Тетушка Мила, видимо, решив, что любимая племянница слегка тронулась умом и несет чушь, попыталась взять огонь на себя: — Еще же чай! Вы знаете, не так давно познакомилась с целебными свойствами чая и теперь увлекаюсь составлением авторских букетов. Сегодня будем пробовать! Все разом зашумели, теперь женщины хотели знать, что входит в состав чая и какие чудеса потом с ними случатся. Определенно, тетя стала звездой сегодняшнего вечера. А я решила заняться скромным приготовлением волшебных напитков на кухне. Из шкафа я вытащила все чайные сервизы и приспособления для заваривания: нашлись темно-бордовый пузатый заварник, изящный, из стекла и металла, современный френч-пресс и белый, элегантный, из аристократического фарфора, небольшой чайничек. Только я насыпала в емкости разные пахучие смеси, как на кухню тихо шагнула Альбина. Ее глаза сверкали, все лицо исказилось от гнева: — Что ты хочешь? Денег? Сколько тебе надо? Тебя нанял Юрий следить за мной? — шипела светская дама и наступала на меня в яростной атаке. — Спокойнее, где ваше воспитание. — Атаку я остановила простым приемом, поставила блок ладонью на уровне груди. Это больше психологический эффект, но он сработал, и Альбина остановилась в двух шагах. В проем двери просунулась голова Полякова: — Дамы, благородный рыцарь спешит на помощь. В ответ мы дружно рявкнули: — Нет, мы сами! — и рыцарь поспешно исчез в коридоре. Альбина кивнула, и мы по молчаливому согласию перешли на лоджию. Там она, уже успокоившись, закурила тонкую сигарету. — Тебя что, нанял Юра? Он теперь бредит похищением, боится, что могут похитить любого из его детей. Думает, что и меня похитили, приставил настоящего шкафа, днем и ночью, как в клетке. — Нет, я следила за вами без его поручения, в рамках своего личного расследования. А вы думали, поверила в сказку, что дети Полякова для вас обычный успешный бизнес? — Так оно и есть, зачем мне убивать или похищать этих гениев, в них вложено столько денег. — А зачем тогда эта цыганка с проклятиями, цыганка со скрипкой? Ваш спутник — цыган, вы вместе замыслили избавиться от наследников Полякова и тратить все доходы от бизнеса на свои удовольствия! Вот и использовали его родственниц из табора запугать мальчишку и его мать, наверняка Адам сейчас едет с цыганами подальше из города! Жена Полякова ошарашенно слушала мой вдохновенный бред: — Ты в своем уме? Какие цыгане, какой табор? Серджио — итальянец! Мы познакомились во время круиза по Средиземному морю! С ним я вспомнила, что такое страсть и горящие глаза, а не победы в олимпиадах и первые места в конкурсах. Женщина прижалась лбом к стеклу, маска светской сдержанности слетела — губы дрожали, а в глазах притаилась тоска. Альбина всегда была красивой, поняла это уже в детстве, когда прохожие улыбались при виде обворожительной куколки, воспитатели выбирали на роль Снегурочки, а мальчишки дрались за право встать в пару на прогулке. Королева выпускного бала, первая девушка на курсе в институте. Несмотря на такую популярность, с поклонниками красавица была строга, одаривала ослепительной улыбкой и шла зубрить лекции, учеба в медицинском требовала усердия. А потом появился он, задорный обаятельный первокурсник Юрка Поляков, и Альбина замирала от счастья, встретив его в коридоре, замирала, когда он взял ее за руку первый раз, замерла, перед тем как сказать «да» в ЗАГСе. Юрка постепенно становился Юрием Васильевичем, с горящими глазами прибегал и рассказывал, сколько сегодня было пациентов, как всю ночь красил стены в новеньких кабинетах клиники, а она выслушивала, помогала разобраться с документами и снова замирала от счастья, прижимаясь к крепко спящему мужу ночью. Печальный диагноз и утраченная надежда родить ребенка никак не сказались на их отношениях, по-прежнему они обменивались вечерами новостями, наслаждались совместными путешествиями, усердными муравьями строили свой медицинский бизнес. А когда клиника заработала без перебоев и стали открываться филиалы, Юра вдруг потерял азарт к жизни, она сразу это поняла по потухшим глазам и бессоннице до утра. Вот тогда она сама приняла решение — пускай у него будет ребенок, да, от другой женщины, но, главное, муж будет счастлив опять. Когда родился первый ребенок, она задохнулась от ревности и боли, Юра с восторгом рассказывал про его первые шаги, тщательно искал подарки на день рождения, перед сном любовался на фото малыша. Потом муж заговорил о втором наследнике, а дальше о третьем, и так проект стал вдруг разрастаться, Юрий Васильевич вернулся к привычному вдохновенному трудолюбию, Альбина кивала, вела отчетную таблицу по наследникам и тратам на них. Но каждый день она тренировалась не замечать косых взглядов, шепота за спиной, проглатывать комок ярости в горле, как в институте, когда она повторяла и повторяла материал, пока он не войдет в мозг надежным камнем. Она пошла осваивать новую профессию дизайнера, чтобы как можно реже приходить в клинику и сталкиваться со стеной, увешанной дипломами и наградами, где в каждой рамке мелькает родная фамилия «Поляков». Если у Юры открылось второе дыхание к жизни, то Альбина сама не заметила, как все вокруг стало пресным, она перестала чувствовать что-либо: механично ела, улыбалась мужу, разрабатывала дизайн-проекты и… ничего не ощущала, кроме серости. Ночью она вставала, чтобы рассмотреть себя в зеркале — постаревшее лицо, остатки прежней красоты, впалый живот, не узнавший первых шевелений младенца, и опять ничего, даже жалости к себе — только пустота внутри. Психотерапевт посоветовал ей отдохнуть, съездить в путешествие за эмоциями. И она поехала, вернее поплыла — купила путевку в круиз по морю, никаких популярных направлений, где кругом соотечественники, ей не хотелось ни с кем общаться. В первый день плавания, когда она вышла на палубу, помощник капитана, смуглый жизнерадостный парень, поприветствовал раннюю пташку поклоном. И Альбину вдруг залило теплом, беспричинной радостью от белозубой улыбки и золотистых глаз моряка, она улыбнулась ему в ответ самой своей очаровательной улыбкой и от ощущения яркого счастья, заполнившего каждую клеточку тела. Она влюбилась и провела этот круиз вместе с Серджио, молодым итальянским парнем, практически не расставаясь. По возвращении Альбина старалась молчать, набрала проектов, чтобы никто не заметил, как внутри плещется нечаянная радость. Когда увидела две полоски на тесте, то решительно набрала в телефоне номер Серджио; он прилетел уже через три дня, пришлось придумать дурацкую историю с похищением, чтобы вырваться на сутки для встречи с любимым. Там на прогулке по городу она решила, что хочет оставить ребенка и переехать в Италию, узнать, что такое обычная семья. Юра поймет, все-таки у него есть наследники, его дети, и она тоже хочет быть счастливой, пускай и не так, как планировали они двадцать лет назад. А тут эта Охотникова сует нос повсюду, выслеживает, рассказывает какую-то чушь про цыган и похищение мальчика. Что будет, если телохранительница расскажет Юре о Серджио без всякой подготовки, муж точно расценит это как предательство. Альбина привычно подавила эмоции, бурлящие внутри, прошила меня проницательным взглядом: — Я так понимаю, что ты тут наговорила какой-то бред. Значит, так, если расскажешь Полякову о Серджио, я превращу твою жизнь в ад. У меня хватит денег и ума растереть твою карьеру в пыль. Так что тебе лучше молчать. Если хочешь денег — найму тебя телохранителем, вместо этого шкафа, что таскается за мной. Я хорошо оплачу твое молчание, скоро улетаю в Италию и могу взять тебя с собой. Все расходы за мой счет. Там отдыхай как захочешь, главное — не проболтайся. — Но мальчик? Куда он тогда делся? — А вот это уже не мое дело, не знаю я про этих цыган. — Женщина в раздражении отмахнулась. — Да мне и все равно. Пускай Поляков ищет своего золотого мальчика. У меня медовый месяц через несколько дней и всякие пропавшие гении это не испортят. Позвонишь мне, если надумаешь, надеюсь, у тебя есть заграничный паспорт. Альбина одарила меня коротким светским кивком и удалилась с балкона. А я в расстроенных чувствах осталась на лоджии. Все рассыпалось, все ниточки выскользнули из пальцев. Цыгане допрошены, похищение Альбины оказалось выдумкой. Мальчик в неизвестности, а моя карьера рушится, как песочный замок. Оставался вариант поймать похитительницу детей, но из моей команды уже выбыли Вероника, Скворцов, а от энергичного заморыша Саньки Птахина в панике сбегали даже маньяки. Ничего не оставалось, как продолжить светский вечер за столом. В комнате мама Елены Генриховны роняла слезы на роскошную скатерть с густыми складками: — Ах, наш малыш, мое сердце чует беду. Никто нам не может помочь. — Ну же, надо верить и надеяться. Делать все возможное для его возвращения. — Преподавательница сольфеджио гладила рыдающую старушку по плечу. — Он жив, здоров и скоро вернется. Вы слышали о карлике, он похищает детей и потом возвращает их обратно. Может быть, Адам впечатлил его своим мастерством, и он отпустит его попозже. Кто знает, что на уме у этих преступников. — А что, это правда, карлик похищает детишек? А потом отпускает? И ничего, никаких гадостей и издевательств? — одновременно загудели тетки из деревни, в их голосе сквозило сожаление. — Да, украл сначала девочку и вернул, потом еще мальчика и снова мальчиков. И всех вернул живыми и здоровыми! — В обсуждение вступила тетя, обладавшая всеми свежими новостями Тарасова с подробнейшими деталями. — Вернула! Есть информация, что карлик женщина! — Я не удержалась вставить словечко. Уж больно я была раздосадована очередным провалом, каждый день я засыпаю и просыпаюсь с мыслями об этом деле, а со стороны мои действия выглядят как поток неудач. Так что закрытая информация сама собой вылетела у меня изо рта. Все женщины за столом ахнули и разом загалдели: — Она же женщина, как можно красть детей! — Но ничего плохого она им не делала! — Раз не делала плохого, так что, по-вашему, и красть детей можно? — Красть — это плохо, что же вы все перевернули. Ведь хорошо, что это женщина, значит, у нее есть сердце и она отпустит мальчика. Тут сдали нервы у Елены, она вдруг закрыла лицо руками и завыла. Юрий Васильевич неуклюже похлопал ее по плечу: — Ну же, Леночка, слезами горю не поможешь! Сегодня же решу вопрос, цыган всех прошерстили, и с карликами разберемся! Слово Юрия Полякова! Альбина процедила с прохладцей: — Выпейте успокоительного, у вас должна быть аптечка, вы же врач. Тетки Михайловны засуетились, открывая дверцы всех шкафов в поисках таблеток. Женевьева простукала каблучками на кухню за водой, Мила побежала в ванную за полотенцем, а преподавательница сольфеджио завела долгую утешительную партию: — Не убивайтесь, голубушка, главное, держать марку. Вы такая сильная женщина, ведь в войну вот как ждали мужей, и в поле рожали, и десять детей кормили. Вам надо водички попить, в церковь сходить, березку обнять, ей пожаловаться… Может, чаю? Предложение загрустившую компанию взбодрило, все бросились с шумом отодвигать стулья, уносить посуду. Михайловны сконфуженно утащили в кухню совершенно пустую тарелку от милфея, который, кроме них, никто не попробовал. Женщины расставляли чашки, несли сливки и сахар. На стол водрузили чайники, напитки в них переливались разными красками: насыщенно-бордовый чай с оранжевыми кусочками цедры, травянисто-зеленый настой с круговертью экзотических лепестков и золотистое питье, переливающееся всеми оттенками янтаря. Настроение у меня совсем упало, и лоджия поманила возможностью подумать, как же найти выход из ситуации. На кухне я столкнулась с Женевьевой, которая складывала с грязных тарелок в салфетку кусочки еды. Учительница пискнула: — Это кошечкам отнести, они голодные. — И виновато постучала каблучками по коридору. На входе ее чуть не снес Юрий Поляков, он проводил взглядом ее хрупкую фигурку и устало опустился на кухонный табурет. — Хорошая женщина, тяжелая судьба. Немного с придурью, конечно. — Мужчина был в расстройстве после слез Елены Генриховны. — Всех жалеет, вон даже о кошках заботится. Регулярно даю ей денег на ребятишек, кто собственным родителям не нужен, а она заботится, в люди их вывести помогает. Я закивала, про альтруизм Женевьевы слышала уже много раз. О чем же так печально вздыхает Поляков, ведь не о странноватой учительнице музыки ему захотелось побеседовать. Юрий Васильевич пришел с предложением: — Евгения, мы все переживаем. Я хочу предложить вам возглавить неофициальный розыск моего сына. Вы сами искали его похитителей, а теперь мы объединим усилия. Вы даже себе не представляете, какие у меня возможности. Очень даже представляю, сразу вспомнилось цыганское нашествие на отделение полиции, но я тактично промолчала. С Поляковым я поделилась рассказом о наших неудачных засадах на карлика, и что есть доказательства, что похититель детей женского пола. Он внимательно слушал, делал пометки в блокнот. По итогу моего рассказа он предложил радикальную меру — допросить всех женщин Тарасова ниже 160 сантиметров, обладательниц светлых волос. Как бизнесмен, он мыслил с размахом, но мне затея не понравилась, потому что под эту категорию попадала и моя родная тетка. Да что там говорить, все женщины в соседней комнате, кроме Альбины Поляковой, были близки к этому определению. Я настаивала на стратегии подсадных уток — разбросать по городу приманки в виде гуляющих бесхозных детей и ловить на живца. В квартире в это время шла активная беседа, женщины обсуждали разные вкусы чая, наперебой пробуя из всех заварников. Их мирную болтовню прервал звонок в домофон. Мы выстраивали хитроумные планы поимки преступника, когда в коридоре раздался отчаянный женский крик и звук падения. Я и Юрий Васильевич бросились из кухни в коридор, женщины из гостиной тоже вылетели из-за стола на крики. Весь коридор был уставлен мрачными похоронными венками с лентами «на вечную память», «покойся с миром», на полу между венками лежала без сознания мама Елены Генриховны, а на пороге входной двери стоял парень с миниатюрным гробом в руках. Елена бросилась к матери, профессиональным движением проверила пульс и схватила телефон. Паренек швырнул детский гробик и бросился бежать. Мила стояла, зажав рот ладошкой, тетки пятились в ужасе назад, пока не уперлись в стол, тоненько скулила преподаватель сольфеджио. Михайловны вдруг застонали в унисон и грохнулись на пол, утащив за собой скатерть и всю посуду со стола. Елена закончила разговор со «Скорой» и бросилась на помощь к родственницам, но на ходу стала оседать и сползать по стене на пол. Тетя Мила прошептала: «Женечка» — и стала тоже опускаться на пол вниз, ее лицо посерело на глазах. Я поймала родственницу на ходу и помогла прилечь на пол: «Тетя Мила, тетя, ты слышишь меня?» — но она уже не реагировала на крики, глаза ее были закрыты, кожа приобрела зеленоватый оттенок. Кто-то засипел, я подняла глаза — это был Юрий Васильевич, он держал жену, Альбина висела у него на руках мертвой куклой. На пороге в комнату вдоль стены коридора обнаружились Елена, Женевьева и Вера Федоровна. В комнате под грудой из разбитых чайников и перевернутой еды лежали два тела, Елизавета и Екатерина Михайловны. Все женщины были без сознания, пульс еле нащупывался. Надо отдать должное, что Юрий Васильевич собрался мгновенно. Пока ехала «Скорая», он нашел в шкафах аптечку, зарядил шприцы и поставил всем женщинам по уколу. Это немного помогло, они стали розоветь, Альбина почти пришла в себя и со стоном начала шевелиться. Помимо этого Поляков сделал несколько звонков, и скоро в квартире было несколько бригад медиков с капельницами, всех пострадавших крепкие санитары заботливо уложили по носилкам, и «Скорые» с сиренами покатили в стационар при клинике «Ваш доктор». В клинике Юрий Васильевич поручил меня администратору и поторопился контролировать процессы реанимации. Через полчаса он забежал, отвел меня в свой кабинет, заставил выпить хорошую порцию коньяка: — Все в порядке, Женя, опасности больше нет. Острое отравление, все необходимые мероприятия осуществлены, через три дня будут как новенькие. Юрий шутил, но в глазах его засел страх; он плеснул и себе в стакан янтарный напиток. — Как думаете, что произошло? — Мужчина буравил меня холодным взглядом. — В каком смысле, Юрий Васильевич? — Кто-то отравил еду или напитки в квартире. Я не знаю, что именно. Это мог ведь сделать только тот, кто сидел с нами за одним столом. Но только мы с вами живы и здоровы. — Поляков сжал челюсти, брови нахмурились от злости. — Я знаю, что не подсыпал яд этим милым женщинам, уж тем более не пытался отравить свою жену. — Там моя тетя! Зачем мне ее травить? Да зачем мне хоть кого-либо травить? — Не знаю, я вообще не понимаю, что произошло. И что это за похоронные венки? Все эти вопросы я задала себе уже в сотый раз, каждый день они все множились, сплетаясь в какую-то безумную сеть. Поляков ходил из угла в угол, его энергия требовала выхода, ему хотелось действовать — искать преступника и наказывать.