Борис Назаров по прозвищу Шмаль, 27 лет Со своим напарником Родькой он пас Ибрагимова-старшего. Сидя в своей «семерке», они видели, как Тархан вышел из своего кафе, сел в машину и поехал домой. Ждали час, два, но Тархан все не появлялся. Наступила ночь, приехал его младший, загнал свою тачку за железные крашеные ворота с коваными пиками по верхнему краю. Ясно, что братья готовились ложиться спать или вообще уже спят. Ночь на дворе. Поэтому с Родькой договорились дежурить в очередь — как в армии. Оба отслужили, только Родька дурку отвалял на танковом полигоне, где стрельбы бывают два раза в год да офицеры приезжают на зайцев охотиться, все остальное время давая возможность личному составу во главе с одуревшим от скуки прапором глушить самогон собственного приготовления да силки ставить на всякую дичь, которой там как грязи. А сам Борька служил как положено, в десантуре, да еще и недалеко от дома, в знаменитой дивизии ВДВ, так что за время службы родителей видел три раза, не считая того, что они, гордые сыном и нарядно одетые, заявились на принятие присяги. Сначала, ясное дело, тяжело было. Попробуй кроссы побегать с полной выкладкой и, провожаемый совсем неродительским пинком взводного, попробуй вываливаться из самолета в полную неизвестность, летя над квадратиками полей и серыми лентами дорог, гадая до последнего, раскроется ли парашют, не напорешься ли на пни или не зависнешь ли на сосне, дрыгая ногами, как пойманный за уши кролик. Однажды он что-то не так сделал во время прыжка — сразу даже не понял, что именно, — и автомат подпрыгнул и рукояткой саданул его по зубам. Два передних выплюнул позже, вечером в курилке. Все равно не держались. С тех пор стал шепелявить, пока уже позже, на гражданке, поставил искусственные, золотые — отнес врачу бабкины сережки, так что хватило и на зубы, и за работу. Позже зубы опять выбили, но теперь уже кулаком, и он вставил керамические, почти неотличимые от настоящих. Кроме воспоминаний от его беззубого периода у него осталась кличка Шмаль, прилипшая к нему за то, что, когда он просил дать покурить, а курева у них, нужно сказать, жутко не хватало, привычно говорил: «Дай смольнуть», а окружающим слышалось «шмальнуть». Уже позже он узнал, что шмалью называют приготовленный из пыльцы конопли наркотик. Сам он дурью не баловался, так что к такому совпадению отнесся довольно равнодушно, во всяком случае, не обижался и не лез в бутылку, когда его так называли. Первым отдыхать выпало ему, — чтобы не ссориться, они с Родькой бросили монетку на орел-решка. Показалось, что прошедшие два часа он больше не спал, а промаялся на откинутом до упора пассажирском сиденье. Но дело молодое и, в общем, привычное, так что худо-бедно покемарить удалось. Поменялись местами. Он сел за руль, чтобы в случае чего можно было сразу давить на газ и зубами цепляться за хвост лаврушника. Мало ли, что у него передние зубы вставные. Пирог такую премию объявил, что надо будет — голыми деснами вцепится и не отпустит. Родьке же приспичило. Терпел, наверное, долго пацан. Но дотерпел. Не стал корешка раньше времени будить, знает, что в случае чего рассчитываться придется из своей доли отдыха. Нет, Родька — пацан нормальный. Правильный. С таким можно идти на дело. Нет опаски ему свою спину подставлять. Всегда прикроет. Мало ли случаев было, когда на волосок, когда того и гляди оборвется, а с Родькой как-то выкручивались. Считай, сразу после армии он к Пирогу прибился, а через год или чуть позже того с Родькой стал ходить в паре. Это сколько же времени-то прошло! А ничего, все пока обходилось. И жив, и срок получил небольшой — полтора года всего, и здоровье осталось. Родька отошел далеко, за дом. Они стояли в узеньком проулке, откуда видны были ворота дома Ибрагимовых. Можно бы, конечно, и тут, но Родька не стал около машины гадить. Сидеть им тут всю ночь, маяться, ну не нюхать же при этом дерьмо! Это Родьке оно свое, родное. Ему оно, может, и не пахнет, хотя все это враки. Но он не только о себе, он и о товарище своем подумал, поэтому отошел подальше. Ну и чтобы люди не увидели. Они и так тут торчат как две вши на лысине, но зато скромно. Не хватало, чтобы какая-нибудь баба гвалт подняла из-за того, что кто-то под ее окнами похезать пристроился. Тогда трындец их засаде полный. Пока Родьки не было, можно было бы позвонить своей девчонке — Борька уже три месяца с ней хороводился, и пока не надоела. Но мобильник у них один на двоих, и измаявшийся Родька убежал, забыв вытащить его из кармана. При нем же звонить не хотелось. Не то чтобы засмеет. Нет, Родька не такой. Просто неловко как-то при мужике сопли-мотри разводить, которые только женщине приятны да ему иногда, когда хочется своей подруге хорошо сделать. Это, как говорится, дело личное, интимное. Он с досадой посмотрел в зеркало заднего вида. Ну куда там провалился этот засранец? По времени уже должны были кишки вылезти. И в этот момент увидел, как к воротам дома Ибрагимовых подъезжает иномарка. Отсюда не разобрать, кто и что, но иномарка точно. Не сильно крупная, но крепко сбитая, как призовой бычок, с задранным квадратным задом-чемоданом. Машина остановилась около ворот, а потом начала разворачиваться. Забыв про запропастившегося приятеля, Шмаль во все глаза смотрел на нежданных гостей, пытаясь рассмотреть, кто сидит в кабине или хотя бы сколько человек. Но то ли света не хватило, то ли стекла у них затемненные, но ничего не разглядел. Только темную фигуру за лобовым стеклом. Машина не успела толком развернуться, как открылась калитка и из нее вышел Тархан. Его хорошо было видно при свете фонаря, который братья закрепили над своими воротами. В руке кейс, теплая кепка на голове, куртка хорошая, из нубука, а не та задрипка, в какой он на работу ходит. Уезжает. И видать, по делу. На встречу какую-то важную. Потому что оделся представительно, с форсом, и за рулем не сам, а водитель. Может, и еще кто. Со стволом. От такой мысли Борьку потом прошибло. О-па! Вон оно — то, о чем Пирог толковал. Вот она, удача! Хватай ее, голубую, за хвост и тяни на себя изо всех сил. Он завел движок. Где там этот чертов засранец? Ехать пора! В хвост вцепляться. Или у него уже мозги через зад выдавливаются?! Ну? Рискуя быть замеченным из иномарки, он включил габариты, давая Родьке сигнал. Ну не бибикать же! Нету. Ну нету его, хоть застрелись или сам обосрись. Урод чертов! Шмаль вырубил габариты и на малой скорости выполз из проулка. Иномарка мигнула стопорями с того конца улицы, сворачивая на другую дорогу. Оглянувшись в последний раз, Шмаль зло сплюнул в приоткрытое окошко и двинулся следом, намереваясь вмертвую вцепиться в хвост Ибрагимову. Мысли о деньгах ушли, когда он вырулил на шоссейку. То есть почти ушли, оставшись где-то в глубине сознания, грея, словно печка, промерзшую избу. Иномарка, пользуясь преимуществом в мощности, успела далеко оторваться. Километр, не меньше. Но сейчас это было даже хорошо. Машин на дороге было мало и в основном грузовики, так что крупные задние габариты иномарки служили хорошим ориентиром. Но мощная машина развивала большую скорость на полупустой дороге. Шмаль старался не слишком приближаться, чтобы его не засекли. Время от времени посматривая на спидометр он видел, что его скорость держится не меньше ста, подпрыгивая до ста тридцати. Он знал свою «ласточку» от и до и, в отличие от кое-кого из пацанов, ухаживал за ней, когда нужно, меняя масло и загоняя ее в ремзону, где знающие его и свое дело слесари обихаживали машину. При необходимости из нее можно было выжать больше ста пятидесяти в час, но тогда колдобина или сильный порыв ветра могли сбросить «классику» «Автоваза» с дороги, которая, в отличие от приземистых и широких иномарок, хорошо державших полотно, была больше рассчитана не на скоростные показатели, а на отвратительную работу дорожных служб или и вовсе ее отсутствие. Приходилось рассчитывать, что водила Ибрагимова не будет сильно наглеть на трассе, а если поддаст газу, то останется только молиться, адресуясь закрепленному на «торпеде» миниатюрному складню-триптиху с изображениями православных святых, которые до сегодняшнего дня не подводили Борьку. На его счастье, в последние часы дождя не было и дорога была относительно сухой. По крайней мере, из-под колес грузовиков не летела грязь, и он пристроился за ходко шедшей фурой, изредка выныривая из-за нее, чтобы посмотреть, как там себя ведет иномарка, водитель которой, похоже, вошел в ритм и ехал ровно, без особых ускорений и торможений. Расстояние между ними было метров сто-сто двадцать, очень удобное для трассы. Минут двадцать такой езды успокоили Борьку, и он уже решил было, что в таком темпе они проедут если не до самого места назначения, то хотя бы большую часть дороги. Но вдруг заметил, что фура начала ускоряться. Чего не понравилось дальнобойщику? Так хорошо ехали. Вынырнув из-за ее борта в очередной раз, он увидел, что иномарка тоже наддала газу, но потом, как по команде, сбавила ход, явно собираясь пропускать разогнавшуюся фуру. Где это видано, чтобы такая машина на пустой трассе добровольно уступала в скорости грузовику, пусть даже и навороченному? Несколько секунд Борька лихорадочно думал, как поступить. Остаться в хвосте Ибрагимова, вцепившись клещом и рискуя быть замеченным, или уйти за фурой вперед, тем самым уйдя и от возможных подозрений, продолжая наблюдать через зеркала, чтобы потом поменяться местами. Эх, был бы у него с собой телефон! От досады он даже пристукнул ладонью по рулю. Чертов засранец! Нашел же время. Хотя бы трубу оставил, что ли. Сейчас бы позвонил Пирогу и обсказал положение. Тот, может быть, чего-нибудь придумал. Может, кто на трассе прилепился, или еще как. A-а, плевать. Обойдется без помощников. Должен обойтись. Если хочет «капусты» нарубить — должен. И он решил рискнуть. Идя в кильватере за фурой, он плавно обошел иномарку. Теперь он ее хорошо рассмотрел. Свеженький «фольк», цвет либо черный, либо, скорее всего, темно-синий. Стекла темные, и людей в салоне не разглядеть. Ну это ладно. Это успеется. Несколько секунд ему была видна светившаяся приборная панель, но это все, что он сумел пока рассмотреть в чужом салоне. Фура летела хорошо за сто, и он без большого труда тянулся за ней, пользуясь тем, что огромная машина рассекает воздух и на «жигули» нет значительной части лобового давления. Беспокоило только, что с каждой минутой он все больше отрывается от «фольксвагена». А ну как тот надумает свернуть или остановиться? Кругом полно всяких поселков, деревушек, уходящих в сторону, в темноту дорог. Эта мысль изводила его, и поэтому он смотрел в зеркало заднего вида едва ли не чаще, чем на дорогу перед собой. Или нет? Судя по тому, как обставил свой выезд Тархан, наведываться он собирается не в совхоз какой-нибудь, где можно недорого купить мяса для его шашлыков, а встреча у него серьезная, где нужно выглядеть представительно, на все сто и даже больше. И еще — время выезда. Если бы место, куда он едет, было недалеко, в часе или двух езды, то вряд ли он собрался бы в такую рань. Бывает, конечно, всякое, бывает, что и среди ночи нужно встретиться до зарезу. Но тут другое. Тархан пораньше вернулся домой, чтобы отдохнуть перед дорогой. Поспал, набрался сил. Значит, заранее знал, что выезжать придется в несусветную рань. То есть выезд был спланирован и ехать нужно далеко. Судя по времени, куда он мог доехать к утру, — в Москву или в область. Если не дальше. А дорога туда одна. Так что не соскочат, если он зевать не будет. Придя к такому выводу, Борька засунул свои сомнения подальше и вдавил педаль газа до упора. Обошел фуру и гнал вперед так, как будто от этого зависела его жизнь. В горячке проскочил милицейский пост, заметив его только в последний момент. На его счастье, никого из ментов на дороге не оказалось, а то пришлось бы раскошеливаться. Он поежился. Повезло. Не то жалко, что пришлось бы деньги платить, а то, что промурыжили бы его, а потом иди ищи Ибрагимова, догоняй. Плакали бы его денежки. Станцию бензозаправки он увидел издалека. Ярко освещенная, выстроенная по западному образцу, она стояла на границе с Московской областью. Шмаль посмотрел на датчик бензина. Около половины бака. Доехать хватит, а там может и не хватить, потому что неизвестно, когда и где он сможет заправиться. Он прикинул, что фора у него перед Ибрагимовым минута или две. От силы три. Можно и успеть заправиться. В крайнем случае нагонит. На бешеной скорости ворвавшись на территорию заправки, он затормозил прямо около колонки. Выскочил из машины и бросил ключи замершему с раскрытым ртом служителю. — Полный бак, браток. Быстро. Быстро давай! А то без чаевых останешься. Больше не обращая на него внимания, побежал в сторону кассы. Там на стене висели телефоны-автоматы. От спешки с первой попытки он набрал неправильный номер, чертыхнулся, задержал дыхание и повторил попытку, повернувшись лицом к дороге, где вот-вот должен был проехать знакомый «фольксваген». Пирог ответил не сразу. Спал, наверное. — Это я. Боря Шмаль. Я на бензозаправке. — Ну и что? — Ну так… Я еду за Тарханом. Он в Москву, похоже, шпилит. Наконец Мишка врубился. Проснулся. — Понял. Я тебе перезвоню минут через пять. — Мне некуда звонить! Я один и без телефона. Я с автомата звоню. — Какая заправка? — деловито поинтересовался Пирог, не став задавать лишние сейчас вопросы. — Ну, последняя у нас, перед московской. Не помню, как она… — Слушай сюда. Беги к управляющему, дежурному или кому угодно, у кого есть с собой сотовик. Скажи, что ты от Веселова, и забирай у него трубу. Не поймет сразу… В общем не стесняйся. Потом перезвонишь. — Усек, — кивнул Борька невидимому собеседнику и рывком повесил трубку на рычаг. Но перед тем как идти и выполнять указание, рысью подлетел к служителю, копавшемуся у его машины. Сунув ему в руку три сотни, строго сказал: — Посмотри за дорогой, браток. Тут мои кореша сейчас могут проехать. У нас с ними что-то вроде гонки на выживание. Темный «фольк». Врубаешься? Тот кивнул и, кажется, понял, что от него хотят. Во всяком случае, глаза сразу повернул на ярко освещенный участок дороги перед заправкой. — Молоток. Премию от меня получишь. Где тут у тебя начальство? — Какое начальство? — Ну с мобильником. — A-а. Там, — служитель повернулся и круговым движением большого пальца показал за угол. — Сзади. — Ты смотри-смотри. Не отвлекайся. Шмаль бегом кинулся, куда показали. Краем глаза заметил лицо кассирши за стеклом, проводившей его долгим взглядом. В служебное помещение с ходу попасть не удалось. Дверь оказалась заперта. Он вдавил кнопку звонка и не отпускал ее, пока дверь не открылась. В дверном проеме стоял охранник с помповиком в руках. — Где начальство? — заполошенно спросил Шмаль, делая безуспешную попытку прорваться внутрь; охранник стоял как скала, причем явно намеревался пустить оружие в ход. Вид у него был отчаянный, и в таком состоянии, наступающем не то от страха, не то от внутренней решительности, готовности действовать, человек как нечего делать может нажать на курок. — Куда лезешь? Здешний страж явно провоцировал неприятности. Первым желанием было дать ему в ухо, но Борька сдержался. — Срочное дело. Я от Веселова. — От какого Веселова? — Да ты чего? С заваленки упал? — Что-то я тебя не знаю, — сбавил тон страж. — А тебе и знать не надо. Давай быстрей! — гаркнул Борька. Цацкаться было некогда. Охранник посторонился, пропуская внутрь, и с лязгом закрыл дверь. — Двигай вперед, — показал он направление стволом. Как на зоне, ей-ей. Только руки за спину не велит класть. Шмаль рванул вперед, чувствуя, как уходят секунды. Сколько он уже потерял? — Стой! — запоздало крикнул охранник. — Проскочил. Да, с реакцией у него не все в порядке. Тормозит. И как таких на службу берут? Это же профнепригодность. Можно сказать, инвалид. В уютном маленьком кабинетишке сидел пухленький тип и пил кофе из большой черной кружки. — Мобильник есть? — спросил Борька, останавливаясь напротив типа. — Есть, — растерянно ответил тот и посмотрел ему за спину, на охранника. — Давай быстрей. Веселов велел взять у тебя на время. — Веселов велел? Когда? Здесь Борьке не спешили верить. Зато он спешил. — Сейчас!!! — заорал он прямо в лицо. — Да шевелись ты живее!