Он держит нашу бутылку ликера за горлышко и выпивает последние несколько унций. Я умру, если мы закажем еще одну бутылку, но я не это имела в виду, и он это знает. Талант Ридж — плохой ублюдок. Он выглядит небрежно в своих дорогих брюках, одетых как попало, как будто они не стоят больше, чем этот бар зарабатывает за ночь. Сидя с самой красивой девушкой в комнате, которая удобно устроилась на его коленях, раздвинув собственные, пьяный и трахнутый, он совсем не похож на чопорные картинки из интернета. Стойкие обложки деловых журналов и безупречная репутация не оставляют места доброте и хладнокровию. Для внешнего мира он строго профессионал и не заботится о своем холостяцком статусе. В шести дюймах между нашими лицами Талант из тех парней, которые заставляют шлюху чувствовать себя королевой. — Мне нравится проводить с тобой время, Лидия. Но я ни хрена за это не плачу, — Талант облизывается. Уткнувшись лбом в его, я соглашаюсь с этим… С каких это пор звук моего будильника звучит так, будто дровосек прорезает мне голову бензопилой? Прикрывая глаза сгибом локтя, я переворачиваюсь с бока на спину и сжимаю губы, когда огонь зажигает мой пищевод. Пес прыгает на кровать рядом со мной, лижет мою руку и тыкается носом в меня. Я отмахиваюсь от него и сажусь, вздрагивая от пульсирующей боли в висках. Я опрокидываю стакан воды с тумбочки, ругаюсь и нажимаю кнопку повтора на часах. Я вне себя. Буквально. Я тру глаза тыльной стороной ладони, надеясь, что это поможет моей голове каким-то образом исправить внезапное изменение. Это не насморк или грипп. Я заболела кое-чем похуже, вроде лихорадки Эбола или чумы. Я умру в одиночестве в своей квартире, и никто не найдет меня, пока Инес не начнет задаваться вопросом, где ее пятнадцатипроцентная доля. Во рту у меня сухо, как в пустыне Сахара, и я облизываю губы, чтобы они не треснули. Вкус ванили и дуба навевает воспоминания о прошлой ночи. Все началось по старинке и закончилось тем, что последние капли виски попали мне на язык прямо из бутылки. Посередине Талант Ридж просит меня потанцевать, целует меня в переулке, а потом я сижу у него на коленях, пока группа не сыграет свою последнюю песню. Последнее, что я помню, это когда Талант спросил мой адрес. — Нет, — натянув одеяло на лицо, я стону при воспоминаниях о своей беспечности. Должно быть, я дала ему адрес своей квартиры. Он знает, какая квартира моя? Я пригласила его войти? Как долго он оставался? На эти вопросы у меня нет ответа, потому что я была пьяной идиоткой. Я пьяная идиотка. Бар закрывался в два, так что у меня не было ни малейшего шанса вернуться домой раньше трех утра. Мой будильник настроен на то, чтобы будить меня в одно и то же время каждое утро, а это значит, что я спала часа четыре — может быть. У меня нет чумы. Я устала. Мое равновесие нарушается, когда я пытаюсь встать с постели, но сегодня днем мне нужно быть на другом конце города, чтобы встретиться с Гэри Брукером. Арт-дилер с обсессивно-компульсивным расстройством, Гэри особенно интересуется тем, в какое время я приезжаю, как выгляжу и пахну, и как мы проводим время вместе. Он единственный из моих клиентов, кто предоставил мне контрольный список того, что можно и чего нельзя делать перед нашей первой совместной встречей. Не пользуйся никакими духами. Оставь волосы распущенными и прямыми. Перед приездом побрей все тело. Не опаздывай. И так далее. Умудряюсь затащить свою задницу на кухню, где залпом выпиваю целую бутылку воды. Единственная еда, которую я могу переварить — это кусок хлеба, но мне удается проглотить только половину, прежде чем выбросить остальное в мусорное ведро. В правильном настроении я бы перенесла встречу с Гэри, страдающим обсессивно-компульсивным расстройством, и выспалась бы от выпивки за двенадцать сотен долларов. Но в моем нынешнем состоянии я убеждаю себя, что после пары ибупрофена и долгой ванны я буду как новенькая. Я никогда в жизни так не ошибалась. Глава 10 Лидия Виски сочится из моих пор. Я пролежала в ванне дольше, чем обычно, но все, что я чувствую, это вчерашний плохой выбор на моей коже и волосах. Мой макияж выглядит неровным и толстым на моей болезненной коже, а подводка для глаз размазывается, а мои налитые кровью глаза слезятся каждый раз, когда я моргаю. Ибупрофен еще больше расстроил мой желудок и не помог справиться с головной болью. К тому времени, когда я действительно думаю о переносе встречи, мой водитель уже ждет снаружи. Отменить обсессивно-компульсивное расстройство Гэри вообще было бы достаточно плохо, но отменить за час до запланированного времени было бы непростительно. Я бы потеряла его, и кто-то такой привередливый, как Гэри, позаботился бы о том, чтобы моя репутация пострадала. В отличие от большинства моих клиентов, Гэри не женат, у него нет детей, и он слишком стар, чтобы беспокоиться о том, узнает ли кто-нибудь, что он раз в месяц платит за секс с молодой женщиной. Он держит нашу договоренность в секрете, потому что это сделка, о которой договорились, чтобы нанять меня. Я следую его ритуалам, а он затыкается. Схватившись за край раковины в ванной, я опускаю голову на плечи и закрываю глаза от легкого головокружения, оставшегося после того, как оно покинуло меня. — Ты можешь вытерпеть это в течение часа, Лидия, — говорю я себе, — Ты будешь дома, прежде чем вспомнишь об этом. Глубоко вдохнув, я отталкиваюсь от раковины и направляюсь через переднюю дверь к машине. Надев на глаза самые большие солнцезащитные очки, которые у меня есть, я держу сумочку под мышкой и слежу за каждым шагом, который делаю от своей двери до темного Suburban. Мой водитель сегодня не смотрит на меня, как другие. Он обходит меня стороной, как будто чувствует мою болезнь и боится, что я заразна. Я опускаю стекло, пока мы едем на другой конец города. Морской воздух освежает мое влажное лицо, а раннее послеполуденное солнце вводит в меня столь необходимый витамин Д. Он кажется ярче, чем обычно, усиливая пульсацию под глазами. Поездка по городу не так плоха, как я думала, пока мы не столкнулись с пробкой на полпути, и мой водитель сильно нажал на тормоза. Мой желудок переворачивается, когда мы наклоняемся вперед и рывком останавливаемся, проезжая длину автомобиля за раз. Когда мой рот наполняется густой слюной, я подношу ко рту тыльную сторону ладони и продумываю маршрут побега на случай, если содержимое моего желудка снова вылезет из меня. Чтобы добраться до обочины, мне пришлось бы бежать по трехполосному шоссе. Может быть, машина переедет меня и положит конец этим страданиям. — Похоже, движение впереди расчистится, мэм, — говорит водитель. Он наблюдает за мной из зеркала заднего вида. Это был бы кошмар, если бы ему пришлось убирать то, что выйдет из меня в его салоне, — Вас обычно тошнит в машине? Однажды я слышал, что жевание жевательной резинки с корицей может помочь успокоить желудок. Зажмурив глаза, я резко качаю головой. Мы оба знаем, что меня не тошнит от машины, но я ценю его готовность избавить меня от дополнительного смущения. Все, что имеет вкус корицы, слишком тесно связано с ликером, которого я слишком много выпила в баре, и мой желудок переворачивается. Я могу сосчитать по пальцам одной руки, сколько раз в своей жизни я страдала от похмелья. Когда мне так плохо, трудно не задаться вопросом, чувствовала ли Крикет то же самое каждый божий день. Чего я не могу себе представить, так это взять еще одну бутылку виски, чтобы отсрочить такое сильное похмелье. У Крикет был постоянный запах алкоголя, который преследовал ее повсюду. Он был с ней после того, как она приняла душ и почистила зубы, и он присутствовал под любым дешевым спреем для тела, который она выливала на себя перед тем, как станцевать. С наступлением ночи запах становился сильнее, и по сей день запах водки является прямой связью с привязанностью моей матери. Жгучий химический запах напоминает мне о ее небрежных поцелуях и нарушенных обещаниях. — Эта жизнь не для нас, Лидия, — она лежала в конце особенно тяжелого дня или после очередной ночи, проведенной в машине. Крикет сидела за рулем и пила мини-бутылочки самой дешевой водки в алкогольном магазине, — Однажды у нас будет дом с небольшим задним двором. Может быть, мы сможем завести домашнее животное. Ты бы этого хотела, детка? Хотела бы ты иметь собственную комнату? Пока она пьяно рассказывала истории о жизни, которой у нас никогда не было вместе, я пыталась спать на заднем сиденье, свернувшись калачиком. К тому времени, когда я стала слишком высокой, чтобы вытянуть ноги на заднем сиденье, я уже была достаточно взрослой, чтобы понять, что Крикет — полное дерьмо. У меня не было друзей, потому что никто в школе не хотел разговаривать с девушкой, которая появлялась лишь изредка, а стриптиз-клуб — ужасное место для знакомств в моем возрасте. Я была единственной несовершеннолетней девочкой в раздевалке, потому что это не место для детей. Крикет была ужасной матерью. Она любила меня, как могла, но она была ужасна. Она никогда не пыталась измениться. И тогда она имела наглость умереть. Теперь я чувствую, что воплотила ее, ступив прямо по стопам Крикет Монтгомери — законной наследницы королевства низкого разврата. Никто из тех, кто знал нас тогда, не удивился бы, увидев меня с похмелья и идущей трахаться с каким-нибудь стариком за деньги. Я бы вписалась в образ дешевки. Притворство может идти к черту. Сгибаясь пополам, я прячу лицо между коленями и зажмуриваюсь, борясь с памятью о моей маме и шансом, который она никогда не давала мне на жизнь лучше, чем эта. — Вам нужно, чтобы я остановился, мисс? — спрашивает водитель. — Нет, — говорю я, снова садясь. Я убираю волосы с лица и чуть ли не высовываю голову в окно, чтобы избежать запаха алкоголя. Я больше никогда не буду пить. Талант Ридж может засунуть свое обаяние себе в задницу. Я устала от его попыток разрушить мою жизнь. Вместо того, чтобы идти в офис Гэри, когда я прихожу в студию, я прямиком иду в женский туалет и запираюсь внутри. Ему нравится, когда я распускаю волосы, но они прилипают к затылку и более вьются, чем сразу после того, как ветер развевал их по дороге. Я нахожу в сумочке резинку для волос и пальцами заправляю ее в хвост. Это похоже на подтяжку лица, стягивая круги под глазами и уменьшая отечность век. Красная помада, которая обычно выглядит соблазнительно, выглядит дрянной, и я вытираю ее, нанося прозрачный блеск на розоватое пятно, оставленное румянами. Гэри Брукер продает изобразительное искусство знатным людям, а туалеты в его галерее обслуживают богатых. Хвала Господу. Откручивая крышку ополаскивателя, я наливаю его в рот и полощу, пока кончик языка не начинает гореть, а глаза слезятся. Ему не нравится, когда я пахну чем-то искусственным, но я брызгаю на себя спреем для тела, которым он обеспечивает своих гостей, и даже не удосуживаюсь посмотреть на свое отражение, прежде чем покончить с этим дерьмом. Как и в случае с архитектурными моделями Кристиана, я люблю просматривать коллекцию произведений искусства Гэри. Он покупает и продает их так часто, что каждый раз, когда я приезжаю, они разные. Движения и стили каждой картины в основном так же потеряны для меня, как и имена художников, которые их создали, но на них приятно смотреть, и я кое-чему научилась за то время, что знала Гэри. — Это просто белый квадрат поверх черного квадрата, — сказала я однажды Гэри. Он усмехнулся через мое плечо и объяснил. — Это минимализм — масло на холсте — и вчера утром я продал эту работу за сто тысяч долларов. Гэри отправляет картины в «Молчание», так как я не даю ему свой домашний адрес. У меня в квартире есть шкаф, полный картин, которые коллекционеры хотели бы иметь, в основном от многообещающих художников. Я много раз просила его отдать работу тому, кто ее искренне оценит. Он настаивает, что они мои, и если я хочу избавиться от искусства, я должна сделать это сама. Когда я увидела новую картину в офисе Инес с письмом от Гэри, объясняющим кто такой художник, с описанием искусства, я подумала что он делает это, чтобы окультурить свою шлюху. Со временем я пришла к выводу, что он одинокий джентльмен без семьи и друзей, чтобы поделиться своей любовью к искусству без каких-либо мотивов. Он дарит мне картины, потому что я считаю их замечательными, а не потому что мне интересно накапливать желанные картины. — Я думал, ты опоздаешь, — говорит Гэри, когда я выхожу из женского туалета. Он ждет меня перед произведением современного искусства, на которое больно смотреть не только потому что я просто не понимаю привлекательности, но и потому что цвета, отбрасываемые на холст, выглядят так, как я чувствую себя внутри: беспорядочно. Гэри, должно быть, был великолепен, когда был моложе, потому что он красивый пожилой мужчина с белоснежными волосами и седыми бровями. На этой планете нет человека с лучшей осанкой, чем у него, и каждое его движение и слово обдуманно. Он не ждет от меня ответа, поэтому я молчу, пока он не проинструктирует меня, куда идти и что делать. Мы часто остаемся одни во время наших встреч, поэтому беспокоиться о том, что сотрудники слишком внимательно наблюдают, не стоит. Время от времени вновь нанятый стажер будет выглядеть занятым, звоня по телефону или следя за новостями в Интернете. Они никогда не задерживаются надолго, не в силах справиться с общей незаинтересованностью Гэри в людях и его особой трудовой этикой.