Дмитрий был готов к подобному варианту событий, поэтому не особо удивился. Есть такая категория людей, старающихся урвать кусок в любой ситуации, в том числе не гнушающихся заработать на чужом горе или трудностях. Он такое видел неоднократно, особенно среди таксистов – абсолютно деклассированной публики с невнятными жизненными ориентирами. Когда были взрывы в Москве, или когда случались аварии в метро и не только, подобные люди взвинчивали цены на поездки в разы, чтобы по-лёгкому заработать. В любой другой ситуации Вознесенский бы такого послал, а с ещё большим удовольствием дал в морду, но сейчас выбора не было, пришлось наступить на горло своим принципам. – А сколько ты хочешь? – Поинтересовался Дмитрий. – Ну, я нормально хочу, – ответил водитель и все трое пассажиров заржали. – Десять тысяч у меня есть. Больше нету просто. Но тогда подкинь меня на восток, до моего района. Я скажу куда. – Нее, кому щас деньги нужны, от них не останется ничего уже завтра-послезавтра. – Но пока-то нужны, – возразил Вознесенский, чувствуя, что закипает. – Ценное чё есть? Что потом махнуть можно? «Ах ты ж быдло грёбаное… вот кому стрельнуть в башку надо бы», – со злостью подумал Дмитрий, в красках представляя, как дырявит из пистолета наглую голову водителю-хаму, а затем его попутчикам, и тут же пожалел, что лишился «Грача». – Ценного нет ничего. Вот только это, – Вознесенский указал на наручные часы, – настоящие швейцарские Tissot, штуку баксов стоят. – Нормально. Тогда давай часы и десятку. Довезу тебя до твоего района, хрен с тобой. – Ты же говорил, что деньги не нужны? – Найду применение. Давай, пока я добрый, решай. Ну или стой тут до ночи. Всё равно деваться некуда. Ну? – Ладно, давай, – зло ответил Вознесенский, сел в машину, и протянул водителю наручные часы и две пятитысячные купюры. Паркетник плавно тронулся и набрал скорость. Вознесенский предупредил, что нужно ехать по платнику, на что ему водитель ответил, что уже в курсе, связывался со своими приятелями, которые выехали за час до него. Дмитрий прижался затылком к подголовнику заднего дивана и сделал вид, что задремал, лишь бы не поддерживать разговор с попутчиками и не отвечать на какие-либо вопросы с их стороны. 27 апреля. Москва. Дмитро Цуцуряк. Неприметный серый микроавтобус «Фольксваген Мультивэн» тихо подъехал к старому пятиэтажному дому, облицованному желтоватой плиткой, и остановился возле подъезда на парковке. Напротив дома стояло всего три машины, что для московского дворика в спальном районе было нетипично – люди разъехались кто куда. Антон Сучков, сидевший за рулём, припарковал машину задом к детской площадке – так, чтобы можно было видеть входящих и выходящих из подъезда, а также в случае острой необходимости рвануть с места в любом направлении, и заглушил мотор. Он был спокоен и ждал команды на выход. Пока Дмитро Цуцуряк, сидевший рядом, высматривал что-то в окнах на четвёртом этаже, Сучков откинулся на водительском сидении и сфокусировал взгляд на двери подъезда. Сидевший на втором ряду Арутюнян постоянно шуршал пакетиком с фисташками и непрерывно грыз орехи, вызывая ужасное раздражение у своих попутчиков щёлкающими звуками. В доме свет горел в нескольких квартирах. В остальных окна были чёрными и движения с улицы не наблюдалось, что лишь убеждало наёмников в том, что либо жильцы разбежались из погибающего мегаполиса, либо часть из них уже мертвы. Однако, несмотря на отсутствие людей на улицах и кажущийся вымершим дом, а также полностью парализованную систему гражданской безопасности, было решено из машины оружие не брать, на всякий случай. Мало ли, чьё внимание можно привлечь, притом что полиция хоть и практически разбежалась, но местами ещё работала. Причём, судя по косвенным данным, в силу своей малочисленности и чрезвычайного положения в городе, работала максимально жёстко. Да и не нужен был огнестрел – взять обычного лоха с сумкой троим подготовленным бойцам не казалось нетривиальной задачей. Единственное, что Цуцуряк твёрдо решил взять с собой в квартиру – это обрез двуствольного ружья-горизонталки, который в случае маловероятного применения предполагалось бросить там же. А два автомата и помповое ружьё «Моссберг» двенадцатого калибра было решено оставить в машине и с собой не брать. Цуцуряк сверился с адресом. Второй подъезд, тридцать третья квартира. Окно на четвёртом этаже слева от лестницы. На кухне горит свет, в жилой комнате выключен. Вероятней всего, в квартире находились один или два человека, не более. Для того чтобы спать сейчас рано, а денёк вместе с тем выдался довольно пасмурным, и находиться в жилой комнате без света в это время было бы довольно некомфортно. Значит, сделал вывод Цуцуряк, скорее всего один или двое сидят на кухне. Хотя даже если один человек будет в жилой комнате, это особой роли не сыграет – наёмников все равно трое. Дмитро на всякий случай ещё раз проверил небольшой чехол из кожзама, висевший на ремне на правом боку. Убедившись, что металлическая телескопическая дубинка на месте, он посмотрел на своих «коллег». – Все готовы? Пойдём сейчас, а нашего друга подождём внутри квартиры, если он ещё не там, конечно. Удобнее будет их разделить по очереди, чем возиться с тремя сразу. – Я готов, – ответил Арутюнян с заднего сиденья, закончив, наконец, грызть орехи. – И я, – оповестил Сучков, не отрывая взгляд от входной двери и в подъезд. – Хорошо. Тогда я пойду первым, вы за мной, не отрываясь. Если в подъезде нарвёмся на кого из психов, решу с ними вопрос, – Дмитро погладил обрез двустволки по деревянной рукояти. Цуцуряк первым вышел из машины и, озираясь по сторонам, лёгкой трусцой добежал до двери. Она была заперта магнитным замком. Однако Дмитро давно озаботился решением подобных проблем, и через знакомого «кулибина» изготовил мастер-ключ, открывающий до девяти из десяти всех домофонов – основываясь на принципе считывания кода свободной ячейки памяти устройства, такой ключ прописывался под большинство домофонов, которые считывали подобный код в домах до 2005 года постройки. Эта мера помогала быстро войти в нужный дом и не «светиться» на улице или стоя у подъезда в ожидании, что кто-то откроет. Дмитро прошмыгнул в подъезд, тускло освещаемый маломощной лампочкой на первом этаже, и пошёл по лестнице вверх, держась поближе к стене. Работал давний рефлекс – идти по лестнице именно по стенке, чтобы держать весь сектор вышестоящего пролёта под контролем. Самой неприятной и сложной частью штурма зданий является именно зачистка лестниц при движении снизу вверх – это Цуцуряк помнил ещё по своему участию в кое-каких вооружённых конфликтах, где ему пришлось повоевать. Ещё двое бойцов, вооружённых ножом и голыми руками, практически неслышно шли за ним следом. В подъезде старого дома, пропахшего кошачьей мочой и пылью, людей не оказалось. Даже из-за дверей квартир не раздавалось никаких звуков. О том, что дом заселён, а не давно покинут, свидетельствовали лишь тусклые горящие сорокаваттные лампочки в мутных плафонах, развешанные на лестничных клетках на бетонных стенах, крашенных отвратительно-угнетающими цветами – грязно-бежевым сверху и серо-зелёным снизу. Группа добралась до четвёртого этажа, и Дмитро прислушался: казалось, что приглушённые звуки телевизора доносятся только из одной квартиры – той, в которую наёмники и направлялись. Остальные были также пусты. Дверь тридцать третьей была на вид достаточно хлипкой. Дешёвая китайская коробка, покрытая коричневой плёнкой. Взломать такую – секундное дело. Цуцуряк остановился на последней ступеньке перед лестничной клеткой и жестом показал Арутюняну, чтобы тот закрыл дверной глазок пальцами. А сам достал из чехла телескопическую дубинку и резким движением разложил её. – Давай, звони. И молчи, я говорить буду, – приказал Цуцуряк и Арутюнян нажал на кнопку дверного звонка. Через полминуты с той стороны двери послышались тяжелые шаркающие шаги, судя по всему принадлежавшие пожилому и грузному мужчине. Из-за двери раздался глухой голос: «Кто?». Цуцуряк ответил, что это Дима. Замок в двери провернулся, ручка опустилась, и дверь приоткрылась на ширину человеческой ладони. Седой мужчина с той стороны, очевидно, приоткрыл дверь одной рукой, а правой упёрся в дверной косяк. Мужчина не успел оглядеть незваного гостя и спросить, зачем тот пожаловал – по всей видимости, растерялся, увидев на пороге не своего сына, которого ждал, а незнакомое лицо. В этот же момент Арутюнян рванул дверь на себя, а Цуцуряк в проем между дверью и косяком ударил телескопической дубинкой. Сильно, сверху вниз. Послышался глухой треск металла о кисть руки, а затем – резкий вскрик, переходящий в матерщину. Мужчина, получивший сокрушительный удар металлическим прутком по кости, отпрянул в квартиру ошеломлённый, а вся троица ворвалась внутрь помещения, и Сучков, идущий последним, тут же закрыл дверь. В прихожей трое наёмников начали избивать хозяина квартиры ногами, пока тот лежал на полу. На шум из кухни в коридор выглянула его жена, вскрикнула от страха и неожиданности и, схватив кухонный нож, бросилась на одного из нападавших. Арутюнян легко перехватил руку неподготовленной немолодой женщины, заломил ей запястье и ударил кулаком по голове. Женщина сразу обмякла и со вздохом опустилась на пол, а нож, который она держала в руке, отлетел через дверной проём в жилую комнату и, проскользив по полу, скрылся из вида под сервантом на низких ножках. Наёмники крепко избили лежавшего на полу немолодого мужчину, причём били до тех пор, пока он не потерял сознание, получив удар берцем в челюсть. Затем взяли избитого за руки и оттащили по полу в комнату, бросив неподвижное тело на ковре. Цуцуряк достал из кармана штанов пластиковый хомут для проводов и, заведя мужчине руки за спину, стянул их петлёй, наподобие наручников. Жена избитого тем временем оправилась от первого шока и достаточно болезненного удара, встала на ноги и, схватив из шкафа в прихожей молоток, с криком бросилась на стоявшего к ней спиной Цуцуряка, пытаясь защитить мужа. Ударить успела один раз, и то вскользь. Дмитро обладал хорошей реакцией и увернулся, получив касательный по руке. Цуцуряк выхватил из висевших на боку ножен тычковый нож и ударил им женщину несколько раз – в шею, ключицу и лицо. Ранения оказались смертельными. Булькающее окровавленное тело, разбрызгивая кровь из пробитой шейной артерии, рухнуло на пол. Цуцуряк замер на секунду, уставившись на труп. Он не ожидал, что пойдёт всё именно так и не планировал никого убивать, а сейчас действовал из самообороны, правда, по своей извечной особенности – как всегда с перехлёстом, реагируя неадекватно опасности. – Придурок, ты что наделал? Они нам живыми нужны! – Разозлился Арутюнян, выступавший категорически против бессмысленного насилия. Он был неплохим солдатом, но отнюдь не бандитом и убийцей. – Да не ссы, приедет наш гарный хлопец, и так расколем. Эти всё равно ни к чему. А он и без них заговорит. Уж я справлюсь. Арутюнян замолчал, вспомнив, как отморозок Цуцуряк умел допрашивать пленных. Поводить напильником по эмали зубов или подёргать ногти пассатижами – это Дмитро практиковал без каких-либо колебаний. Арутюнян считал своего коллегу по опасному цеху законченной мразью и совершенно отшибленным на всю голову, но работа в ЧВК предполагала, как и любая служба, необходимость срабатываться внутри звена и чётко выполнять приказы безотносительно своего личного отношения к происходящему. – Хотя, от этого теперь тоже толку ноль, – Дмитро кивнул в сторону лежащего тела мужчины, – как увидит, что я его бабу прирезал, или орать начнёт, или рыпаться. Так что… – Цуцуряк долго не думал. Подошел к лежащему мужчине и ударил сверху вниз тычковым ножом ему прямо под ухо, моментально убив на месте. – Ну ты в натуре отморозь, – подал голос Сучков, затем отвернулся и пошёл на кухню. Он, как и его соратник Арутюнян, хоть и был достаточно жёстким и при этом довольно беспринципным человеком, но Дмитро превзошёл их всех. – Не я такой, жизнь такая, – парировал Дмитро, оправдывая подобной фразой творимый им беспредел, впрочем как и любой другой преступник и негодяй, – да чё вы как бабы, в самом деле? Не нравится – идите в балет, а не в наёмники. – Я пошёл в наёмники, потому что я солдат, а не уголовная сволочь, – прошипел Арутюнян в ответ и также ушёл на кухню. Дмитро сел на кресло, положив на колени обрез двустволки, и достал из кармана небольшой серебряный портсигар, пару лет назад добытый в виде трофея в квартире незнакомого ему бизнесмена, которого ему пришлось убрать по заказу одного стороннего заинтересованного лица, не имевшего к ЧВК никакого отношения. «Сильвер Хилл» занималась военными или охранными контрактами и заказы на наёмные убийства, «стрелки» и разборки, крышевание бизнеса или рейдерские захваты не брала – такова была позиция руководства, не превращаться в преступную группировку ни при каком раскладе. Однако Дмитро считал, что зарплату и премиальные, которые ему платят за работу, можно было бы сделать и побольше, и поэтому начал брать «левак» в виде откровенного криминала. Тем более, Цуцуряк уже более полугода назад подсел на наркотики, вёл достаточно разгульный образ жизни, оставляя деньги в кабаках и борделях – потому как личную жизнь с неадекватным пареньком из украинской деревни никто в Москве выстраивать не хотел – и, вполне ожидаемо, никаких гонораров в «Сильвер Хилл» ему на жизнь не хватало. Открыв портсигар, Дмитро достал один из шести лежавших под резинкой «косяков» с марихуаной, и закурил. По комнате начал распространяться сладковатый аромат «травки». Из кухни выглянул Арутюнян, неодобрительно посмотрел на развалившегося в кресле коллегу, и вернулся за стол, за которым сидел Сучков. На столе уже стояла початая бутылка коньяка из бара, а также лежал нарезанный лимон на блюдечке и несколько шоколадных конфет. Так наёмники коротали время ожидания. – Антон, – обратился к Сучкову Арутюнян, – Дмитро абсолютно неадекватен и на наркоте сидит. Не удивлюсь, если на чём-то похлеще травы. Я хочу от него избавиться, если честно. Очень он меня напрягает. – Грохнуть его, что ли? – спросил Сучков и, опрокинув рюмку коньяка, закусил его долькой лимона, скривив лицо от кислоты. – Нет, не грохнуть. Хотя если грохнуть, то хуже вокруг не станет точно, – задумался Арутюнян, – но пока просто попрошу Алекса, чтобы звено по составу переворошил. Не хочу я с этим недоумком работать вместе. – Думаешь, подставит? Он конечно не подарок, прямо скажем, но делает грязную работу. Если бы надо было этих двух привалить – ты бы это делал? Я вот не хочу. А Дмитро наш ненаглядный как нефиг делать. Вот пусть таким и занимается. – Тоже верно, – нехотя согласился Арутюнян, – хотя чует моё сердце, подставит он нас конкретно. Сидит сейчас в комнате и «косяк» курит, понимаешь? Подойдёт наш пассажир, учует запах травы, и уже не будет так беспечен. А если он стволом разжился? – Ну да, родители-то у него вряд ли «дуют», тут ты прав, – согласился Сучков, – подставить может конкретно. К сожалению, у Дмитро в голове схемы на один-два шага вперёд не просчитываются. Не академик он, мягко говоря… – Послушай, ты же солдат, как и я. Сколько раз ты видел, как гибнут люди или срываются серьёзные дела из-за беспечности и глупости? – Ну, собственно говоря, люди гибнут, а дела срываются из-за беспечности и глупости практически всегда. Редко когда какой-то другой фактор становится причиной провала, – кивнул Сучков и плеснул себе ещё коньяку. – То-то и оно! Ты это, кстати… не налегай особо, мы ещё работаем. А то накидаешься, толку мало будет, – Арутюнян убрал бутылку в сторону. Сучков проводил её взглядом и вздохнул. – Ну так вот, продолжу. Дмитро крайне беспечен, просто потому что туп. Был бы умный – продумывал всё до мелочей. А я не хочу из-за этого хохляцкого козла пулю схватить, понимаешь? – Что предлагаешь? – Поменять нашего мудака на другого мудака, только получше. – Можно подумать. Давай тогда у Алекса спросим, а это говно пусть сам думает куда пристроить. Цуцуряк после первого «косяка» скурил ещё один, затем ему стало дурно, и он заснул прямо в кресле. Арутюнян, проклиная день, когда Дмитро был приписан к их звену из-за гибели предыдущего бойца, с ненавистью пнул спавшего Цуцуряка по ноге, в надежде что тот проснётся, но Дмитро лишь повернулся на бок во сне, что-то промычал нечленораздельное и продолжил спать. Вадим открыл окно, чтобы проветрить помещение, затем начал ходить по квартире взад-вперёд, пытаясь себя хоть чем-то занять. Подошёл к книжному стеллажу, посмотрел на корешки стоявших в нём книг. Философия, история, классика русской и зарубежной литературы – словом, скукотища смертная, ничего интересного. Сбоку от дивана обнаружил пудовую гирю и решил немного поупражняться. Сучков в этот момент на кухне обчищал холодильник бывших хозяев. Так прошло почти два часа. Дмитро проснулся, ощутил острую потребность попить, пошёл на кухню и залпом выпил почти литр кипячёной воды из кувшина, затем шумно выдохнул и поставил кувшин на место. – Чё-то меня развезло, – констатировал он. – Меньше траву кури, недоумок, – резко ответил Сучков, – развозить не будет. Выпал как боевая единица на два часа, подставляешь нас везде где только можно. Не понимаю, почему тебя Алекс командиром звена поставил. – А потому, дружок, – издевательским тоном ответил Дмитро, – что я реальные дела делаю, а вы оба сопли на кулак мотаете и сидите тут, рассуждаете о высоком. – Эти реальные дела? – Сучков кивнул в сторону комнаты, в которой лежали два тела. – Да хоть бы и эти. Мне поставили задачу, я её выполнил. Вопросы? – Никаких к тебе вопросов. Всё понятно, – зло ответил Сучков. Стоявший позади Арутюнян также презрительно фыркнул. В ту же секунду раздался дверной звонок. Наёмники мигом оказались у двери. Арутюнян встал в угол, чтобы быть в «слепой» зоне, когда откроется дверь, Сучков скрылся на кухне, а Цуцуряк с обрезом приготовился открыть дверь. По оговоренному плану, объект должен был войти в прихожую, Арутюнян бы захлопнул дверь, а ещё двое приняли бы Вознесенского тёпленьким прямо в коридоре. Арутюнян нажал на кнопку выключателя в прихожей, Дмитро также выключил свет на кухне, и квартира погрузилась в вечернюю темноту. – Всем приготовиться. Открываю. 27 апреля. Тверь-Москва. Дмитрий Вознесенский. «Паркетник» мчался в Москву по платной магистрали, которая была практически пуста. Навстречу попадались автомобили – но их было на удивление немного, как будто люди уже уехали из Москвы, что казалось весьма странным – по идее, мегаполис с развитой правоохранительной системой стал бы реагировать несколько позднее. И как раз основные потоки выезжающих должны были двинуться из города день на пятый, а то и седьмой. Всё-таки жители Москвы, что ни говори, а местным властям и полиции доверяли, потому как столичная система жизнеобеспечения на всех уровнях работала как часы. На развязке платника с рукавом, ведущим в сторону Солнечногорска, ждал первый сюрприз: возле терминалов на боку лежала двадцатитонная фура, перекрыв половину дороги. Вознесенский, приглядевшись, понял, что фура лежит не просто так, а на смятой в лепёшку легковушке. Аварийных служб не было, людей из числа гражданских тоже. Что произошло, а главное – что случилось с пассажирами легкового автомобиля, Вознесенский старался не думать, надеясь, что пронесло и все живы и здоровы, хотя сам в это не очень-то верил. Обычно в таких ситуациях после аварии толпится народ, люди пытаются как-то помочь, приезжают экстренные службы. Сейчас же лежавшая фура представляла собой скорее элемент пейзажа. Видимо, некому было приезжать на разбор аварии. Пассажиры «Соренто» присвистнули, что-то начали обсуждать между собой, засмеялись. Вознесенский не слушал. Он был погружён в себя. По дороге из Твери троица пыталась в достаточно хамской и панибратской манере общаться с новым пассажиром, но попутчики быстро отстали, потому как Вознесенский общаться не хотел, отвечал односложно и показался компании очень скучным, о чём ему и заявила сидящая на заднем сидении женщина, затем достала из лежащей рядом сумки бутылку виски и приложилась прямо из горла, после передала её по кругу своим друзьям. Дмитрий уже сделал определённые выводы по поводу этой компании, поэтому поведение пассажиров внедорожника его не удивило. Сейчас, когда нет карающей руки правосудия и надзора за гражданами, наступила долгожданная мечта всех анархистов и либералов – полная свобода. Действий, мыслей, проявлений. Правда, эти самые анархисты и либералы, представлявшие собой достаточно неадекватные и недальновидные, но при этом политизированные слои населения, в своих желаниях быть неподконтрольными любой власти в любой стране не понимали, что наступает не свобода, а банальный хаос. Смутные времена всегда порождали и порождают зверьё, – думал Вознесенский. Отличное время и безграничные возможности для уродов всех мастей – садистов, маньяков, психопатов, закомплексованных и забитых серых мышей, которые будут использовать все возможные методы и средства для того, чтобы отыграться на отвергнувшем их социуме. Вопрос пары дней – и на улицах самыми опасными будут не заражённые, а именно люди, которые очень скоро потеряют человеческий облик, мораль и нравственность, и будут убивать друг друга либо за еду и оружие, либо просто так, сводя счёты или самореализуясь на насилии над другими. Так было во все времена. Даже в «лихие девяностые», когда в России по сути шла гражданская война, а уровень преступности подскочил до запредельных значений, правоохранительные органы хоть как-то, но работали, и становились естественным тормозом для многих граждан, задумавших недоброе – кроме самых отмороженных. Сейчас же, в условиях катастрофы, ограничителей не будет вообще. И уголовный элемент, всевозможные маргиналы, отморозки – найдут себя. И от этого становилось всё страшнее с каждой последующей минутой осознавания ситуации. Дмитрий лихорадочно соображал, пытаясь перебрать все возможные варианты в голове и вспоминая, где он что видел, слышал – где можно найти оружие и большое количество боеприпасов. На оружейные магазины он не надеялся, потому как люди при оружии и имеющие дело с оружием, как показывала многолетняя практика общения, были как правило очень адекватны по человеческим меркам, а также хорошо информированы и не витали в облаках. Очень интересная особенность, причём непонятно, либо такие люди стремились к оружию, либо близость оного делала людей более рациональными, что ли… Поэтому чуть какой кипиш начнётся на улицах, и все сразу понимают, куда и главное зачем направят свои стопы наиболее активные граждане – и в силу осознания очевидного, владельцы оружеек всё своё барахло уже вынесли почти наверняка. Просто так зайти как в музей, разбить витрину и утащить пару гладкостволов – из разряда ненаучной фантастики. О чём очень сильно жалел Вознесенский, так это о том, что свой «Бекас-Авто» двенадцатого калибра он продал через комиссионку пару месяцев назад и намеревался по полученной новой лицензии прикупить полуавтоматический «Вепрь Молот» на базе Калашникова, как раз искал модификацию с коротким стволом. Но не получилось – в командировку уехал, а «зеленая» бумажка, по которой можно было прикупить что-нибудь эдакое, осталась лежать дома. А теперь уже всё, поздно. В итоге из-за неудачного стечения обстоятельств Дмитрий остался без оружия вообще. И сейчас пытался перебрать в голове все возможные варианты, но пока ничего толкового не придумал.