Вяло зажевывая выпитое хлебом, Пирог сказал: — Ты подумай пока, что и как, потом поговорим. Какой разговор за водкой? Только треп. — Можно и потом, — согласился Олег, говоря с набитым ртом. — Вот и ладно. Тут, кстати, мой Гришаня где-то крутится. Хотел к тебе подойти, да боится помешать. Деликатный он парень. Таким сейчас тяжело живется. Он моя большая головная боль. Смотрю, чтобы его не обижали. Да, так ты не против если он с тобой посидит? — Да нет. Пожалуйста. — Вот спасибо. Ну я пошел. А вы тут веселитесь, отдыхайте. Шары погоняйте. О деньгах не думай — Гришка угощает. Пирог взмахнул рукой, и к столику быстро подошел его младший брат с ласковой улыбкой на лице. — Здравствуй, Олег, — поприветствовал он Самсонова, осторожно протягивая ему руку. — Ну, парни, пока. Отдыхайте. Еще увидимся. А ты, Гриш, развлекай гостя. — Сделаю. Все нормально будет. С уходом Пирога Олег почувствовал облегчение. Сдерживавшие его тормоза ослабли, напряжение отпустило. Да и какое напряжение может быть с Гришаней — добрым, простодушным и умственно недоразвитым, не умеющим ни складно объясняться, ни самостоятельно действовать, привыкшим во всем полагаться на старшего брата? Если бы не было у него Мишки, которому он заглядывал в рот и которого беспрекословно слушался, то он наверняка бы пропал. Даже страшно представить, что могло стать с этим не приспособленным для жизни парнем. Олега закружило. Они пили с Гришаней, играли в боулинг, опять пили, говорили о чем-то. Младший Пирогов хвалил старшего, рассказывал про клуб и девчонок, которые сюда ходят, про каких-то крутых и богатых, с которыми запросто здоровается за руку, таскал по всем помещениям и показывал какие-то комнаты, фотографии и платяной шкаф с одеждой, говоря, что все это его. Потом Олег опять играл, точнее говоря, пытался, потому что тяжелый шар то и дело норовил укатиться в сторону и никак не попадал по кеглям. Наверняка было глубоко за полночь, когда Олег почувствовал, что едва держится на ногах и его неуклонно тянет прилечь. Запинаясь, он попытался объяснить откуда-то вынырнувшему Гришане, что ему надо домой, спать. Тот, похоже, тоже здорово набрался, потому что его плечо, на которое опирался Олег, то и дело уходило из-под руки. Подоспевший служитель в бело-синей униформе подхватил их обоих и под невнятное бормотание Гришани повел куда-то, крепко держа под руки, так что у Олега даже появилось желание дать ему по зубам, чтобы он не делал так больно. Потом была какая-то постель, в которую Олег рухнул, едва сумев снять ботинки и пиджак. Проснулся он от дерущей рот жажды. Голова гудит, темно и кто-то сопит рядом. Женщина? Что-то он не помнит, чтобы ложился с кем-то. Ему казалось, что вырубался он в одиночестве. С трудом сев, он глухо замычал. Голова раскалывается. Сам он в одних трусах. Где находится, не понять. Кто рядом, неизвестно. Прошедший загул помнил смутно, урывками. Какие-то картинки, не складывающиеся между собой. Пить хочется смертельно. И еще сердце колотится, как на длинной дистанции. В первое мгновение своего пробуждения он подумал, что снова очутился в чеченском гробу, в горах, а все произошедшее с ним накануне только сон. Испугался, и организм среагировал на это выбросом адреналина, от которого заходится в перегрузке его живой мотор. Он пошарил рукой вокруг себя, нащупал очертания тела под одеялом рядом и, примерившись, переполз через него. Голой ногой он нащупал плотную ткань на полу, скорее всего ковер, а второй угодил в ботинок, едва не упав при этом. Осторожно двинулся вперед, вытянув перед собой руки, и бедром ударился о какой-то угол, услышав в ответ возмущенный стеклянный звон. Присев на корточки, принялся шарить. Рядом с ним оказался столик, заставленный посудой. Стаканы, полные бутылки. Он взял ближайшую, свинтил пробку и понюхал. Водка. От ее резкого запаха Олега чуть не вывернуло наизнанку, и он поспешно отставил ее в сторону. Неожиданно вспыхнувший свет над головой больно стегнул его по глазам, и он зажмурился. — Проснулся? — прозвучал сзади хриплый голос, который вряд ли мог принадлежать женщине, если только до этого она лет сорок не сжигала свои голосовые связки крепкими спиртными напитками и куревом. Он обернулся. С кровати на него щурился человек, в котором с первого взгляда признать Гришаню было проблематично. Волосы взъерошены, лицо опухшее и помятое, на щеках и подбородке темная щетина, губы запеклись. Тоже, видно, вчера не хило погулял. Не посчитав нужным отвечать на этот пустой вопрос, Олег посмотрел перед собой. Он сидел перед журнальным столиком, заставленным всем, что только может пожелать страдающий сильным похмельем человек. От минеральной воды и томатного сока до пива и водки. Даже банка с солеными огурцами. Он схватил бутылку минералки и одним духом выпил около трети полуторалитрового баллона. — Дай мне пивка, — попросил Гришаня, дождавшись, когда он утолит первую жажду. Олег передал ему бутылку и огляделся. Они были в небольшой — метров двенадцать — комнате без окон, представляющей собой странную смесь жилого помещения, офиса и склада. Около одной стены разложенный диван, на котором он провел ночь, деля его с Гришаней. В углу платяной шкаф, содержимым которого, как припомнил Олег, вчера ему хвалился Гришаня. У другой стены потрепанный канцелярский стол с телефонным аппаратом и настольной лампой. За ним стеллаж картонных коробок с неизвестным содержимым. Посреди журнальный столик с креслами-раскладушками по обе стороны, задрапированными одеждой Олега и Гришани, в углу холодильник, на котором стоит небольшой телевизор-моноблок. Похоже, Гришаня здесь жил. Но при этом все чистенько и аккуратно. Не скажешь, что здесь обитает холостяк. — Лихо я вчера, — проговорил Олег, усаживаясь в кресло и потихоньку одеваясь. — Отлично погуляли, — подхватил Гришаня, допивая свое пиво. — Да уж, — буркнул Олег, натягивая рубашку. На его взгляд вчера он просто перепил. Посмотрел на часы и удивился — двенадцать! Так поздно он давненько не вставал. Появившийся, было, порыв вскочить и куда-то бежать пропал. Некуда ему бежать! Нет у него дел и нет работы. Гришаня сел, поставив ноги на пол. — В парилку сходить не желаешь? Олег пожал плечами. Куда-то идти, ждать и вообще напрягаться… Неохота. — Сначала я бы поел чего-нибудь. — Это я мигом! — воодушевился Гришаня, встал и подошел к холодильнику. При виде его содержимого у Олега рот наполнился слюной. Сплошные деликатесы. Пирогов-старший неплохо заботился о брате. Под консервированных крабов, ветчину с хреном и хрустящие соленые огурчики он решился выпить стопку водки и почувствовал себя значительно лучше. Захотелось жить и дышать. Комнатуха, которую занимал Гришаня, располагалась в подвале бывшего кинотеатра. Сам подвал оказался довольно вместительным и почти весь, насколько смог понять Олег, пустовал. Какие-то щиты в проходах, залежи кресел с откидывающимися сиденьями, вынесенные из зрительного зала, пучки деревянных реек, мусор и пыль. Но в дальнем углу, за поворотом от ведущей наверх лестницы, крохотная уютная сауна — чистенькая, обшитая досками. Гришаня открыл дверь в нее своим ключом, включил ТЭНы, и уже через десять минут они сидели в крохотной парилке, рассчитанной от силы на троих, и ощущали, как нагревается воздух вокруг них. — Хорошо у тебя тут, — похвалил Олег, чувствуя первые струйки пота на спине. — Это Мишаня сделал. Иногда приходит сюда с друзьями. Тебе понравилось, да? Когда они вышли в предбанник, Пирогов-младший посмотрел на свои часы, аккуратно положенные на столе. — Скоро Мишаня придет, — сказал он. — Просил тебя привести в ресторан. Олег молча кивнул. Значит, вчерашний разговор не закончен. А Гришаня не настолько глуп, как кажется. Сумел же не проговориться за все это время о предстоящей встрече. Рыбак Два дня он ходил вдоль дороги. На ней должен был дежурить гаишник, которого слесарь назвал Полканом. Появлявшиеся на обочинах люди в форме явно были другими. То молоденький сержант с напарником, то низенький сухонький майор с нервным и замкнутым лицом, вышедший на пару часиков для поправки личного бюджета, то два старших лейтенанта, судя по всему, нудных, въедливых и осторожных. Полкан тоже был старлеем, но, если верить слесарю, действовал в одиночку и ездил на "жигулях" шестой модели. Эти же были на подержанной милицейской "семерке". Рыбак уже начал подумывать, что либо слесарь, оттягивая собственную смерть, наврал или напутал со страху, либо Полкан поменял место, и тогда его придется искать по всему городу. Это долго, трудно, и не исключена возможность ошибки. В конце концов он решил так, что еще пару дней он его половит здесь, одновременно делая вылазки на близлежащую транспортную магистраль и прочесывая соседние районы города. Здесь не Москва, а всего лишь областной центр, который пешком можно легко пересечь за час с небольшим. Рано или поздно этот Паша Полкан отыщется. Была еще, правда, вероятность, что тот мог уйти в отпуск или убыть из города по какой-нибудь служебной надобности. На учебу, например. Но и тогда его можно будет отыскать. Позвонить в инспекцию дежурному и попросить Пашу в звании старшего лейтенанта, фамилию которого забыл. Или подежурить около их здания, подгадав к утреннему разводу. Народу там всегда много крутится, так что риск не велик. Но все равно это только на тот случай, если не удастся поймать его на дороге. Сегодня ему спалось плохо и он встал рано, с восходом. Помаялся с полчаса и, решив, что все равно, когда выходить на охоту, поехал через весь город к изученному до мелких деталей участку дороги, на которой должен — просто обязан! — нести свой пост милиционер по кличке Полкан. У Рыбака было не так много времени на него и, если есть на свете высшая справедливость, то в ближайшие день-два ему должно повезти, и он достанет этого гада. Достанет и хорошенько расспросит. Он ехал на троллейбусе, еще полупустом из-за раннего времени. Сидел около окошка и смотрел на обочину справа от себя, с привычным уже вниманием вглядываясь в людей. Во внутреннем кармане его пижонской куртки лежал пистолет, который он не предполагал сегодня использовать. В душе он был почти уверен, что сегодня ему не суждено повстречать Полкана. Уж больно хмурое и ветреное утро, сыро, и ничто не предвещает удачу. В такую погоду хорошо дома быть, нежиться в теплой постели и носа не высовывать на улицу. Полкан, как он себе представлял, именно так и должен поступить. Канареечного цвета машину у обочины он заметил издалека. Классическая модель. У него сжались челюсти. Ну? Он или нет? "Шестерка". Точно! Тут же, у обочины, перед "жигулями", пристроилась иномарка. Но людей не видно. Троллейбус проехал рядом с легковушками, впритирку, и Рыбак сумел рассмотреть в салоне "жигулей" серый погон со звездочками. Но — три на нем звездочки или четыре — не разобрал; часть погона скрывала крыша машины. Зато теперь по крайней мере понятно, что милиционер пригласил водителя к себе и там проводит с ним работу. Оформляет протокол или колет на взятку. До остановки было далеко, но Рыбак встал и подошел к двери, не в силах оставаться на месте. Троллейбус, как нарочно, полз медленно, переваливаясь на ухабах и притормаживая перед перекрестками, хотя никакой необходимости в этом не было. Он выпрыгнул, едва двери открылись. Начал накрапывать мелкий холодный дождь, размывая очертания предметов. Темное пятно иномарки видно было довольно отчетливо, но стоят ли за ней "жигули", не разобрать. Зря он нетерпеливо топтался около дверей, а не прошел в конец салона троллейбуса и не следил за происходившим на дороге. Занервничал, задергался, вместо того чтобы заниматься делом. Нервы. Пора бром пить. Рыбак шел быстро, всматриваясь в густеющую пелену дождя и смаргивая повисающие на ресницах капли. Стало темнее, и некоторые из проезжающих мимо машин включили фары, слепя его. Он отворачивался от них, щурился и наконец заметил движение около иномарки. Он всмотрелся, закрывшись ладонью от очередных фар, и увидел, что это человек, открывавший дверь машины. Сел, захлопнул дверь. Рыбаку показалось, что он расслышал шум запускаемого двигателя. Несколько секунд ничего не происходило. Наконец вспыхнули ослепительно белые галогеновые фары, и иномарка, помигав оранжевым поворотником, отъехала от обочины. Теперь было хорошо видно оставшиеся "жигули". Рыбак ускорил шаг. До цели оставалось метров сто или чуть больше, дождь не позволял точно определить расстояние. Вдруг дверь машины открылась, и человек в форме вылез на дорогу. Куда это он? Неужели службу нести? Полкан он и есть Полкан! Или не он? Милиционер взмахнул светящейся полосатой палкой и остановил микроавтобус желтого цвета. Рыбак замедлил шаги. Сколько они будут разбираться? Минуту? Если больше, то ему придется пройти мимо. А потом возвращаться. Он видел, как водитель микроавтобуса вышел и трусцой побежал назад. Рыбак перешел на медленный прогулочный шаг, что должно было выглядеть крайне странно со стороны. Ну да мало ли странностей у людей. Может быть, он любит гулять под дождем. До микроавтобуса оставалось метров пять, и уже было видно, что в нем никого нет, когда его водитель рысью вернулся в кабину. Ну наконец-то! Но вместо того чтобы уехать, водитель достал какие-то бумаги и бегом рванул обратно. Не везет. Рыбак остановился, делая вид, что рассматривает автомашину. Номера не местные. И не московские. Транзитник. Сейчас выедет из города, облегчившись на некоторую сумму, и через пару часов будет за пределами области. Рыбак поднял воротник куртки, пряча лицо от дождя. Место, где он стоял, не просматривалось из "жигулей", а то, что его могли увидеть из проезжавших машин, его сейчас мало волновало. Мало ли видят водители людей у дороги! Сейчас увидел, а через минуту забыл. К тому же лицо скрыто поднятым воротником, а его куртка с цветными яркими вставками настолько запоминающаяся и притягивающая внимание деталь, что, кроме нее, ничего не запомнится. А от нее он намерен избавиться в первую очередь. Он отвернулся от очередной грязной волны, выхлестнувшей из-под колес машины, и едва не пропустил появление, водителя. Тот со злым лицом открыл дверцу кабины и крикнул: — А ну вали отсюда! Видно, Полкан или кто бы там ни был в "жигулях" здорово его почистил. Будет теперь, о чем вспомнить неудачливому водиле, и появился лишний повод не задерживаться в оказавшемся для него негостеприимном городе. А это значит, что как свидетель он не подойдет. Потому что его не найдут. Рыбак по бордюрному камню прошел к "жигулям". Микроавтобус, фыркнув выхлопной трубой, отъехал. Человек в форме сидел за рулем и носовым платком вытирал лицо. Наверное, вспотел после тяжелой работы. Рыбак сделал последний шаг и открыл пассажирскую дверцу. — Можно? — несколько запоздало спросил он, усаживаясь на сиденье. — Чего надо? — спросил старший лейтенант, убирая платок от лица. — Паша? — Ну я. А ты кто? Что-то не припоминаю. Встроенная рация под "торпедой" хрипло вызывала какого-то сто пятого. — Полкан? — уточнил Рыбак, расстегивая куртку и опуская ладонь на теплую рукоятку пистолета. — Чего? — заревел старший лейтенант. — Я тебе сейчас покажу Полкана! А ну, документы! Попалась, рыбка! Рыбак медленно полез за пазуху, нащупывая теплую рукоятку пистолета. Можно грохнуть Полкана прямо здесь. В проносящихся мимо машинах, наглухо задраенных по случаю непогоды, вряд ли услышат выстрел. Прохожих не видно. Надо только обязательно задать хотя бы пару вопросов.