Рыбак, меняя позу, бросил быстрый взгляд на зеркало заднего вида и замер. Сзади к машине, в которой он сидел, пристраивался точно такой же "жигуленок", в котором сидели двое в форме. Попал! — Забыл дома, — улыбнулся Рыбак, демонстрируя пустую руку. — Пойду схожу. Скоро вернусь. Он вылез из машины, громко хлопнул дверцей и прямо по газону быстрым шагом пошел в сторону жилых домов, поправляя на ходу поднятый воротник куртки, пряча за ним лицо. Он ждал окриков, топота ног за спиной, но проходила секунда за секундой, с каждой из них он удалялся на пару шагов, но ничего не происходило. Поравнявшись со строем старых толстых тополей, он коротко оглянулся. Около "шестерки", в которой он сидел четверть минуты назад, стояли двое. Полкан и еще один милиционер. Они о чем-то говорили, и Полкан при этом посматривал в его сторону. Расстояние между ними было небольшое, но признаков того, что они собираются за ним гнаться, не наблюдалось. Только после того как он повернул за угол бетонного забора, огораживающего экспериментальный корпус НИИ органической химии, чье здание свечкой возвышалось над полупустынными окрестностями, он вздохнул свободнее. Если до сих пор не бросились за ним в погоню, то уже и не будут. Его рубашка на спине и под мышками была мокрой, как будто ему за шиворот кружками лили воду. Руки занемели, а плечи болели от напряжения, словно он не налегке шел, а нес на себе бревно, как Ильич на субботнике. Вдоль забора шла узкая тропинка, размокшая от дождя. Вокруг неопрятные кусты. Почти бегом преодолев пару десятков метров, оскальзываясь и опираясь о бетон забора, он нырнул под защиту кустарника. Мокрые ветки щедро сыпали влагу на лицо и куртку, так что вскоре она потеряла свой пижонский вид. Но сейчас это не имело значения. Он уходил от места, где только что едва не погорел. И ведь отделяло-то его от краха всего несколько секунд. Ведь вытащи он пистолет — и что бы ему пришлось делать? Извиняться? Или стрелять? Ну Полкана не жалко. Ему что так, что эдак выходила смерть. А тех двоих? Он остановился, переводя дыхание и вытирая ладонью мокрое лицо. Да. Сейчас он со всей определенностью должен сказать, что ему пришлось бы пристрелить и тех тоже. Потому что он вступил на такой путь, на котором нельзя делать дело наполовину. Потому что те двое в свою очередь могли его уложить или, что еще хуже — в этом надо отдавать себе полный отчет, — арестовать. И, чтобы этого не произошло, он просто обязан был их застрелить. Или — как мало осуществимый вариант — сесть на место Полкана за рулем и попытаться от них оторваться. Сплошной Голливуд. Через три километра выезд на шоссе и там стационарный пост дорожной инспекции. Они бы его встретили с распростертыми объятиями. С автоматами, со спецсредством "еж" и прочими атрибутами торжественного мероприятия. Можно было бы, правда, попытаться поюлить по переулкам между частными домами, стоявшими по обе стороны дороги чуть дальше отсюда, но он их почти не знает и легко мог попасть в тупик, из которого уже бы не выбрался. Короче говоря, вынужден был он признаться самому себе, что действовал, не подготовившись, нахрапом, надеясь больше на авось. Относительно легкая победа над слесарем вскружила ему голову, и он поверил в собственную удачу, почти гениальность, неуязвимость и хитрость. Жизнь наглядно доказала, что это не так. Он остановился на берегу мутного и замусоренного ручья, на всех картах именуемого речкой. Переложил пистолет в задний карман брюк, снял ставшую опасной приметную куртку и бросил ее в воду. Размотал завязанный на пояснице свитер, делавший его до этого визуально толще, и надел его под кожаный пиджак, высоким его воротом скрывая рубашку. Достал из кармана очки, надел их, несколькими движениями расчески изменил прическу и по петляющей между кустов тропинке двинулся в сторону недавно отстроенной бензозаправки, где можно было без большого труда поймать частника, который отвезет его в центр. Теперь он напоминал небогатого служащего из госконторы, чье относительное материальное благополучие осталось далеко в прошлом, цепляясь за него потертым пиджаком и прикрывая им нынешнее положение вкупе со свитером домашней вязки. Все свои ухищрения с переодеванием и изменением внешности он более-менее продумал. Но все это мура по сравнению с тем, что Полкан видел его в лицо. Судя по тому, что догонять он не стал, скорее всего, он не придал происшедшему большого значения. Какой-нибудь полусумасшедший обиженный им чайник или забытый знакомый, склонный к дурацким розыгрышам. Но второй раз попадаться ему на глаза просто опасно. Он злопамятен и при новой встрече не преминет отыграться хотя бы по мелочи. Задержит для выяснения личности или еще какую мелкую пакость придумает, используя свое служебное положение. И будет по-своему прав. Частник на погромыхивающей старой "мазде" с пятнами ржавчины на дверях и крыльях, наверняка купленной уже подержанной на заре нового российского капитализма в период дефицита отечественной продукции, довез его до центрального универмага, где Рыбак легко затерялся среди покупателей и некоторое время спустя вышел через другие двери. Пешком дошел до толкучки, в официальных документах громко именуемой вещевым рынком, и купил недорогую куртку на синтепоне с непонятной эмблемой на левом кармане — как раз напротив сердца. Потом он, зажатый многочисленными пассажирами в угол салона, ехал на троллейбусе в сторону окраины и думал, что все, в сущности, не так уж и плохо. Да, его видели. Но мало ли в городе всяких сумасшедших! Зато он теперь твердо знает, кто такой Полкан, знает номер его машины и не спутает его ни с кем даже на расстоянии. А это куда важнее. Это означает, что ему теперь нет нужды вступать с Полканом в тесный контакт, подходить к нему на расстояние рукопожатия. Отныне у него появилось неоспоримое преимущество действовать на длинной, максимально большой дистанции. А для Полкана он неуловим. Да тот уже завтра забудет об этом инциденте. Во всяком случае, он потеряет для него ту остроту, которая заставляет предпринимать определенные действия. Уворачиваясь от тяжеленной сумки, которой вторую остановку его норовила двинуть хрупкая на вид тетка, он думал, что до сегодняшнего дня предполагал действовать исключительно на близкой дистанции, рассчитывая на имевшийся у него пистолет. Теперь было понятно, что выбранная им тактика имеет существенные недостатки. Конечно, можно было выяснить домашний адрес Полкана — при известном навыке это не представляет больших трудностей — и попробовать подловить его около подъезда, где и произвести решающий выстрел. До этого момента можно не сомневаться, что все получится. Офицер милиции не банкир и не министр, охраны ему не положено, так что от пули ему не увильнуть. Другое дело, что ему самому нужно будет уходить с места. Тут многое зависит от подготовки и удачи. Будь у него напарник, способный обеспечить качественный отход, — он бы не сомневался. Но в одиночку… Тут могли возникнуть проблемы. И первая — в нем самом. После выстрела он вполне может занервничать, запаниковать — и тогда провал ему обеспечен. Сойдя на остановке, он купил у продавщицы в уличной палатке батон хлеба и пакет молока и, положив их в пакет, пошел в магазин стройматериалов, чья большая яркая вывеска была видна с дороги. В квартире, которую он снимал вторую неделю, обсыпался межпанельный шов на кухне, обнажив грязно-серый бетон с рыжими разводами арматуры. По большому счету, это была не его проблема, а хозяев. Но, каждый день видя это безобразие, он испытывал раздражение — такое же, какое чувствует пижон во время лицезрения своих грязных ботинок. Да и несложная, а главное, созидательная физическая работа способна внести некоторое успокоение в его довольно нервное существование. Войдя в красивый, ярко освещенный торговый зал, он понял, насколько давно не бывал в подобных местах. Керамические плитки десятков расцветок и форм, рулоны обоев, кисточки и мастерки, пакеты, коробки и банки с краской, грунтовками, затирками, тоновыми добавками, клеями из разных частей света, шурупы, гвозди, дверные ручки, замки, светильники, патроны для ламп, выключатели… При виде всего этого руки чесались что-нибудь сделать. Он ходил вдоль длинных стеллажей и пытался понять, что ему нужно. Все, что он сейчас видел перед собой, было в диковинку, и цены были на удивление высокими. Глядя на это разнообразие, он невольно подумал, что и ему не помешает расширить свой арсенал. К имеющемуся у него пистолету хорошо бы прибавить винтовочку с оптикой. И тогда он может действовать на дистанции. — Вам помочь? — спросил подошедший со спины продавец — парень лет двадцати в джинсовом костюме. — Наверное. Хочу шов заделать в квартире. — Ну тогда вы не здесь смотрите. — А где нужно? — Да вон там, — показал он на дальний угол зала, где стояла шеренга дверей. — Там? — удивился Рыбак. — Да двери мне ни к чему. — Пойдемте, я покажу. За выставкой дверей и в самом деле оказался еще один стеллаж, заставленный, как он сразу сообразил, отечественным товаром. И цены тут были куда как ниже. — Вот, выбирайте, — предложил продавец, отчего-то довольный. — Минутку! А качество? Я имею в виду по сравнению с теми. — Разница, конечно, есть, но вы ее не найдете. А цены — сами видите. Вам же не понты нужны, а товар. Будьте проще. — Вижу. Но мне казалось, что вам выгоднее продавать товар подороже. Продавец хмыкнул. — Это им выгоднее. А мне уже нет. — Не понял. — Я тут последнюю неделю работаю. Достали они меня. Гоняют меня — как запряженного. Прибыль им давай, прибыль! А как зарплату поднять — дуля. Устроюсь в другое место. А им… Короче, мой вам совет: берите отечественное и не прогадаете. Ну а если деньги лишние завелись — тогда извините! Могу проводить обратно. — Не надо. И спасибо за науку. Идя в свое временное жилище с покупками, он размышлял, что этот ненавистник скуповатых хозяев был прав. Нужно быть проще и не придумывать себе проблем в виде покупки винтовки. Найти ее, конечно, можно. И даже очень хорошую. Но каждая такая покупка — это лишний след к нему самому. Да и выстрел из нее еще не гарантия стопроцентного успеха, а всего лишь попадание в цель. Ему же нужно только сто процентов. Поэтому придется придумать простой и надежный план, первые контуры которого уже начали вырисовываться у него в голове. Атби С первого дня он понял, что попал именно туда, куда нужно. Придя в Москве по данному ему дядей адресу, первым, кого он увидел, был парень примерно одного с ним возраста. Глядел настороженно, со скрытым вызовом и легко угадываемой угрозой — в глазах, в выражении лица, во всей его манере держаться. Он представился, показал свой паспорт, внутренне готовясь отстаивать свое достоинство, если на него вздумают покуситься. Но ничего такого не потребовалось. — Молодец! — с ходу и непонятно за что похвалил его парень, приглашая в квартиру. — А мы тебя заждались. Наши поехали на вокзал. Тебя выручать. Там знаешь, какие менты злые? Сошел с поезда, нет регистрации — или плати, или в кутузку. Знаешь? — Слышал. У нас тоже хватают. — У вас! Там что! А тут — Москва. Пятьдесят баксов самое маленькое. Кто знает — может быть, у тебя денег нет с собой. Проходи. Сейчас кушать будем. Я позвоню — наши подъедут. Меня, кстати, Ваха зовут. Ты чего натворил, что тебя дядя спрятать просил? — Да так, пощипал одну фирму. — Еще раз молодец! Старики всегда осторожничают. Они свое в жизни уже взяли. А мы? Что, ждать должны? Кого ждать? Старости? Мы сами должны взять все, что нам нужно. Ваха ему понравился, несмотря на то что говорил много. Хороший парень. Пока не вернулись те, кто поехал на вокзал, они успели хорошо понять друг друга. Дело старших командовать и осторожничать, а им, молодым, нужно самим пробивать себе дорогу в жизни. Ваха даже довольно прозрачно намекнул, что есть несколько смелых парней, с которыми он проворачивает кое-какие дела, и о них другим знать не стоит, как бы приглашая этим откровением принять в них участие. А когда Атби продемонстрировал ему свой пистолет, пришел в полный восторг. Он улыбался, хлопал его по плечу и обещал, не вдаваясь в детали, что Атби не пропадет. Однако первые два дня Атби пришлось провести в четырех стенах. Его перевезли в другую квартиру, где дважды в день его навещал Ваха, привозя продукты и новости. За это время его документы отдали на регистрацию и подыскали ему квартиру, где ему предстояло жить как минимум ближайшие несколько недель. Довольно быстро он понял, что такая забота о нем вызвана не только традиционным гостеприимством, а тем особым положением, которое занимали его дяди. При нем никто вслух не обсуждал их дел, но по отдельным высказываниям он понял, что с ними его новые знакомые не просто считаются. Их здесь особо ценят, и в любом упоминании о них слышится уважение. Даже Ваха, не любящий проявлять демонстративного почтения к старшим и вообще к кому бы то ни было, и тот говорил о них со сдержанным уважением в голосе, что несомненно свидетельствовало о его к ним отношении и — косвенно — к Атби. Когда он освоился в новом жилище и начал маяться от безделья, с утра до вечера нажимая на кнопки телевизионного пульта, к нему пришел Ваха, нагруженный пакетами с едой и выпивкой. Вдвоем, в четыре руки, они приготовили отличный обед и прямо на кухне сели есть, как будто хвалясь друг перед другом своим отменным аппетитом. — Надоело сидеть тут, — жаловался Атби, когда первый голод был утолен. — Как будто я прячусь от кого, а? Ваха, с удовольствием сгрызая мясо с куриной ножки, кивнул, блеснув белоснежными зубами, никогда не ведавшими никотина. — Мне бы тоже надоело. Хочешь, девочку тебе приведу? Молоденькая, сладкая. — Хочу. Атби взял с тарелки длинную дольку зеленого сладкого перца и отправил ее в рот. — Через час будет, — пообещал его новый приятель, сделав такой жест, который как бы говорил, что это пустяк и беспокоиться по этому поводу не стоит. Они выпили по рюмке коньяка, и при этом Ваха подмигнул, намекая на их отступление от строгих правил шариата, запрещающего правоверным употребление спиртного. Но сейчас над ними не было строгого надзора старших, которые могли бы сделать им замечание по этому поводу. Да и по многим другим поводам тоже. — Давай придумаем какое-нибудь дело, — предложил Атби. — А чего придумывать? Все уже придумано. Гостиница есть. Приходи два раза в месяц за деньгами, и все заботы. Живи! — весело прокомментировал это предложение Ваха. Если бы Атби был сейчас повнимательнее, то он уловил бы в его голосе нотку неискренности. Но он в задумчивости смотрел в окно, за которым цедил нудный весенний дождь, смывающий остатки грязного снега с улиц. Он думал, что за него уже все решили. Дяди, их родственники и друзья хорошо позаботились о нем, все подготовили, все продумали и организовали. Дали ему крышу над головой, нашли ему хорошее спокойное дело, в котором нет риска. Хорошая жизнь. Для старика. Но он не старик. Он хочет сам решать, как ему жить. Сам! — Если хочешь, — продолжил Ваха, — можем прямо сейчас пойти. Познакомлю тебя с людьми. Введу в курс дела. Девочек покажу. — Сходим, — эхом откликнулся Атби. Он почти физически чувствовал, что его загоняют в тупик, в стойло для ослов, откуда его будут выводить только тогда, когда им будет нужно, а не ему самому. Однако он не осел. Он привык сам решать, когда и что ему делать. Тем более что в гостиницах он ничего не понимал. Это, конечно, хорошо, что ему выделили кормушку, где без труда можно будет брать деньги. Москва — дорогой город. Но эти крохи не для него. Ему нужно много. Сразу и много. Оторвавшись от созерцания дождевых струй, он посмотрел на Ваху, который с плохо скрытым любопытством поглядывал на него. — Я хочу сделать свое дело. — Какое? — Крупное. — У тебя есть план? — живо спросил Ваха. — Нет пока. Но я придумаю. — А-а, — интерес его пропал. — Понятно. — Ничего тебе не понятно, — зло проговорил Атби, низко склонившись над столом. Со стороны могло показаться, что он хочет вцепиться зубами в нос собеседника. — Я хочу сделать дело, и я его сделаю. С тобой или без тебя. Я один сделаю, ты понял?! — Да понял, — стараясь говорить примирительно ответил Ваха. Про себя он подумал, что у этого парня слишком горячий темперамент. Слова ему не скажи. Вон, чуть в горло не вцепился. Но, может быть, это и хорошо. По крайней мере не тряпка. Такой не испугается в деле. — Чего ты кричишь? Сейчас все соседи сбегутся. Атби отмахнулся. При чем тут какие-то соседи? — Москва — богатый город… — сказал он, повторяя отзвук своих мыслей. Не констатировал отстраненно, а почти спросил. По крайней мере собеседник воспринял это именно как вопрос и ответил на него. — Конечно. Очень богатый. Если тут с умом развернуться…