Часть 19 из 48 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Они снова выпили, официант принес им горячее, и он снова углубился в процесс еды, радуясь про себя, что согласился пойти. И готовить самому не надо, и еда тут вкуснее, чем он мог бы приготовить.
— Помню, были тогда разговоры про аварию. Страшное дело, — сказал Кастерин, печально помотав головой. — Каша. Ты, кстати, не интересовался, как там и что произошло?
— А чего там интересоваться? — спросил Олег, заставив себя оторваться от еды. И, чтобы не показать своего нетерпения, специально неспешно продолжил: — Было расследование, целая бригада работала. Тормозной путь, скорость, траектории, вскрытие. Да еще дождь ко всему накрапывал. Протоколы я посмотрел, конечно. Ну и все. Что я еще могу сделать? Только похоронить.
— Ну да, конечно. Но все равно. Нормальный был парень. Стоящий. И голова у него как надо работала. Это я тебе точно говорю. Он тебе про свои дела не рассказывал?
— Да так, говорил что-то. Ты сам знаешь, что на эти темы у них распространяться не принято. Наркота — штука такая. Хитрая. Агентура, допросы. Какой сыскарь про такое трепаться будет?
— Ну-у. При чем здесь "трепаться"? Вы же братья.
— Все равно, — упрямо сказал Олег, принимаясь за еду. Говорить на эту тему ему было неприятно, как будто он публично расписывался в том, что покойный Виктор ему не доверял. Ну и что, если он не все рассказывал о своей работе? А кто все рассказывает? Он тоже ему ежедневно не докладывался. Но из этого еще не следует, что он не доверял Витьке. Просто есть вещи, о которых постороннему, даже если это твой ближайший родственник, рассказывать без особой нужды не стоит. Да и не баба он, в конце концов, чтобы болтать языком направо и налево.
Заметив, видимо, его недовольство, Кастерин сменил тему.
— Слушай, тут слушок прошел… Вот блин! Слушай слушок. Прямо почти стихами чешу. Нет, давай сначала выпьем.
Он снова разлил водку и они выпили под дежурный тост "Будем!" Олег почувствовал, что начинает пьянеть. Сказывалось отвыкание от спиртного.
— Хорошо пошла. И как только ее люди пьют? — не слишком весело пошутил Кастерин. — Да, так вот такой слушок. Только ты пойми меня правильно — я тебе по дружбе это говорю.
— Чего это ты с такими длинными предисловиями? — спросил Олег, отрываясь от горячего и казавшегося необыкновенно вкусным эскалопа.
— Да нет, — смутился собеседник. — Просто разгоняюсь.
— Тогда кончай тянуть кота за хвост и выкладывай.
— Ну, короче, так. Копают под тебя серьезно. Что они там нарыли, я, понятное дело, не знаю. Но начальство начинает вибрировать.
— Какое начальство?
— Наше. Плещеев. Да и Шевченко тоже. Он попытался вякнуть, но из Москвы на него нажали и — куда деваться? Да многие! Им, надо полагать, тоже неприятные вопросы задают.
— И что дальше? — нахмурился Олег.
— Этого я не знаю. Но, кажется, есть такое мнение, чтобы предложить тебе тихо уволиться. И тогда, говорят, дело можно будет спустить на тормозах, а некоторое время спустя без шума закрыть. Ну ты же знаешь, как это у нас делается. Потом, позже, когда все уляжется и забудется, можно взять тебя снова.
Аппетит у Олега пропал, и он лишь по инерции продолжал ковырять вилкой в тарелке. Вот так. От него решили отделаться. Если он не будет не только числиться в ОМОНе, но и не будет на это претендовать, то спрос уже будет только с него, и совсем другой. Начальство при таком раскладе окажется как бы в стороне, а он станет сугубо гражданским лицом. В благодарность за взаимопонимание ему помогут отмазаться от обвинений, да еще и премию выпишут. Для них, вообще, был бы самый большой кайф, если б он написал заявление задним числом, тем, когда его духи прихватили. А еще лучше до отправки в Чечню. Но, к их неудовольствию, такое невозможно. Или все же возможно? Чудны дела твои, Господи!
Тут его рассуждения сделали скачок. Ну с начальством все понятно. Оно всегда в первую очередь собственную задницу прикрывает. Хотя Плещеев нормальный мужик — не из таких. Его парни уважают. Да и сам он к нему всегда хорошо относился. Ну да что тут теперь рассуждать? Чужая душа потемки! Но Кастерин-то чего суетится? Неужели это предложение ему поручили сделать? Кормит-поит, а сам между делом говорит, что пиши, мол, парень, рапорт и вали на все четыре стороны, не мешай другим людям нормально жить.
Он едва не взорвался, но буквально в последний момент взял себя в руки. Что изменится от того, что он возьмет его за шкирку и сунет мордой в тарелку? Не хватало еще загреметь за хулиганство в общественном месте. Правду говорят, что иногда нужно делать хорошую мину при плохой игре.
— А ты это откуда знаешь? — спросил он, упираясь в Кастерина тяжелым взглядом.
Тот зыркнул и опустил взгляд в тарелку, занявшись разделкой мяса.
— Слышал случайно. Я же сказал тебе уже. Что-то в сортир захотелось. Извини, я сейчас.
Он встал и вышел из зала. Олег проводил его взглядом. Так, сбежал. Ну, в общем, понятно. Неохота ему вертеться, как уж на сковородке. Да и кому охота? Ему приказали — он выполнил. Хорошо, что еще деликатно так намекнул. Олег подозвал официанта и попросил у него ручку и лист бумаги. Тот посмотрел стеклянным взглядом, скрывая удивление, ничего не сказал и ушел. Вернулся через минуту с требуемым. Олег, отодвинув от себя тарелку, тут же написал рапорт на имя Плещеева. Пусть подавятся! Все равно после такого, что, кроме как предательство назвать невозможно, он не может с ними работать.
— На, — протянул он листок вернувшемуся Кастерину.
— Что это? — вскинул тот брови.
— Отдашь там.
— Послушай… — Кастерин быстро пробежал глазами короткий текст. — Погоди, чего ты нервничаешь? Может быть, все еще обойдется. Это же только одни разговоры.
— Вот именно, — процедил Олег, откидываясь на спинку стула.
— Ну… — Кастерин развел руками, и в этот момент у него в кармане что-то запищало. Он отцепил от брючного ремня пейджер, посмотрел на экран и засуетился, убирая пейджер обратно, засовывая бумагу в карман и делая озабоченное лицо. — Извини, Олег, вызывают срочно. Что-то случилось, наверное. Извини. Не получилось нормально поговорить. Но ты сиди, отдыхай. Я постараюсь пораньше вырваться, но… — Он развел руками, как бы показывая, что не все в его силах. Потом достал бумажник, вынул из него несколько сотенных купюр. На взгляд Олега, тут было больше, чем следовало заплатить за ужин. Но он не стал уточнять и отказываться, строя из себя нецелованную девку. Черт с ним. Как говорится, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Пусть валит по своим срочным делам.
Кастерин сунул ему руку на прощанье, быстро пожал, как будто сработал кратковременный электрический импульс, и только что не бегом выскочил из зала.
А Олег остался сидеть, запоздало припоминая только что виденное. В руках у Кастерина он увидел бумажник — из светлой кожи с фигурным тиснением. Оригинальный, ручной работы, заграничный, кем-то ему подаренный и существующий, по его словам, в единственном экземпляре. Кастерин им сильно дорожил, считал чем-то вроде своего талисмана. За ним-то Олег и полез тогда в Чечне! Даже не за этим красивым куском кожи, а за документами, которые, по словам Кастерина, были в бумажнике.
Он сидел и тупо смотрел на купюры, оставленные Кастериным. Первый свой порыв — стряхнуть их со стола на пол — он подавил, замерев и стиснув зубы. В голове не было ни одной путной мысли, и только пульсировала фраза, слышанная в каком-то забытом фильме. Деньги за кровь. За его, Олега Самсонова, кровь. За его страдания, за плен, за голод, за побои, им пережитые, и унижения.
С усилием подняв руку, он взял бутылку и налил рюмку до краев. Выпил одним махом, не почувствовав вкуса. Он сидел, смотрел на стол перед собой и старался не думать о том, что Кастерин не успел еще далеко уйти и не составляет труда его догнать. И тогда он бы уж добился от него правды в полном смысле этого слова — кулаками, ногами, чем угодно, но правду бы выбил.
Подошедший официант что-то его спросил.
— Чего надо? — поднял на него взгляд Олег.
— Вы хотите рассчитаться?
— Очень! — ответил он, вкладывая в это слово свой смысл и эмоциональность. Видно, в его взгляде и выражении лица было нечто такое, что заставило официанта напрячься и вести себя с посетителем еще более предупредительно и даже вкрадчиво. Он осторожно взял со стола несколько купюр, прихватывая их двумя пальцами, осторожно, как будто спрашивая разрешение на каждую и боясь неловким движением вызвать неудовольствие чем-то разозленного человека со ставшим вдруг грозным лицом.
Посмотрев на оставшиеся на столе деньги, Олег окликнул отошедшего официанта.
— Водки принеси. И… — он показал на сотенные, смотреть на которые не было сил, а трогать тем более, — еще что-нибудь. На все.
Понятливый официант кивнул, ловким жестом снял деньги со стола, забрав небрежно разложенные бумажки в один прием.
Вернулся он скоро, но за это время Олег успел допить оставшуюся водку. Увидев это, молодой, но уже, видимо, опытный парень поставил полную бутылку поближе к нему, забрал пустую и быстренько убрался, для того чтобы короткое время спустя принести горячую закуску. Когда Олег допил и эту бутылку, на его столе появилась следующая, и он не удивился.
— А мне нальешь? — спросил кто-то, останавливаясь напротив него.
Олег посмотрел, прищурив один глаз; когда он смотрел двумя, предметы начинали двоиться. Рядом с его столиком стоял Мишка Пирогов. В классном костюме, в галстуке, с короткой, но ухоженной прической, как будто только что вышел из салона красоты. Миша Пирог, местный криминальный авторитет, бандит, барбос, криминал, рэкетир и все прочее в этом духе, то есть тот, с кем омоновец Самсонов не то что пить не стал бы, но и за один стол не сел. Но сейчас он больше не был бойцом ОМОНА. Сейчас он был пьяным безработным, безрадостно встречающим за ресторанным столиком свое неопределенное будущее, в котором, кроме тумана и незаконченного следствия, пока ничего не было видно.
— Налью. Если не шутишь, — медленно проговорил Олег, не зная еще, как себя вести.
Подскочивший официант поставил перед Пирогом чистую посуду и сам разлил водку по рюмкам. Мишка отпустил его кивком и сказал:
— Хочу выпить за тебя.
— С чего бы это?
— А ты мне нравишься, — улыбнулся Мишка.
— И давно? — пьяно ухмыльнулся Олег, ставя локти на стол.
— Всегда. С детства.
— Да-а?
— А что тебя удивляет? Ты нормальный мужик, не гондон какой-нибудь, не трепло и не трус. А все остальное это мура, мусор. В том смысле, что ошибки все совершают, пока не приходят к тому, что им определено по жизни.
— Это ты к чему сказал?
— Да так. Потом объясню. Давай сначала выпьем.
Они выпили и, как сговорившись, вместо того чтобы закусить или запить, занюхали черным хлебом.
— А тот хмырь тебя кинул, — сказал Пирог, доставая из кармана сигареты и закуривая.
— Какой хмырь? — спросил Олег, беря из его пачки сигарету.
— Который тут с тобой был. Как его?
— Кастерин.
— Наверное. Он вышел в фойе, позвонил кому-то по телефону и попросил, чтобы через пару минут ему на пейджер сбросили сообщение, будто его срочно вызывает начальство.
— Сволочь он.
— Угу. И я про то же. Раскрутил он тебя по полной.
— А ты откуда все это знаешь?
— Как откуда? Подслушал, конечно, — простодушно признался Мишка.
— Наплевать, — отмахнулся Олег. Он был уже здорово пьян и, сознавая это, старался говорить односложно и небрежно, так, чтобы его слова нельзя было расценить однозначно — ни как согласие, ни как отрицание; его милицейская сущность заставляла его держаться настороже с этим собеседником.
— Правильно. Завей беду веревочкой, сожги и пусти по ветру. На ментуре свет клином не сошелся. Кругом во, — Пирог растопырил ладони, призывая оглядеться вокруг. — Жизнь! Еще найдешь свое место. Кстати, давай мы за это и выпьем.
Пирог сам разлил водку, отмахнувшись от официанта, рванувшегося было к нему со своими услугами. Они чокнулись и выпили. Олег вдруг почувствовал голод и набросился на еду. И еще он понял, что катастрофически пьянеет и с трудом может уследить за смыслом происходящего.