Он же ни в чем не виноват. Он тут единственный позитив. Черт, Миа. Чего ты не видишь? — Уверена, что не надо прерваться? Может, погуляем в парке? — Нет. — Ладно, — сказал Патрик, прислонившись к полупустой стене. — Давай подумаем вместе. Мотив. Какие мысли? — Мне кажется, я просто гадаю. Ничего конкретного. — Да ладно тебе, Миа, — вздохнул Патрик, впервые с некоторым раздражением. — Ты все видишь лучше других. Ухо лисы? Буква? — Ну да, но… — Ну все, хватит уже. Он достал из кармана брюк фломастер и подошел к стене для заметок. — Одиннадцать лет. Всем мальчикам было одиннадцать, на какие мысли это тебя наводит? Давай же, Миа. Это на тебя непохоже. Она взяла себя в руки. — Может, с ним что-то случилось? — В смысле? — Когда ему было одиннадцать. Может, он хочет пережить это заново? — Хорошо, — улыбнулся Патрик и начал писать. — Какое-то неординарное событие? И он его изучает. Хочет посмотреть на него со стороны? Может, для этого он все так стилизует? Дистанцируется? Может, хочет создать дистанцию к событию, где он стал жертвой? — Вот, пошло дело… Патрик улыбнулся, быстро записав. — Еще есть мысли? — Искусство, — сказала Миа, чуть приподнявшись в кресле. — Так. — Ну, общество ведь превозносит художников, так? Они загадочные, особенные… Раньше считалось, что у художников есть связь с Богом. Она разошлась. — Продолжай… Патрик размашисто писал фломастером на стене. — Например, картины Эдварда Мунка продают за сотни миллионов, люди часами стоят в очереди, чтобы увидеть маленькую «Мону Лизу»… Миа встала и начала ходить кругами по комнате. — Что, если он… Она остановилась. — Если он?.. — Может, все просто? — Как просто? — Может, он просто ноль. С грандиозными замыслами. Хочет быть великим, сам ничего из себя не представляя. Может, здесь надо искать? — Где? — Ну, ничего не значащий ноль. Никто. А мнит из себя кого-то важного. — Ты имеешь в виду… его работу? Она пожала плечами. — Ну да. Если у него вообще есть работа. — Хорошо, Миа, — улыбнулся Патрик. — В этом что-то есть. — Да? У шведа был такой вид, словно ему страшно хотелось обнять ее. — Конечно, давай, продолжай. Миа улыбнулась. — Ладно, только принесу кофе. 6 51 Журналист газеты «ВГ» Альф Инге Мюрен, сорока лет, никак не мог определиться со своим отношением к услышанной им два дня назад новости: отделение в Молде собираются закрывать. Потянувшись за будильником, он выключил его и, полностью пробудившись, стал смотреть в потолок. Тридцать лет работы по всей стране, всю редакцию будут зачищать, и безусловно тех, кто работал мало, уволят первыми. Мюрен встал с постели и пошел на кухню. Достал все необходимое для завтрака: яйца, молоко, сок, булочки, которые он купил накануне вечером. Все только полезное. Бутылка виски так и стояла неоткрытая на подоконнике. Он старался как мог расслабиться после этой новости. Ведь он может потерять работу. Так называемого журналистского гена у Мюрена не было. Он не любил ночи напролет проводить в баре за обсуждением политики и всех превратностей мира. Напротив, предпочитал рано ложиться спать, чтобы утром встать на пробежку. Высыпав кофейные зерна в кофемолку, он достал из шкафа френч-пресс. Нет уж, никаких фокусов. Надо отдать кому-нибудь этот виски. Молде. Невероятно красивый городок на побережье океана. Да и весь регион внутри полуострова так же прекрасен, с его живописными фьордами, с блестящей гладью воды и величественными отвесными скалами. Мюрен хоть и был преданным болельщиком «Волеренги», смирился с футбольным клубом «Молде»: тот, несомненно, придавал городу определенный колорит. Как и джазовый фестиваль, конечно. Лучший в Европе. И ждать осталось недолго. Каждый год в июле спокойный тихий городок превращался в настоящий Рио-де-Жанейро, с уличными шествиями и плакатами с мировыми звездами. Майлз Дэвис. Без сомнения, те два интервью с ним — самая заметная журналистская работа Мюрена. Его серия репортажей про местного водителя музыканта тоже встретила одобрение у читателей. Мюрен с нетерпением ждал начала фестиваля в этом году, если, конечно, еще будет работать к тому времени. Никаких сроков ему не озвучили. Сказали, что скоро, а по его опыту это означало от пары недель до осени. Альф Инге Мюрен завязал шнурки на кроссовках, зевая спустился по лестнице и только успел выйти на улицу, как ему позвонили. — Альф Инге слушает. — Алло, это «ВГ»? Пожилой мужской голос. — Да, все верно. С кем я разговариваю? — Меня зовут Улаф Эриксен, я звоню из Кристиансунна. — Добрый день, Улаф, чем могу быть полезен? — Это правда, что вы платите тысячу крон за наводку? — Правда, но вам нужно позвонить по специальному номеру, он на последней странице газеты. На другом конце на секунду наступила тишина. — Я видел, но это номер в Осло, да? — Ну да…