Эсэсовцы провожали процессию мертвыми глазами. Один еще стонал, пытался выползти на дорожку, ведущую к часовне. Грамарь временно оставил Олежку в покое, извлек нож, добил раненого, вытер лезвие о траву и с чувством выполненного долга вернулся. Влад обнял Шарлотту, помогал ей идти. Женщина передвигалась самостоятельно, закусив губу. Простреленная рука висела плетью. Вблизи опушки они передохнули и побрели дальше. Губы Шарлотты выводили невнятную молитву. – Сейчас нам не помешал бы какой-нибудь ангел на ковре-самолете, – пошутил Грамарь и оскалил в темноте прокуренные зубы. Машина у амбара осталась целой. Засада находилась рядом с ней, но эсэсовцы не стали выводить из строя советский внедорожник, собирались уничтожить пассажиров до того, как они рассядутся по местам. Грамарь завел мотор и хищно засмеялся. Работает, родимый! Раненые разместились на заднем сиденье. Влад недоверчиво озирался, тер глаза. Где британские и американские патрули? Звуки боя были слышны даже в Берлине. Но никто не спешил выяснять обстоятельства. Объяснение было единственным. Военные получили приказ не вмешиваться, по крайней мере, не спешить с выездом на место происшествия. Пусть наймиты в штатском сделают свое дело и скроются. О том, что все произошло иначе, важные лица в спецслужбах пока не знали. – Рвем когти, командир, пока тихо, – отдуваясь, пробормотал Нагорный. – Сам за руль сядешь или подчиненному доверишься? Глава десятая Ночь еще только начиналась, когда видавший виды «газик» въехал в северные районы Берлина. Олежка наглотался обезболивающих таблеток и притих. Зато исходила стоном Шарлотта. Каждый прыжок по ухабам доставлял дикую боль. В районе Райникендорф машину дважды останавливали британские патрули. О спецоперации ряженых эсэсовцев они, разумеется, ничего не знали. Градов предъявлял офицерские книжки, горячился, сыпал английскими словами. Дескать, выполняем задание своего командования, едем кратчайшим маршрутом! Не видите, что у нас раненые? Если немедленно не освободите проезд, то вся ответственность за их жизни станет вашей! Патрульные растерянно переглядывались, пожимали плечами, освобождали дорогу и желали счастливого пути. Нагорный тут же утапливал газ до упора. В районе Панков стояли советские войска, и слово «Смерш» действовало безотказно. До госпиталя в районе Парижской площади они гнали практически по прямой. Наплыва раненых в освобожденном Берлине не было, дежурная смена врачей трудилась безупречно. – Немедленно готовить парня к операции! – скомандовал седой военврач майор Глушков. – Что, уже приехали? – пробормотал Олежка, приходя в сознание. – Товарищ майор, а почему такие белые стены? Вы тоже здесь, значит, тоже умерли, да? – Женщину тоже возьмите, – настаивал Градов. – У нас нет времени искать гражданскую больницу. Это местная жительница, она спасла нашего сотрудника. Отнеситесь к ее лечению ответственно. – Да ты не волнуйся, майор, все сделаем как в лучшей московской больнице, – сказал военный хирург и снисходительно улыбнулся: – Жить будут ваши подопечные, вы их вовремя привезли. Поспать оперативникам удалось четыре часа, хоть что-то. Поговорка «после войны отоспимся» пока не работала. – Видок у тебя, майор, конечно, адский, – заявил полковник Троицкий, когда наутро подчиненный возник перед глазами. – Видел себя в зеркале? Ну и ладно, не смотри. Обескураженный ты какой-то. Можно поздравить с очередным провалом, да? – Начальник выслушал доклад, раздраженно поморщился и проговорил: – Просто замечательно, Градов. Все ниточки оборваны, человек пострадал, слава богу, что не умер. В бою на кладбище вы вели себя достойно, уничтожили вражеский отряд, но даже не надейся, что за это получите награды. Твоя задача далека от боевой. Для этого существуют другие люди. – Не понимаю, в чем провал, товарищ майор, – дерзнул заявить Градов. – Теперь многое становится ясным. Не эвакуируй британцы концлагерь, мы все равно не смогли бы войти на его территорию. Зато теперь уверены в том, что Шарлотта говорила правду. В концлагере англичане к чему-то готовили германских военных. Подозреваю, что к боевым действиям против Красной армии. Этот лагерь – один из многих. Операция засекречена, покрыта мраком тайны. Противник узнал о нашей осведомленности касательно данного объекта и решил эвакуировать личный состав. Технически это было несложно. Посадили в машины и увезли. Враг знал, что мы появимся в данном квадрате, и выслал группу ликвидации. Но ей не повезло так же, как в квартире Дженни Майерс. – Откуда, по-твоему, они получают эти сведения? – осведомился Троицкий. – Мое мнение не поменялось, товарищ полковник. В штабе по-прежнему работает «крот». Арбатов был не один. Он ходил на встречи, отправлял донесения, но над ним был некто еще. Надзирающий глаз, так сказать. Арбатов провалился – ничего страшного, работа продолжается. О втором шпионе Арбатов, разумеется, не знал, иначе сразу выдал бы его. – Издеваешься? – спросил полковник. – Предлагаешь начинать все сначала? Ты представляешь, какой пойдет резонанс, если все это всплывет? Где мы в таком случае окажемся? – Вопрос о том, где мы окажемся, вариантов не допускает, – сказал Влад. – Начинать работу по отлову второго лазутчика глупо и бесперспективно. С Арбатовым нам повезло, с другим будет сложнее. Нет времени проводить эту работу. Главная задача – пресечь замыслы неприятеля в отношении наших войск. Если мы, конечно, правильно понимаем эти его соображения. Лазутчик – дело второй очереди. Вы сказали, что все ниточки оборваны. Я с этим не согласен. Есть еще некий Бенджамин Уилсон, непосредственный начальник Дженни Майерс. Они вместе работали. Подозреваю, что именно Уилсон может что-то знать. Я его видел. Человек непростой. Ясно, что неболтливый. – Его и Дженни могли использовать втемную, – предположил Троицкий. – Могли, – сказал Влад. – И все же я уверен в том, что Уилсон располагает хотя бы минимальными сведениями. Невозможно выполнять такую работу, не понимая, что ты делаешь. Они завербовали Арбатова, Краузе, возможно, кого-то еще. Их деятельность не предполагает большого риска. Ведь они находятся в своих зонах, к нам не выезжают. Попытка не пытка, товарищ полковник. Англичане такой дерзости от нас не ждут. Нужно выяснить, где находится Уилсон, и обстоятельно с ним поговорить. Насчет международного скандала беспокоиться не следует. Разработаем план. Нужны координаты Уилсона, ведь он где-то ночует. Сами с этой задачей мы не справимся, даже если будем сутками бродить по их зоне. Считаю, что пора подключать разведчиков. Они сообщили немало ценного, пусть поработают еще. Мы можем подождать, но недолго, день-два. – Хорошо, ждите, – обдумав слова майора, бросил Троицкий. – Я подумаю, что можно сделать. В кабинете оперативного отдела царило тягостное молчание. Людей становилось меньше. – Зато печенья больше, – пробормотал Грамарь, деля оставшиеся запасы на три равные кучки. За горячим чаем офицеры бегали на улицу – там выстраивалась очередь к печке. Но сотрудников Смерш, вечно занятых и раздраженных, все пропускали без очереди. – Жалко, что с Олежкой такое случилось, – сказал Нагорный, отпив чая из алюминиевой кружки. – Но ладно, хоть не убили, оклемается, встанет. – Вы кого-то подозреваете, товарищ майор? – осторожно осведомился Грамарь. – Вам это не напоминает сказку про белого бычка? Обезвреживаем одного, появляется другой. При этом нет никаких улик. Британским шпионом может оказаться кто угодно. Вплоть до… – Лейтенант закашлялся, смутился. На него устремились вопросительные взгляды. – Да ладно вам, – пробурчал оперативник. – Я же не имею в виду присутствующих, а также наше драгоценное начальство. – Ладно, замяли, – заявил Градов. – А то договоримся до такого, что трибунал покажется милостью. Тайник на Александерплац давно проверяли? – Да постоянно проверяем, – ответил Нагорный. – Человек там специальный дежурит. Только бесполезно это. Арбатов в кутузке, а кто-то другой… он же не полный идиот, верно? Вы правы, товарищ майор, нужно переключаться на Уилсона. На данный момент это самый перспективный объект. К тому же вы его видели. Дженни Майерс что-то рассказывала вам про своего коллегу? – Не спрашивал. – Ну да, конечно, вы же другими вещами были заняты… Командир, не стреляй, – взмолился Нагорный. – Бес за язык потянул, не хотел. Ну что ты, как маленький, в самом деле. Вынужденное бездействие бесило майора. Дельные мысли в голову ему не шли. В бумажной работе прошли два дня. В Берлине царило затишье. Налаживалась мирная жизнь. Работали коммунальные службы, тянули электричество, подключали к водопроводу и канализации жилые кварталы. Военнопленные расчищали завалы. Тяжелые самосвалы день и ночь вывозили из города мусор. Под завалами обнаруживались разложившиеся тела. Их доставлял к местам захоронения специальный транспорт. Места таких находок военные медики обрабатывали хлоркой. Работали хлебопекарни, открывались магазины. Но очереди к советским полевым кухням короче не становились. В городе был страшный дефицит продуктов. Берлинцы привыкали к присутствию иностранных войск. Великий рейх канул в Лету, теперь Германия полностью зависела от помощи извне. Страны-победительницы готовились к созданию единой межсоюзнической комендатуры. Этот процесс двигался ни шатко ни валко, через многочисленные препятствия. Медицинские заведения приступили к полноценной работе. Лекарства и оборудование поступали в больницы, пусть и не в полном объеме. В госпитале на Ладерштрассе было тихо и спокойно. Тут проходили лечение советские военнослужащие и чиновники магистрата. В эпоху тысячелетнего рейха здесь лечились представители командного состава. Палаты были просторные, хорошо проветривались. Олежки Романовского на месте не оказалось. Очевидно, он был на процедурах. Офицеры ждали в коридоре, грызли сморщенные яблоки, добытые специально для больного. Появилась медсестра, молодая, хорошенькая, с темными волнистыми волосами. Она очень удивилась отсутствию пациента и с беспокойством сказала: – Не думаю, что у товарища Романовского сегодня процедуры. Ему позавчера сделали сложную операцию. Больному предписан полный покой, иначе разойдутся швы и все может закончиться плачевно. Он должен лежать в кровати и пользоваться уткой. – Медсестра мазнула заинтересованным взглядом подтянутого майора, но тут же решила, что это неуместно, и сделала серьезное лицо. Она действительно была неплоха собой. – Может, покурить вышел? – предположил Грамарь. – Вы что такое говорите? – Медсестра чуть не задохнулась от возмущения. – Вы в своем уме? Курение убьет его наповал! – Ну, все, прощай, Олежка, – со вздохом пробормотал Нагорный. Романовский появился через пару минут после того, как милая девушка сбегала к дежурной медсестре и уже готова была поднимать тревогу. Одетый в больничную пижаму, он брел по коридору, держался за стенку. Каждый шаг давался ему с боем. Паренек был смертельно бледный, но довольный. Обнаружив целую компанию у своей палаты, он сделался похожим на вора, пойманного на месте преступления. – Больной называется, – заявил Грамарь. Медсестра схватила пациента за руку, принялась укладывать на койку. Он вяло оправдывался. Дескать, ничего страшного, все уже позади, я стремительно иду на поправку. – Какая поправка, Олег Андреевич! – в сердцах воскликнула медсестра. – Вы не можете ходить, это преступление против здравого смысла и элементарных медицинских норм! Хорошо, я не буду докладывать врачу, – смилостивилась девушка, бросив еще один туманный взгляд на майора. – Но если история повторится, то к вам будут приняты самые строгие меры! – Сестричка замолчала, задрала нос и вышла. – А почему она так смотрела на вас, товарищ майор? – простонал Романовский. – Не знаю. Спутала с кем-то. Дело не во мне, боец. – Градов выгрузил на тумбочку авоську с оставшимися яблоками. – Ты действительно ведешь себя безрассудно. Признайся, к Шарлотте ходил? – Ходил, – ответил Олежка и вздохнул. – Я же должен был выяснить, в каком она состоянии. Женщина пострадала из-за меня. – Паренек густо покраснел. – Чего вы ржете как кони? Товарищ майор, скажите им. А сами-то чего смеетесь? И вы туда же. Она хорошая женщина, по-своему несчастная, вынуждена кормить своих больных родственников. Да ну вас! – Пациент отвернулся к стене, не встретив понимания у скалящихся товарищей. – Это что, любовь? – спросил Нагорный. – Нечаянно нагрянула? – Ага, к проститутке, – заявил Грамарь. – Нахлынуло что-то, бывает. Ты уж не забывай, Олежка, что она лет на шесть тебя старше. – Какая разница? – буркнул больной. – Решительно никакой, – согласился Нагорный. – Любовь зла. Ты познал это на своей шкуре. Ничего, Олежка, мы все когда-то были молоды и глупы.  – Ладно, не смущайте сотрудника, – прервал Влад очередной взрыв хохота. – Совет да любовь, как говорится. А бесценный опыт нужен не только в оперативной работе. Прости, лейтенант, мы больше не будем. Можешь повернуться, а то некрасиво лежать к гостям спиной. Подвижки в запутанном деле начались лишь на третий день. Кончился месяц май, началось лето, прохладное, слякотное, неспокойное.