был простой и четкий. Я изо всех сил старалась не смотреть на кошелек женщины, флиртующей с мужчиной, который не обращал на нее внимания. И все-таки решилась на очередную кражу. Просроченное удостоверение Сони Любович может помешать моему плану. Флиртующая женщина, которая утром проснется одна и без кошелька, была очень похожа на меня, а мне большего и не надо. Потом я вышла из бара на холодный воздух. Шум водопада слышался даже в городе. Я открыла ее бумажник и посмотрела права. Мойра Дэниелс. На пару сантиметров ниже меня, на десять килограммов тяжелее, с длинными каштановыми волосами и голубыми глазами. Я даже не стала произносить имя вслух и пробовать им представиться. На обратном пути в гостиницу я зашла в магазин и купила осветлитель для волос, раствор для контактных линз и новую зубную щетку. В номере я перекрасила свои короткие каштановые волосы в блонд. Чем больше ты отличаешься от фотографии, тем больше это списывают на косметику. Запах химикатов всю ночь висел в комнате и обжигал мне ноздри. Утром я долго принимала душ — последний на какое-то время. Посмотрев в зеркало, я все равно себя узнала. Так что промыла кошмарные голубые линзы раствором и провела добрых полчаса, запихивая их в глаза. Когда закончила, на веках появились красные воспаленные следы. Зато я больше себя не узнавала. Я собрала вещи и выписалась из мотеля, нашла кофейню с видом на водопад и превратилась в невидимку, сидя над чашкой кофе. Затем достала один из мобильных телефонов и позвонила. Мне не ответили, и я оставила голосовое сообщение. — Больше не могу. Мне все равно, что со мной будет. Я просто хочу вернуться. Хочу снова быть собой. На следующее утро я села на поезд «Лейк Шор Лимитед» и заняла место напротив пожилого джентльмена с затуманенными глаукомой глазами. Он улыбнулся мне, точнее, пожалуй, некоему моему подобию — для его-то взгляда. Он не мог разглядеть меня по-настоящему, и я находила в этом некоторое утешение. Впрочем, меня настоящую давно никто не видел. — Доброе утро, — сказал старик. — Доброе утро, — ответила я. — Едете домой? — спросил он. — Да, — ответила я. — Всегда приятно возвращаться домой. Я не стала с ним спорить. Нора Гласс Глава 27 Еще на первом этапе возвращения я решила, что пришло время сбросить с себя другие жизни. Я собиралась вновь стать собой. К сожалению, слишком много лет я заглушала воспоминания о себе, и теперь мне требовалось время. Нора Джо Гласс — имя в моем свидетельстве о рождении. Я родилась в Билмане, штат Вашингтон, 15 марта 1987 года. Сначала у меня было двое родителей, Наоми и Эдвин Гласс. Потом отец покончил жизнь самоубийством. Знакомые строили всевозможные предположения о том, почему он это сделал. Некоторые думали — потому что не мог обеспечить семью. Бакалейному магазину Глассов в Билмане было столько же лет, сколько Глассы жили в Билмане. Однако магазину быстро пришел конец, когда им стал управлять мой папа. Кое-кто считал, что он покончил с собой, поскольку жена завела роман на стороне. А по-моему, он сделал это только потому, что ему было грустно. Мое детство обычным не назвать: отец-самоубийца и вечно пьяная, нерадивая мать. Теперь я вижу, что это была самая обычная часть моей жизни. В свете настоящего легко смотреть на далекое прошлое через розовые очки. Пока я любовалась проплывающим в окне поезда пейзажем Огайо, стали возвращаться мои ранние воспоминания. Обратный отсчет начался. Я буду дома через пятьдесят шесть часов.