— Я в городе. В Осло. Сири у мамы, так что я свободна. А вы где? — Я на работе. Подъедете сюда? — Нет, не знаю… — Или ко мне домой? Так вам спокойнее? — Ой, я так нервничаю, наверное, лучше этого не делать. — Давайте так — я сейчас же поймаю такси, и вы сделаете то же самое? Встретимся у меня через… как можно быстрее. Сейчас пришлю адрес, ладно? Снова тишина. — Вы уверены, что это удобно? — Конечно. Уже еду. — Ладно. Хорошо. Спасибо. — Вам спасибо. До встречи. 38 Припарковавшись у белого дома, Холгер Мунк посмотрел на него и впечатлился величественностью здания. Он даже усомнился, верный ли адрес дала Миа. Инкогнитосгата? Здесь обычные люди не живут. Всего в нескольких сотнях метров отсюда виднелся дом премьер-министра. Вдруг Миа из окна на втором этаже окликнула его. — Там открыто, заходите. Он прошел мимо ярко-зеленой живой изгороди, выглядевшей так, словно ее стриг математик, и уже собирался войти в большую дверь, как у него зазвонил телефон. У Мунка были сомнения по поводу кандидатуры Уксена. Поговаривали, что он бесцеремонный и чересчур самонадеянный, но в отделе необходимо иметь многообразие мнений, разные типы личности. Может, пора и поговорить с ним. Катья не объяснила внятно, почему тогда попросила о переводе в Крипос, но ее недружелюбное высказывание в адрес Карла на брифе несколько дней назад навело Мунка на мысль, что, видимо, Уксен и был причиной. Мунк потерпел фиаско. Как можно было не понять это раньше? Но отдел ведь открыли совсем недавно, и признавать поражение не очень-то хотелось. Вносить изменения в штате уже на первом году работы. Но, видимо, момент настал. — Привет, Карл, что там у тебя? Освещенный лучами выглянувшего из-за облаков солнца, Мунк вынул сигарету из кармана и чиркнул зажигалкой. — Уле Гуннар Сульшер. Картинка вырисовывается, но не знаю. Что-то мне подсказывает, что я бы лучше выполнил эту работу, слетав туда. Поболтав с людьми. Речь шла о проверке информации по мужчине с карандашного портрета, полученной Фредриком от мальчиков, которых он опрашивал в школе. С их слов, тот хвалился, что играл в футбол с норвежской знаменитостью, но потом получил травму, разрушившую его карьеру. — Он всегда играл за Клаусененген. В юности дебютировал в команде A, ему было семнадцать. Стоит ли мне ехать туда, чтобы посмотреть старые фото команды? Мне удалось связаться с одним из бывших тренеров. Что думаешь, стоит оно того или нет? — Не знаю. Что мы имеем по этому направлению? Информация от третьих лиц, которая вполне может оказаться выдумкой, но в данном случае сведения необычные, я считаю, надо попробовать. — Ты хочешь сказать, если он лжет, зачем лгать так конкретно? — Вот-вот. Думаю, можешь съездить на день-два. Держи меня в курсе, ладно? — Хорошо, — пробасил Уксен и положил трубку. В этот момент на лестнице показалась Миа с бананом в руках. — Вы идете или как? — Иду-иду. Улыбнувшись, Мунк прошел за ней в почтенное здание. — Ну и ну. Ты правда живешь здесь? Миа пожала плечами. — Я сама не поняла, как так вышло, но у меня есть ключи, так что… Разуйтесь здесь, пожалуйста. Бросив шкурку на кухонную столешницу, Миа босиком прошла вперед в огромную белую гостиную с лепниной на потолке. Хорошо освещенная комната была абсолютно пуста, кроме стен, завешанных фотографиями и заметками. — Вот это да, — удивился Мунк. — Наверное, тут надо было делать нам кабинеты. — Да, — согласилась Миа, судя по всему даже не услышав, что он сказал. Она уже стояла у стены, где висело всего несколько фото. — Что у тебя тут? — спросил Мунк, встав рядом с ней. Миа убрала волосы с глаз. — Я могу ошибаться. Когда мы с вами договорили по телефону, меня снова стали терзать сомнения, но ведь любой теории стоит дать шанс, верно? — Абсолютно верно, — кивнул Мунк, выключив звук на телефоне. — Кстати, мне ответил Патрик. — Он собирался приехать ко мне после брифа, но ему стало плохо. Что-то с животом. Думаю, это не индийская еда, у меня все нормально. Он надеется, это ненадолго, и я оставила место для его фотографий. Миа указала на пустую часть стены. — Рассказывай, — сказал Мунк. — О’кей. Сначала я смотрела на места преступления, да? На то, как расположены тела мальчиков. Почему Рубен голый, а Томми в трусах? И так же в Швеции. Почему Оливер голый, а Свен-Улуф в трусах? Плюс то, что сказали одноклассники. Он хотел заполучить Рубена… кстати, есть еще новости? — Вилкинсон с командой продолжают прочесывать местность. Звонят в двери, трясут людей, ну ты знаешь. Много сплетен, мало конкретной информации. Есть несколько свидетелей, которые видели, как нам кажется, одного и того же человека, правда издалека, но команда работает, так что я надеюсь, оттуда будут еще новости. Всегда есть кто-то, кто что-то знает, не подозревая об этом, говорю по опыту. — Хорошо. А что по наброскам? Звонил кто-то? — О, ну тут проще сказать, кто нам еще не звонил. У кого-то есть подозрительные дяди, а кто-то видел, как в соседский гараж пробирались неизвестные мужики. Ну ты знаешь, как это бывает. — Честно говоря, не знаю. Мунк улыбнулся. — И правда, откуда тебе знать. Ты тут меньше недели, но работаешь так профессионально, что я забываю об этом. — Это вы меня похвалили? Она улыбнулась и дружелюбно посмотрела на него. — Пожалуй, да. — Спасибо. Как бы то ни было. Места преступлений. Похоже — нет, не то слово — совершенно очевидно, что в обоих делах он охотился на конкретного мальчика. Может, ему понравилось убивать обеих жертв, но мне кажется, что одну из них он особенно хотел. Понимаете? — Конечно. — И вот я долго и безрезультатно всматривалась в эти снимки, пока вдруг не поняла… Эй! Как можно быть таким тормозом. Мне надо смотреть на живых мальчиков, вот что нужно! Она сняла со стены несколько фото и повесила их назад, просто чтобы подчеркнуть свою мысль. — Смотрите. Сделав шаг в сторону, она показала на четыре снимка. — Смотрю. Портреты всех четверых мальчиков при жизни. — На что обратить внимание? — Смотрите теперь. Она убрала два портрета, оставив только Рубена и Оливера. — Нет, погодите. Миа подбежала к другой стене и вернулась с одним из снимков места преступления. — Вот так лучше. На портрете Оливер задолго до убийства. Представьте, что волосы у него были такие же, как перед смертью. Длиннее.