Нет, он просто сошел с ума. Это же его родня. Они приняли его, спрятали, крышу дали над головой. А теперь вот в Москву отправили. Не домой отослали, не выгнали, а сюда, к друзьям, определили. То есть поступили по-родственному. С коньяком думалось легче. Он плотно поел, без интереса поглядывая на редких посетителей. Те деньги, какие он привез с собой в Москву, потихоньку таяли. Еще хватит пожить, но надолго ли? По его подсчетам, на пару недель той жизни, что ему так нравится. А дальше нужно решать. Ваха ему довольно внятно намекнул, что жить за его счет не удастся. Это, в общем, понятно. Хотя… Нет, он не может вот так все решить. С ходу. Один. Мало ли что говорит Ваха. Может, он что-то просто не понял. Не разобрался. Атби должен сам поговорить с родней. Сам все выяснить. Если они хотят его предать, бросить, то он должен это сам услышать. Вопрос слишком серьезный, для того чтобы решать его с ходу и с чужих слов. Даже со слов Вахи, не верить которому нет оснований. Он бросил деньги на стол и, не дожидаясь официантки, которая направлялась к нему с другой стороны зала, поднялся. Он, кажется, нашел решение. Простое — как горох. Но сейчас, когда он выпил, не хотел форсировать события, не хотел начинать действовать. Атби вернулся в квартиру и лег, пытаясь заснуть, но максимум, чего удалось добиться, это иногда погружаться в беспамятство, заполненное какими-то смутными полуснами-полувоспоминаниями, а потом выныривать в залитую солнечным светом комнату, который проникал сквозь его смеженные веки. Но он лежал и ждал, терпеливо ждал, когда придет Ваха и поможет ему осуществить то, что он придумал. Когда спать уже не было сил, он лег на спину и, глядя в потолок, заново обдумывал свой план и строил предположения о том, как будут развиваться события в том или ином случае. Самсоновы Олег сидел за столом в чистенькой, ухоженной кухоньке и с аппетитом ел картошку. Витька нажарил целую сковороду, и они, выпив по рюмке водки, молча ели, только с любопытством посматривая друг на друга. До этого они успели только перекинуться несколькими фразами о том, как Олегу удалось оторваться от хвоста, а после этого брат потащил его в кухню — откуда доносился умопомрачительный запах жаренной на сале картошки, от которого в желудке Олега неприятно засосало. После того как он перекусил на вокзале, за весь день у него во рту маковой росинки не было. И, как это ни странно, за все это время он про еду ни разу не вспомнил. Сказался, наверное, азарт погони, точнее ухода от нее. Ну и, конечно, шок от встречи с Витькой. В какой-то момент ему даже стало казаться, что встреча эта ему привиделась с пьяных глаз. Или попался просто похожий на Витьку мужик, который его тоже с кем-то спутал. В общем, ему было, о чем думать и в чем сомневаться, и эти мысли совершенно вытеснили воспоминания о еде. Да еще и от топтунов пришлось отрываться, стараясь обставить это так, чтобы его отрыв был похож на случайность, и при этом не нервничать и не дергаться, хотя были моменты, когда хотелось подхватиться и рвануть подальше и побыстрее, пользуясь многолюдьем рынка. Теперь же, когда он снова видел брата — живого, во плоти, ничуть не похожего на мираж или видение, порожденное воспаленным воображением, а в придачу большую тарелку с дымящейся картошкой и миску с солеными огурчиками, он вспомнил про ставший уже хроническим болезненный голод. Он азартно ел, не сдерживаясь, набивая полный рот, и часто смотрел на Витьку, поглядывающего на него с ласковой усмешечкой. Ел он мало и больше следил за тем, чтобы тарелка младшенького не пустовала. — Здорово ты оголодал. Перенервничал, а? — Занервничаешь тут. Ты же как привидение появился. Чуть кондратий не хватил, — ответил Олег, сделав очередной большой глоток остывшего чая. — Как это ты так? — Появился-то? — усмехнулся Витька, аккуратно откусывая дольку соленого огурца и промокнув салфеткой брызнувший на подбородок рассол. — Ну да. То есть я хотел спросить, как ты вообще. Ну… — A-а. Понял. Ты ешь. Ешь, пока горячее. — Виктор достал сигарету и закурил, пуская дым в сторону приоткрытой форточки. Лицо его сделалось скучным и усталым. — В общем-то, случайно, если честно. Просто повезло. Можно сказать, мой ангел-хранитель оказался в нужном месте в нужное время. Прямо у меня на плече. Или на холке, за которую он меня из той мясорубки и вытащил. — Издалека начинаешь. — А ты хотел с места в карьер? — Да уж хотелось бы поближе к теме. И Витька рассказал. Часто закуривая и непроизвольно играя желваками, он принужденно-скучным голосом заговорил, вспоминая тот день и последующие дни, в которых закономерности наслаивались на случайности, а произошедшие события представали в свете сделанных им позже выводов. Выехали они на дачу вчетвером. Родители и он с женой. Он вспомнил, как батя попенял ему, что он отправил дочку в лагерь. Как бы сейчас хорошо ей было на даче. Погода отличная, фрукты-овощи — ешь не хочу. А она там где-то на казенных харчах да под присмотром чужих людей. Виктор не стал спорить, тем более что, кроме них, семьи, в салоне был посторонний. Накануне к нему приехал его московский знакомый, с которым они чуть больше года назад вместе учились на двухмесячных курсах при Академии МВД и сошлись, можно сказать, сдружились. Валентин занимался тем же, чем и он, — наркотиками. Родство профессиональных интересов, примерно одинаковый возраст и даже внешняя схожесть подтолкнули их друг к другу, и после окончания учебы они не теряли контакта, перезваниваясь и изредка встречаясь. И вот Валентин решил, отправляясь в отпуск, на денек заскочить к знакомцу, рассчитывая вечером сесть на проходящий поезд, но Виктор его задержал, уговорил остаться ночевать и пообещал на следующий день свозить на дачу, где посулил накормить отменным шашлыком собственного приготовления, а днем позже посадить на поезд, пользуясь своими близкими отношениями с местным железнодорожным начальством. Гость уговорам поддался. Вечером они, что называется, посидели, то есть выпили и всласть поговорили, причем Валентин сказал, что у них, то есть в столичном управлении, есть серьезные основания подозревать, что проходящие через город караваны с наркотиками крышуются кем-то из местного милицейского начальства. Сказал, как тогда показалось Виктору, вроде бы между прочим, но лишь позже, много позже он вспомнил, что эта якобы оговорка сопровождалась внимательным взглядом гостя. Тот, скорее всего, прощупывал почву, подыскивая здесь, на месте, союзников, людей, не только профессионально разбирающихся в проблеме борьбы с транспортировкой и распространением зелья, но и хорошо знающих здешние реалии и людей. Виктор отреагировал сразу, но несколько сдержанно. У него самого были соображения на этот счет, но делиться ими с ходу не стал. Благоприобретенная привычка держать язык за зубами была сильнее личного расположения к кому бы то ни было. Может быть, поэтому разговор тогда не получил развития. А может быть, Валентин хотел отложить его на более позднее время, может быть, на другой день, когда они смогут без помех обсудить проблему на свежем воздухе и со свежей головой. Вместо того чтобы ехать вместе со всеми с утра пораньше, Валентин отправился в город один, сославшись на гостинцы, которые ему вроде бы нужно было передать кому-то из родственников своего сослуживца. Так это, или столичный гость решал какие-то свои вопросы, Виктор уточнять не стал. Может, у него встреча с агентом. Ведь откуда-то информация к ним идет. Договорились встретиться на выезде из города, недалеко от поста ДПС. Место там приметное, и разминуться никак невозможно. Выходили из дому с небольшим запасом по времени, чтобы не заставлять гостя ждать, если он освободится пораньше. Но пока усаживались, пока заехали в магазин, запас времени как-то незаметно съелся, и потому Виктор ехал чуть быстрее, чем это предусматривалось дорожными знаками. И ничуть не удивился, когда с обочины ему махнул полосатый жезл работника дорожной инспекции. Пустяк, который он обычно легко разрешал с помощью своего служебного удостоверения; ворон ворону, как говорится, глаз не выклюет, и гаишники всегда снисходительно относятся к нарушениям на дороге своих коллег. А на этого знакомая книжечка не произвела, кажется, обычного впечатления. Чуть ли даже не наоборот. Стал принюхиваться на алкоголь, а потом принялся пинать ногой передние колеса. «Нет, — говорит, — не могу я допустить, чтобы вы дальше ехали с таким люфтом. Это верная авария. Вон рядом автосервис, езжайте, исправляйте недостаток, а потом можете следовать дальше». И ко всему прочему отобрал права. До исправления замечания. О таком Виктор даже никогда не слышал. Чтобы один мент придрался к другому из-за такого пустяка?! Да не бывало такого! Он начал закипать и, если бы не надавал борзому гаишнику по его раскормленной шее, то уж наговорил бы с три короба точно, но его осадил отец. В конце концов, профессионалу виднее и, может, он прав. Можно было бы, конечно, ехать дальше без прав. Милицейские «корочки» на дороге их ничуть не хуже, а то и получше. Но отец, с детства старавшийся привить сыновьям уважение к закону, буквально настоял на том, чтобы они доехали до автосервиса. Но сначала они доехали до места встречи с Валентином, благо что до него оставалось буквально рукой подать. Забрали его и потом уже поехали на сервис, где свободный слесарь быстренько, всего за пятнадцать минут, исправил несложную поломку и денег взял при этом вполне умеренно, пока они прохлаждались на улице, в теньке. Спешить теперь было особенно некуда, да и Валентин, снимая напряжение, не переставая травил смешные анекдоты и рассказывал забавные случаи из собственной практики. Может, и привирал, но Виктор был ему благодарен. Поэтому без возражений разрешил ему сесть за руль, когда тот попросил. Может, гостю и впрямь захотелось порулить, а может, он не хотел, чтобы Виктор, весь в тот момент такой взвинченный, садился на водительское место. Кто его знает — теперь не спросишь. Вернулись к тому месту, где гаишник отобрал права. Тот как раз остановил фуру со ставропольскими номерами и изводил обоих ее водителей. Виктор показал ему выписанный на автосервисе листок счета с пометкой об оплате и без проблем получил назад свои права и даже пожелание доброго пути. Позже, вспоминая подробности этой короткой сцены, он сообразил, что Полкан не мог видеть людей, сидевших в салоне «жигулей», потому что по случайной прихоти судьбы Валентин остановил машину сзади фуры, а позже, когда они выехали на дорогу, гаишник был к ним спиной, направляясь с одним из дальнобойщиков к своей машине. Страшное случилось позже, через несколько минут, когда они, миновав короткий отрезок шоссе, выехали на дорогу, ведущую к дачным участкам, соседствующим с центральной усадьбой довольно известного в прошлом колхоза, несколько лет назад успешно разваленного его председателем, о чем пару раз даже писала центральная пресса и был показан сюжет в одной из телепрограмм. Дорога асфальтированная, но довольно узкая, в две полосы движения, одна — в одном, другая — в обратном направлении. Но для дачников этого вполне хватало, и они даже радовались, что асфальт подходит почти что к самым их заборам, что, во-первых, избавило их от многих лишних трат, а во-вторых, позволяло ездить на участки в любое время года и в любую погоду. Виктор рассказывал, особенно упирая на то, что Валек машину вел уверенно, не лихачил, демонстрируя спокойный стиль вождения, присущий водителям, давно сидевшим за рулем. Машин было мало — дачники стремились попасть на свои участки пораньше, когда солнце еще не начало припекать. Скорость была небольшая — восемьдесят, девяносто километров от силы. Дорога сухая, машин мало, обзор хороший. Короче говоря, никакой опасности. Одна или две легковушки, обогнавшие их, двигались с куда большей скоростью, и это не выглядело сильным лихачеством с их стороны. Дорога немного петляла, повторяя рельеф местности, но в целом просматривалась хорошо, по крайней мере на километр. Неспешно двигающийся «миксер» с бетоном они заметили издалека. Чинно шедшая машина не могла внушить никакого опасения. Скорость шестьдесят или около того, да еще и притормаживает перед мостом через речку. Получилось так, что к въезду на мост они подъехали почти одновременно. Сначала грузовик, а метрах в пяти — их «жигули». И вдруг «миксер» резко тормозит. Успевший несколько сбросить скорость Валентин жмет на тормоз, и Виктор видит, как из-под переднего крыла его машины бьет косой фонтан. Такое бывает только тогда, когда лопается тормозной шланг. Но этого не может быть! Он сам лично менял их меньше месяца назад. Машину заносит, правым бортом она врезается в сливной фартук бетономешалки, скорость за счет этого удара несколько гасится, лопается и осыпается лобовое стекло, железо рвется со скрежетом, Валентин пытается вырулить, но времени на маневр уже не остается, да и мост слишком узкий для этого. И машина почти на полной скорости врезается в бетонный парапет. Потом Виктор ничего не помнил, и все дальнейшее — плод его размышлений и реконструкции. От удара его выбросило вперед, он перелетел через капот и парапет и упал в воду. Течение в этом месте довольно быстрое, и его отнесло на некоторое расстояние, выбросив на заросшую камышом отмель. Повисшие над водой «жигули» загорелись. От удара о руль грудной клеткой Валентин, скорее всего, потерял сознание. Отец, сидевший за ним, рухнул ему на спину, ударившись головой о боковую стойку. Обе женщины тоже получили повреждения. Правые двери заклинило. В общем, четыре трупа. — Ты думаешь, это все было подстроено? — спросил Олег, потрясенно глядя на брата. — Убежден. — Послушай! Но такие же аварии случаются чуть ли не каждый день. — А шланг? — Ну мало ли! Бракованный попался. Сейчас столько всяких подделок продают. — Я сначала тоже так думал. Но тот «миксер» не нашли. Даже не искал его никто. Вроде как его и не было. Да и загореться просто так машина не должна бы. Хотя варианты, честно говоря, существуют. — Ну вот, видишь! — Да ничего я не вижу! Если раньше я еще несколько сомневался, то потом, когда я порасспросил кое-кого… В общем, это была спланированная акция. Хорошо спланированная и качественно проведенная. — Ну а ты? — А что я? — Где ты был? — Подобрал меня один хороший человек. Выходил и докладывать об этом никому не стал. В машине нашли вроде бы мой труп, только сильно обгоревший. Ну да сомневаться причин не было, и Валька похоронили вместо меня. — Понятно… А чего это твой спаситель такой скрытный? — Ты будешь смеяться, но он бывший зек. Увидел у меня пистолет и решил, что я из них. Давай-ка мы за него выпьем. Дай Бог ему здоровья. Олег согласно кивнул, но не преминул съязвить: — Эка тебя. Уже за уголовников пьешь. — Не за уголовников, а за одного конкретно взятого человека. Я ему, между прочим, жизнью обязан. — А кто он? — с интересом спросил Олег. — Может, знаю. — Может. Но извини, братишка. Имени его я никогда и никому не назову. Он мне такого про себя порассказал, что… В общем, лет на пятнадцать откровений. Он, как я понимаю, сам скрывается под чужой фамилией. Но живет тихо. Можно сказать, пенсионер. Ну и что мне теперь — сдавать его? — Да нет, — слабо согласился Олег, несколько обескураженный неожиданно агрессивной отповедью брата. — Я просто так спросил. Ну, давай за него. — Давай. Пусть ему будет хорошо, — сказал Виктор, поднимая свою рюмку и выпивая ее в один глоток. Они закусили без аппетита, скорее по необходимости, по привычке. Прожевав дольку огурца, Олег спросил: — А дальше ты как? Так и будешь числиться в покойниках? — Ну а чем плохо? — Да живым, мне кажется, как-то веселей. — Куда как веселей, — усмехнулся Витька закуривая. — Опять за мной охота начнется. Только на этот раз, как мне представляется, они уже не ошибутся. Знаешь, что такое контрольный выстрел? — Обижаешь. — Не-а. Намекаю. — Ну ладно. А как ты… ну живешь-то? Квартирка у тебя в Москве, на электричках раскатываешь. И вообще: на что живешь? Кстати, может, тебе деньги нужны? Могу поделиться. Виктор снисходительно улыбнулся и покачал головой. — Ты знаешь, это только сначала кажется, что подобная жизнь невозможна. Особенно когда работаешь в милиции или, к примеру, в армии служишь. Зарплата два раза в месяц, смотры, проверки, удостоверения, начальство, уставы, льготы и прочее. Складывается совершенно особый взгляд на жизнь. — То есть?