Иван быстро кивнул, глядя ему в глаза, и грубый ствол пистолета снова больно впился ему в щеку. — Тогда я тебя сейчас спрошу, а ты мне ответишь. Понимаешь меня? Только очень по-хорошему тебе говорю: не обманывай меня. Когда приходит товар? — Какой товар? Ваха без замаха хлестнул его по глазам ладонью. Мужик схватился за лицо, а Ваха полез ему за пазуху и вытащил бумажник с документами. — Попов Иван Кириллович. Вот видишь! Когда хочешь, умеешь говорить правду. И тогда тебе совсем не больно. Да? А когда обманываешь — больно. И будет еще больнее. Может, тебе руку сломать? — Не надо! — послышался сдавленный голос из-за прижатых к лицу ладоней, между пальцами которых блестел напряженно вытаращенный глаз. — Ладно, не буду пока. Опусти руки. Что ты — как женщина? Когда придет товар от Ибрагимовых? — От каких… Он не успел даже договорить, как Атби зло ударил его рукояткой пистолета по плечу. Раздался неприятный звук лопнувшей струны. Наверное, сломалась ключица. Мужик взвыл, и пришлось его угомонить еще одним ударом в пасть. — Я же тебя предупреждал, — проговорил Ваха, обращаясь к зажмуренным от боли глазам и одновременно делая знак Атби, чтобы тот поумерил свой пыл. Рано пока калечить Ивана — может еще пригодиться. — Будешь правду говорить? — Угу, — промычал тот разбитыми губами. — Вот это правильно. Вопрос повторить? Когда? — Сегодня. — Так. Вот теперь хорошо. Во сколько? — Не знаю… Я правда точно не знаю! Может, скоро. Дороги… — Не кричи. Говори спокойно. Ты мужчина или кто? Сколько товара ждешь? — Двадцать тонн. Сначала Ваха замер, переваривая услышанное. Двадцать тонн? Двадцать тонн наркотика? О таких количествах он даже не слыхал. Даже не представлял себе такого. Неужто ему ТАК повезло? А потом понял. И не слишком сильно ударил по руке Ивана, лежавшей на переломанной ключице. Такого звука Атби не слышал ни разу. Иван завыл-завизжал-застонал. Тонко и громко. Так должны выть собаки на кладбище, над свежей могилой своего хозяина. Не одна, а сразу несколько, на разные голоса, сливающиеся в один похоронный хор. Этот жуткий звук продрал его до мороза по коже, и он не сразу сообразил, что нужно делать, и очнулся только тогда, когда увидел руку Вахи, зажимавшую полуоткрытый рот извалянной в бетонной пыли кепкой. Вой скоро прекратился. Остались только растопыренные болью глаза, побелевшие, в которых застыл ужас. — Ты мне надоел, — зло прошипел Ваха, приближая свое лицо к этим полубезумным глазам. — Я тебя сейчас буду убивать, говно. Сначала я отстрелю тебе яйца. А потом выдавлю глаза. Он поднес палец с плоским ногтем к побелевшему глазу, задевая им мелко подрагивавшие ресницы. Атби смотрел на это и думал, что вот сейчас, еще секунду спустя, — и на него, на его ботинки вытечет то, что еще пока выглядит глазом. Или выкатится неровным разноцветным шариком? Точно он не знал, потому что ничего подобного до этого не видел. Но теперь ему не суждено этого узнать. Ваха сильно оттолкнул от себя скомканную кепку, и голова мужика вдавила тонкую жесть крыла, секунду спустя с пробочным звуком выгнувшуюся обратно. — Спрашиваю последний раз. — Что? — ошарашенно переспросил Иван. Он уже поплыл и мало что соображал от заполнившего его от пяток до макушки животного ужаса, он забыл все, кроме того что сегодня, вот сейчас, его будут жутко и страшно убивать. — Сколько будет товара? — раздельно произнося каждое слово, как будто выпевая под одному ему слышную мелодию, спросил Ваха. — Сколько наркоты? — Нарк… — произнес мужик и икнул. Потом еще раз. И еще. Его тело начала сотрясать неостанавливаемая нервная икота, сквозь которую не могло пробиться ни одно слово, ни один другой звук, кроме этих бесконечных йик-йик-йик и судорожных заглотов воздуха между ними. Несколько секунд Атби потрясенно смотрел на него. Мужик не только икал. Каждое содрогание тела отдавалось болью в его сломанной ключице, он хватался за нее, кривил лицо и пытался, затаив дыхание, остановить мучительную икоту. Но ничего у него не получалось. И тогда Атби от безысходности, от злости на этого идиота, ударил его носком ботинка в живот. Мужик захлебнулся воздухом и сложился пополам. Но икать, как ни странно, перестал. Ваха взял его за шиворот и силой заставил принять прежнее положение. — Ну? Сколько? — Я точно не знаю. — И поспешно добавил: — Знаю только, что четыре места. — Что за места? — Туши. Четыре туши. Товар… То есть… — Понятно. Говори. — Говорю-говорю. Зашит внутри. В тушах. — И когда доставать будут? — Сразу. Как только машина встанет под разгрузку, эти туши отложат в сторону и… Дальше не знаю. Этот и без того не слишком упитанный мужик сейчас напоминал сдувшийся воздушный шарик. Он сказал все, что знал, и ему больше нечем было цепляться за жизнь. Наверное, он и сам это понимал. Сейчас его можно было убивать, и его смерть ничего бы не изменила в мире. Кроме как для его самого и его семьи. Но Ваха решил иначе. — Слушай меня. Внимательно слушай, что я тебе сейчас скажу. Если ты хочешь жить, — поедешь с нами. Покажешь мне все на месте. Потом я тебя отпущу. Если хочешь, то я сам тебя отвезу к врачу. К очень хорошему врачу. Мужик затряс головой, не зная, соглашаться ли ему на врача, что вполне могло означать путешествие, скажем, в крематорий, или отказываться, обидев тем самым такого вспыльчивого и жестокого человека. — Я сам. Сам, — наконец проговорил он, внимательно наблюдая за реакцией на эти слова. — Как хочешь, — равнодушно согласился Ваха. Судьбу этого человека он все равно уже решил. — Поедем на моей машине. Где ключи от гаража? Усадив Ивана на заднее сиденье, Атби запер гараж и уселся рядом с ним, уперев ему в бок пистолет и внятно объяснив, что произойдет с мужиком, если он подумает шуметь или делать лишние движения. Когда они покинули двор и отъехали подальше, Ваха позвонил по мобильному телефону. Говорил он на родном языке, несколько отличном от ингушского, но в целом Атби его понимал. Ваха собирал боевиков. Они пересекли Ленинградское шоссе и, немного удалившись от оживленной магистрали, остановились на обочине. Нужно было подождать вызванных людей, но Ваха не собирался тратить время впустую. Он обернулся, поворачиваясь к пленнику всем телом. — Куда сейчас поедем? — Ко мне. На работу. — Это я понял. Я спрашиваю куда. — На хладокомбинат. Тут недалеко. Мимо них на малой скорости проехал милицейский УАЗ и остановился перед их машиной метрах в пяти. — Скажешь, что попал в аварию. Мы везем тебя в больницу. К ним вразвалку шел милиционер с коротким автоматом под правой рукой. Ваха под нос пробурчал ругательство и полез из машины, не дожидаясь, пока тот сунет свой нос в салон. Несколько минут Атби с напряжением наблюдал за тем, как его товарищ объясняется с милиционером, показывает ему документы и что-то спрашивает, тыча руками то на машину, то куда-то в сторону. Потом его внимание отвлек сидевший рядом мужик. Вроде бы он ничего не делал, но ритм его дыхания изменился и он неуловимо подобрался. Наверное, пользуясь ситуацией, готовился выйти из машины. Атби зло посмотрел на него и сильно ткнул стволом пистолета под ребра, отчего тот охнул и скривился. — Только шевельнись! Застрелю сразу, — пообещал Атби, в душе сильно сомневаясь в том, что сможет сдержать это обещание. В конце концов, он не самоубийца. Но мужик испугался и больше не затаивался, готовясь к рывку. Переведя взгляд на Ваху, он успел заметить, как тот отдает милиционеру несколько купюр, кивает и возвращается обратно. Он еще садился в машину, когда милицейский УАЗ тронулся с места. — Шакалы. Поехали отсюда. Около часа они бессистемно перемещались по улицам. Ваха при этом старался держаться в центре автомобильного потока, не вырывался вперед на светофорах и, вообще, вел себя как примерный водитель. Время от времени он о чем-либо спрашивал мужика, и тот больше не тянул с ответами. Атби заметил, что его левая рука все время лежит безжизненно на коленях. Если бы не это, то, наверное, он тогда выпрыгнул бы из машины. За этот час он узнал немало нового о своих родственниках. Они, оказывается, были очень, просто очень богатыми людьми. И до этого он знал, что они не бедные, что занимаются наркотиками. Но истинные объемы их операций становились ему ясны только сейчас. Со слов Ивана получалось, что они прокручивали десятки миллионов долларов, а значит, и зарабатывали соответственно. И после этого они что-то пожалели для него? Для своего родственника?! Злоба против них начинала буквально душить его и, чтобы хоть немного ее выплеснуть, он сильно тыкал пленника пистолетом, отчего тот только вздрагивал, испуганно косился и старался отодвинуться подальше, вжимаясь в дверцу. Наконец они встретились с людьми Вахи на автостоянке около аэровокзала. Они приехали на массивном джипе «ниссан» и ходком «мерседесе» трехсотой серии. Семеро крепких парней с оружием под одеждой солидно подошли к машине Вахи, переговорили, со скрытым любопытством посматривая на незнакомых им седоков, и вернулись в свои иномарки. Операция началась. К воротам хладокомбината первым подъехал Ваха. Опустив стекло рядом с Иваном, Атби плотно вжал ствол ему в бок. Тот высунулся навстречу охраннику, вышедшему из ворот на автомобильный гудок. — Привет. — Здорово. Ты чего это? — с любопытством спросил охранник, показывая на его разбитое лицо. — В аварию попал. Машина двести сорок два пришла? С мясом. — С полчаса уже. Тут ее хозяева приехали. Тебя спрашивали. — Вот видишь, как получилось… — жалобно сказал Иван и быстро добавил, подчиняясь очередному тычку пистолета. — Пропускай давай. Охранник вернулся в свою будку и раскрыл створки ворот. Нарочно медленно Ваха двинулся вперед, и сразу за ним рванули его боевики. Двое выскочили из джипа и бросились в сторожку, нейтрализуя охрану. Они должны были обеспечить отход отряда с территории и предотвратить возможное преследование. Пользуясь указаниями Ивана, Ваха рванул вперед, ко второму холодильнику, где арендовали морозильную камеру Ибрагимовы. Еще издали Атби увидел авторефрижератор, стоявший на разгрузке. Чуть ли не из-под колес их машины шарахнулся в сторону крупный мужик с перекошенным лицом. На платформе стояла группа людей, среди которых он увидел дядю Тархана.