— Не понимаю о чем вы, — с достоинством ответил Атлант, — Но уверен, что вы ошибаетесь. Эддар только вздохнул в ответ. Он и сам хотел ошибаться. * * * — М-да, это, конечно, не венерианский Гранд-Мадихад, — бормотала я, подливая в деревянную лохань кипятка с помощью небольшого ковша, похожего на увеличенную старинную турку для варки кофе. Процесс требует сосредоточения. Как бы не обвариться! — Что вы говорите, госпожа? — Ишма выпроводила последнюю девушку из тех, что принесли воду, и юркнула ко мне за ширму. — Я говорю, сами живите в подобном великолепии! Могли бы и джакузи предложить. Все-таки мы во дворце. — Мы на нижнем этаже гарема, здесь… — Иди сюда, — перебила я ее. — Неужели не хочешь расслабиться после этой гадской тряски на спине верблюда? Залезай, места хватит. И перестань называть меня госпожой. У тебя нет больше господ, поняла? Полетишь с нами на Землю, сколько раз повторять. Ишма недолго думала — похоже, начала понемногу привыкать к моим чудачествам. Быстро скинув одежду, юркнула ко мне в лохань. После водных процедур, когда лохань унесли, и принесли нам лепешек с сыром и полоски сушеного мяса, мы обе отдали должное этой неприхотливой пище, очень, оказывается, проголодались. Я захрустела зиккуратским фруктом — оранжевого цвета, по вкусу напоминает хвойную морковку, и принялась расспрашивать Ишму о Цале, куда нам вскоре предстоит направиться. Похоже, мы обе слегка захмелели от кваса из высокого кувшина, потому что мне отрывающиеся перспективы уже не казались такими ужасными, и Ишма тоже начала наконец-то улыбаться. В принципе, мы будем находиться в непосредственной близости от статуи и драгоценностей, а там, кто знает… К тому же путь нам предстоит в Цал Исиды, где, если верить информации, переданной капитану перекатчиками, тоже находятся искомые сокровища. В любом случае надо бы туда наведаться! Не в роли подарка для местной правительницы, конечно, но все-таки. — И все-таки я боюсь, — призналась Ишма. — Хочу уйти отсюда. — Посмотрим, — кивнула я. — Судя по обилию стражников вокруг, из гарема Цали не так-то легко сбежать… Скрипнула дверь, я подумала, что это опять молчаливые служанки, хмуро изучавшие нас исподлобья, но ошиблась. В проеме стоит явно не прислужница. Вошедшая женщина высокого роста, с черными прямыми волосами и ровно подстриженной полумесяцем челкой, что делает ее похожей на жрицу из древнего Египта, в длинном черном хитоне. Смотрит на меня долгим немигающим взглядом, скрестив руки на груди. Ну что ж, смотрит, и пусть смотрит. Я быстро потеряла к ней интерес и вернулась к хвойной морковке, взглядом показала Ишме, мол, не боись. Не дождавшись нашей реакции, женщина ступила в отведенные нам скромные покои. Сходство с древней египтянкой придают гостье также подведенные глаза и брови, и медный, как у капитана, оттенок кожи. Окончательно убедившись, что здесь не собираются падать перед ней ниц и вообще всячески выражать раболепие — я незаметно, но крепко придерживаю руку Ишмы, мало ли, что ей придет в голову, а раба надо выдавливать из себя по капле, как известно — мадам решила заговорить первой. Пафосно выбросив перед собой руки, незваная гостья возопила: — Если бы мой господин оставил тебя себе, я бы своими руками вырезала твое сердце! — Ну и порядочки у вас, однако, — пробурчала я вполголоса и уже громче добавила. — Да что ж вы на пороге застыли, уважаемая, проходите, располагайтесь, чувствуйте себя как дома. О, прошу пардону, вы и есть у себя дома, это мы тут у вас комнатенку арендуем. Ну, так присоединяйтесь к нашей незатейливой трапезе: вроде ничего не отравлено. То есть я хочу сказать — все оплачено. Уважаемая так и застыла с открытым ртом. Будет знать наше исконно земное гостеприимство. Тетя Керстин мной сейчас почти гордилась бы. Дамочка открывает и закрывает рот, видимо, думает. Я подлила себе и Ишме кваску. И мадам тоже не обделила, конечно, подвигая к ней стакан. А Ишма, кстати, порадовала. Я уж было заволновалась, как бы она опять тут поклоны бить не начала, а она сжалась, как маленькая пружина, глаза сузила и прошипела угрожающе: — Не сметь трогать мою госпожу. — Успокойся Ишма, и я вовсе не госпожа тебе, отвыкай, подруга… Я уж было собиралась еще раз объяснить девчонке, что мы абсолютно равны, когда к нашей теплой компании присоединилась ещё одна дамочка, пониже ростом и пофигуристее первой, правда, тоже в черном. — И ты уймись, Мах’аса, как бы нам всем вскоре не вырезала сердца новая госпожа! Сеита, — представилась она мне. — Первая жена це-Цали Яклина. — Очень приятно, Истар, можно просто Тара, я потянула ей руку, как будто прекрасно понимаю все то, что происходило в этом театре абсурда, и это мне не в новинку. А Ишма опять порадовала. — Госпожа имеет ввиду Цалибу Деву-Иннатху? — Именно это госпожа имеет ввиду, — кивнула девушке Сеита. — Значит, со второй женой пресветлого Цали мы познакомились, — подвела я итог, — Смею предположить, что уважаемая Мах’аса… — Мах’аса — четвертая жена повелителя, — пояснила Сеита и блеснула полоской зубов на смуглом лице. Обе жены повелителя не стали кочевряжиться и присоединились к нашему скромному пиршеству. Однако Мах’аса продолжала строить из себя обиженную жизнью и бросать на меня недовольные взгляды. — Перестань, — спокойно сказала ей Сеита. — Ты сама знаешь правду не хуже меня. Или ты думаешь, что повелитель преподносит этих женщин и Статую Цалибу Иннатхе в знак очередного мирного соглашения? Судя по нахмуренным бровям Мах’асы, четвертой жене Цали думать об этом совершенно не хочется. А надо. Я взяла очередную зиккуратскую морковку и отхлебнула квасу, внимательно вслушиваясь в разговор женщин. — Наш господин не такой, — наконец выдавила из себя Мах’аса. — Наш господин мужчина, — не согласилась с ней Сеита. И с этим даже нам с Ишмой было сложно поспорить. — Он хочет присоединить Цал Исиды к нашему Цалу, — запальчиво продолжила Мах’аса. — Он сам мне сказал. — Да что ты говоришь — сама веришь своим словам, глупая? — приложила руки к вискам Сеита. — Или не заметила, как он изменился с тех пор, как вернулся от нее? — Он был с политической миссией, — Мах’аса сказала это таким неуверенным тоном, что даже мы с Ишмой поняли, что все она прекрасно заметила. Ну там, что должна была заметить. — Эй, слушайте, — решила я поддержать великосветскую беседу, — Я, конечно, не очень понимаю, о чем вы, — отхлебнула из стакана. — Кроме того, что дело ваше, как и наше — дрянь. — Следи за языком, инопланетка, — высокомерно повела плечом противная Мах’аса. Я отмахнулась от нее, в ответ на что она возмущенно выдула оставшиеся полстакана. — Да погоди ты, лучше скажите, из Дворца можно как-то выбраться? Сеита поджала губы и принялась внимательно рассматривать нас с Ишмой, а Мах’аса воскликнула: — Выбраться из Дворца, инопланетка? Лучше забери свои слова назад, сделай так, чтобы я никогда не слышала ничего подобного, и не знала о твоих мыслях! Я не хочу, чтобы меня заживо сварили в масле! — Давай-ка поменьше этих ваших милых местных подробностей, ладно? — Сбежать из Дворца вам вряд ли удастся, — тем временем сказала, понизив голос, Сеита, сделав акцент на словах «из Дворца». Мы с Ишмой обе превратились в слух. — Но путь в город-крепость Цала Исиды неблизкий… — Опять придется ехать на верблюдах? — приуныла я, вспоминая изматывающую дорогу сюда. — Если будете пользоваться головами, которые вам приставила к плечам Всемирная Мать, и пока не почитала нужным снять, может и случиться какой-нибудь счастливый случай в дороге. Из коридора послышались шаги. Сеита потянула за собой наконец-то расслабившуюся Мах’асу, и быстро зашептала уже с порога: — В селении Тришкуу — последним перед городом-крепостью Исиды найдите старую Вешбу, она вам поможет, — и обе женщины исчезли, как будто и не приходили сюда вовсе. И вовремя — у нас, похоже, опять гости. * * * На этот раз в покои зашло несколько мужчин, что признаться, меня насторожило — вроде бы мы находились в личном гареме Цали, Яклина. К слову, называть «Цали» его было пока рано, как оказалось, Цали Сумузи пока не собирается отходить в мир иной. Но Яклин — первый наследник на престол Цала Таммуз, принц, так сказать, или, по-зиккуратски, це-Цали. Вошедшие мужчины смотрели прямо перед собой и держались полукругом вокруг невысокого полноватого мужичка с одутловатым лицом — в пышной белой чалме и с подведенными, да что там с подведенными, нарисованными бровями. Именно этот, с бровями, и принялся внимательно разглядывать нас с Ишмой, отчего девчонка немедленно напряглась. Впрочем, по Ишме он слегка мазнул взглядом, основное его внимание оказалось направлено на вашу покорную слугу. И Ишма напряглась еще больше. Из происходящего я сделала вывод, что этот, с бровями — какая-то большая шишка, а остальное — охрана, стражники то есть. Новые гости замерли, не собираясь здороваться, как и предыдущие. Никакого воспитания на этой планете! Ну и мы не будем этикетом щеголять. — Прямо паломничество какое-то, — вздохнула я вполголоса, и с сожалением констатировала, что кувшинчик как-то быстро опустел. Моя реплика не осталась незамеченной. — Кто был у вас? — визгливым фальцетом осведомился этот самый, с подведенными бровями. Я сделала вид, что только его заметила. Хамство, конечно, ну а кому сейчас легко… — Не было никого у нас, это мы о своем, о девичьем, и вообще это не ваше дело. Сказать, что мне удалось удивить наглого туземца — не сказать ничего. Бедняга аж покраснел от натуги. — Да ты знаешь, с кем разговариваешь, женщина? — возопил он так громко, что мне пришлось поковыряться мизинцем в ухе, проверить, что перепонки не лопнули. Ишма сидит, опустив голову, ну, хоть на колени не грохнулась, уже прогресс. Не дождавшись от нас никакого ответа, — нуаче, если мне в самом деле неинтересно, что за черт такой?.. Пришел незвано-негаданно, теток распугал, а с ними, между прочим, было веселее, — пухлик решил самолично внести ясность: