– Там у хозяев квартиры золотишко припрятано. И часы дорогие ещё, коллекционные. Забирайте, и оставьте меня в покое. – Слышь, я и так всё что хочу заберу, понял? Без договорённостей, – огрызнулся бандит. – Да, но тебе придётся всю квартиру вверх дном переворошить, понимаешь? Я тебе время сэкономлю. Вам с меня что? Я всё отдал, ноутбук ваш тоже отдал, давай по-человечески разойдёмся, кровь не проливайте, уже и так двоих убили, – здесь голос задрожал, но Дмитрий всеми силами старался не выдавать своих эмоций, дабы не настроить собеседника на мысль о необходимости «зачистить концы». – Говори, где лежит, а там подумаем, – ни секунды не задумываясь, согласился армянин, чуть понизив голос и бросив мимолётный взгляд на коридор, словно убеждаясь, что «пропитой» ничего не услышал и занят на кухне своими делами. Как догадался Дмитрий, армянин решил прихватить ювелирные изделия и часы себе, ни с кем не поделившись. – Вон там, только помоги встать, я покажу точнее, – Дмитрий кивнул в сторону стоявшего в углу комода, – там спрятано, – неопределённо подтвердил он. – Хорошо, – согласился армянин, предвкушая лёгкую добычу, – но если выкинешь какой-нибудь фокус – я тебе голову оторву, понял? – Да понял, понял, – закивал Вознесенский, – я ж не дурак, со связанными руками против вас переть, мне здоровье и жизнь дороги. Как показалось Дмитрию, армянин потерял бдительность и при этом спешил выгрести всё ценное из комода без свидетелей. Он быстро подошёл к лежащему на полу пленнику со скованными за спиной руками и поднял его, подхватив под руку. Вознесенский, вставая, в тот же момент подался вперёд, зафиксировав руку налётчика под мышкой, и нанёс сильнейший удар зажатым в ладони ножом в живот, моментально пробив противнику лёгкую флисовую куртку и погрузив лезвие по рукоять в тело. Армянин, будучи в полной уверенности, что пленник связан и не вооружён, не ожидал такого поворота событий, и даже не успел среагировать. Лишь получив ножом в левую часть живота, он издал тихий стон и попытался перехватить слабеющей рукой рукоять, но силы стремительно покидали тело. Вознесенский, пропоров жертве кишки, со всей силы потащил нож дальше. Подкрепляемый ненавистью, он будто получил заряд какой-то нечеловеческой, тёмной энергии и силы, и сжав зубы от злости, продолжил вести лезвие дальше, вспарывая армянину живот как брюхо рыбе. Противник шумно выдохнул воздух, начал закатывать глаза, а Вознесенский вёл нож всё дальше, пока тот не уперся в какую-то кость и не застрял. Внезапно из кухни появился пропитой с обрезом, застыл в изумлении, совершенно не ожидая увидеть подобную картину, затем, не долго думая, выстрелил в сторону Вознесенского, пытаясь не зацепить коллегу и не подозревая, что тот уже практически мёртв. Из армянина стремительно уходила жизнь, он слабел с каждой секундой, но всё равно цеплялся за остатки сознания, жадно хватая отказывающими лёгкими воздух и безвольно водя руками перед собой. Выстрел оглушил, эхо метнулось от бетонных стен в середину комнаты и пространство будто стало ватным, настолько сильно ударил по ушам двенадцатый калибр в замкнутом помещении. Запахло жжёным порохом, сизый дымок начал медленно подниматься облаком к потолку. Заряд картечи прошёл мимо и со звоном угодил в батарею. «Пропитой» на секунду замешкался, затем одним прыжком преодолел половину комнаты и, подняв двустволку на уровень плеча, выстрелил ещё раз. Вознесенский к этому был готов, уже после первого выстрела развернул умирающее тело ко второму противнику, и в последнюю секунду перед выстрелом толкнув изо всех сил армянина на своего подельника. Второй заряд картечи угодил раненому налётчику в спину, отшвырнув уже мёртвое тело словно тряпичную куклу на стоявшее возле стены кресло. Труп с вырванным куском спины, с зияющей дырой в позвоночнике и лёгких, нелепо сложился в изломанное нечто, ударившись о кресло и опрокинув его набок. Нож, которым Вознесенский вспорол внутренности убитому армянину, остался в теле убитого, поэтому Дмитрий, не долго думая, прыгнул в сторону лежавшего на ковре молотка возле тела матери, и схватив его, бросился на «пропитого». В любое другое время Дмитрий мог бы поклясться, что не сможет сделать всё настолько проворно ещё раз, если это потребуется, но сейчас в нём была такая доза адреналина, что тело трясло мелкой дрожью и болели почки. А движения стали практически молниеносными. Человек, находясь на грани жизни и смерти и всеми силами стараясь выжить, способен на очень многое. Понимая, что сейчас решается – ты или тебя – Вознесенский мобилизовался настолько, насколько это вообще было возможно. «Пропитой» переломил ствол, экстрактор выдавил наружу обе гильзы. Налётчик вынул их, бросил на пол, и попытался вынуть два патрона, оставленных ему белобрысым украинцем, из кармана. Даже обладая высокой скоростью движений, отточенными навыками и ловкостью, «пропитой» не успевал. В самый последний момент, уже держа два патрона с прозрачными белыми гильзами в руке, «пропитой» попытался ткнуть стволом обреза в лицо стремительно подскочившего Вознесенского. Но ничего не получилось – тот резким движением руки отбил обрез в сторону, а другой рукой нанёс сокрушительный удар молотком сверху вниз по черепу налётчика, убив того на месте. То, что череп был раздроблен и вскрыт как консервная банка, Вознесенский не видел и не знал – он был слишком возбуждён боем и критической для жизни ситуацией, поэтому за первым ударом последовал второй вдогонку падающему телу, затем ещё и ещё. Вознесенский склонился над трупом и бил молотком тело по голове с такой силой, что остановился только после того, как у молотка сломалась ручка и металлическая головка отлетела в сторону. Дмитрий только тогда успокоился, когда бить стало нечем, а под ним лежало тело с размозжённым черепом, из рваной огромной трещины которого вытекала тёмная кровь вместе с кусками раздавленного ударами мозга. Начало тошнить. Подобного зрелища Вознесенский в жизни ещё не наблюдал, и уж тем более никогда не убивал людей. Дмитрий быстро взял себя в руки, вспомнив, что оставался ещё третий бандит, по всей видимости – самый отмороженный, да и ноутбук следовало вернуть. Вознесенский встал, и не помня себя, пошатываясь, на ставших налитыми свинцом ногах прошёл несколько шагов по комнате, затем подобрал отлетевший во время удара обрез двустволки и лежавшие на полу патроны. «Феттер, дробь 00» – прочёл он, – «на этого ублюдка точно хватит. Странно, что с такой сборной солянкой ходят, по мне явно картечью стреляли», – заключил Дмитрий и вставил оба патрона в стволы. Сегодня он намеревался наказать всех троих за смерть родителей и твёрдо решил для себя, что третий тоже не уйдет на своих двоих. Белобрысого Вознесенский встретил уже на последнем пролёте лестницы перед квартирой, выйдя за дверь. Украинский паренёк меньше всего ожидал увидеть перед собой заляпанного кровью и тяжело дышащего парня, который буквально пять минут назад лежал безвольным телом в углу со связанными за спиной руками. Однако судя по его испуганному и недоумевающему взгляду, Вознесенский был уверен, что тот всё понял. Но делать что-либо было поздно. Белобрысый рефлекторно схватился за висевший на боку чехол с телескопической дубинкой, второй рукой отбросил в сторону сумку с ноутбуком, но больше ничего сделать не успел: грянул выстрел, и заряд дроби, каждый шарик которой имел диаметр 4,5 миллиметра, угодил бандиту в грудь и живот, отбросив тело назад, к стене. «Бандеровец», как его окрестил про себя Вознесенский, медленно сполз по бетону вниз и так и остался сидеть, глядя остекленевшими глазами куда-то в сторону. Дмитрий уже подумал разнести ему голову вторым выстрелом на всякий случай, но затем предположил, что заряда дробинок, попавших в живот, вполне достаточно, а пачкать лестницу, по которой, возможно, пойдут эвакуирующиеся дети с родителями – лишний раз не стоит. Вознесенский спустился на пару ступеней вниз, поднял сумку с ноутбуком, со злости пнул ботинком сидевшее тело в лицо, от чего труп начал заваливаться на бок, а после вернулся в квартиру. В коридоре и комнатах стоял запах порохового дыма и крови, а также пахло смертью. Запах этот трудно было описать словами, но интуитивно Вознесенский чувствовал, что именно так и должна пахнуть смерть. Поборов отвращение, он надел плотный мусорный пакет на размозжённую голову «пропитого», заклеил пакет клейкой лентой на шее, и взяв труп за ноги, поволок его на лестничную клетку, где уложил прямо на лестнице вдоль стены. Затем вернулся в комнату, где лежал армянин, тоже выглядевший не товарно. Его также взял за ноги и потащил из квартиры, оставляя после себя широкую кровавую полосу на полу. Сейчас Дмитрий хотел одного: избавиться от мёртвых тел этих ублюдков и выродков, чтобы вычеркнуть их из своей жизни хоть как-то. Вынес тело на лестницу, положил его сверху на «пропитого». Потом подошёл к «бандеровцу», вспомнив, что забыл забрать у него ключи от машины, пошарил по карманам и выудил свою связку, после чего вернулся в квартиру и, вытащив из шкафа простыню, прикрыл ею оба трупа. «Бандеровца» оставил как есть, решив не трогать – труп не был сильно изувечен, можно было с ним не возиться. Что дальше делать с телами – было совершенно непонятно. Да и полицию вызывать не хотелось вовсе – сейчас не хватало только в кутузку загреметь. А потом, когда менты начнут разбегаться, ещё и бросят за решёткой, после чего можно свою фамилию смело вписывать в списки погибших мучительной смертью от голода и обезвоживания в запертой камере. Дмитрий вернулся в квартиру и закрыл за собой дверь. Достал из кармана телефон. Экран был разбит во время избиения, но аппарат ещё работал. Позвонил Валерию Николаеву. – Здравствуйте, Дмитрий, слушаю вас внимательно, – отозвался собеседник на том конце виртуального провода после нескольких гудков. – Валерий… – голос Вознесенского дрожал, во рту пересохло, говорить было очень тяжело. К тому же начал отпускать адреналин, и Дмитрия трясло мелкой дрожью. По ощущениям, на фоне дикого стресса и давления также повысилась температура, – моих родителей убили. Я не смогу завтра встретиться с вами, скорее всего… – Где вы будете? Я пошлю людей. Скажите, куда? – помрачнел подполковник. – Не знаю… утром скажу. Мне не до этого сейчас, простите… – и Вознесенский положил трубку. После чего отшвырнул телефон в сторону и, упав на колени возле тел родителей, заплакал. 27 апреля. Москва. Алекс «Шилд» Эндрюс. Алекс сидел у себя в квартире и размышлял о том, что он будет делать дальше и каким образом вернётся домой. Пока ничего путного в голову не приходило. Он уже отправил повторное письмо в ЦРУ с просьбой об эвакуации по завершении дела, в ответ, в типичной американской манере, которая Шилда всегда ужасно раздражала, ему пожелали успехов, заверили в дружбе, пообещали пойти навстречу по любым запросам, но помимо общих красивых слов не представили никакой конкретики. Либо это «слив», сопровождаемый лицемерной «поддержкой», либо в ЦРУ и впрямь не знали, что делать в такой ситуации. Потому как сотрудников дипмиссии, как догадался Шилд, уже вывезли вчера или позавчера в полном составе. А вот будут ли пригонять сюда ещё самолёт – с учётом необходимости дозаправки в Европе – большой вопрос. Да и зачем? Где сейчас собирать оставшихся в Москве немногочисленных американских граждан, которые либо живы, либо нет – непонятно? Поэтому Алекс тешил себя надеждой поменять ноутбук на билет домой. Единственное, чего он боялся, что ему скажут уничтожить данные после нахождения. Потому как даже в случае крайне маловероятного отсутствия части наработок у ЦРУшников, сейчас продолжать исследования в условиях абсолютного хаоса навряд ли кто-то будет заинтересован. Алекс не был дураком и прекрасно понимал, что в этом случае единственным возможным решением будет намёк на шантаж. Однако он ещё не придумал, как сделать так, чтобы ЦРУ возможность передачи Алексом данных русской разведке в случае отказа в эвакуации считало сторонним риском, а не ультиматумом. Потому как лоб в лоб сходиться с американской разведкой в планы Шилда не входило – можно было не то что в Америке, а даже здесь, в России, получить пулю в голову от конторских ликвидаторов. Ставить условия спецслужбам – последнее дело, на которое хотелось бы подписываться. Единственное, в чём Алекс был уверен, так это то, что ноутбук при любом раскладе станет его козырем в данной игре. Когда речь будет идти о выживании, именно физическом выживании, а не о каких-то привилегиях и выгодах, эти данные можно будет использовать для прикрытия своей задницы в условиях погибающего мира. Если американцы откажутся вывозить Шилда на Родину, то Алекс передаст наработки конкурентам из СВР, чего делать очень бы не хотелось, но жизнь дороже. И Шилд предполагал, что аналитики из ЦРУ просчитают и этот вариант. Да и потом, наверняка здесь есть какие-то незавершённые дела, а также документы и имущество к вывозу. Потому, готовясь к худшему, Алекс всё же надеялся при этом на максимально благоприятный исход событий. Как бы ни складывались обстоятельства, сидеть в квартире, дожидаясь лучших времён, в планы не входило. Хотя Шилд и успел набить едой холодильник и кухню недели на три вперёд – на всякий случай – он предполагал что-то делать в самое ближайшее время. При хорошем раскладе ноутбук будет на руках уже сегодня вечером, ну максимум завтра, потому как Вознесенскому, в сущности, деваться некуда – на квартире у родителей точно засветится, лишь бы эти трое ничего не запороли. При плохом раскладе, либо придётся за ноутбуком побегать, вопрос только – где и куда, либо прибиться временно к какой-то новой силе, нарождающейся в текущем хаосе. Поскольку особо опасаться контрразведки или представителей внутренних спецслужб не имело смысла, потому как все сейчас заняты либо спасением себя и своих семей, либо организацией экстренных мероприятий, Шилд решил для себя податься к военным. Но не регулярной армии, а какой-нибудь полугосударственной структуре. Причём примкнуть, по мере сил, полным составом, выдав себя за западного военного специалиста, прибывшего для обмена опытом, а своих бойцов можно будет выгодно пристроить как цельное готовое подразделение. Несколько паспортов на такие случаи имелись – и гражданина Сербии, чтобы можно было с большим доверием к собственной персоне работать в России, и гражданина Франции, которую в России традиционно обхаживали и не считали особой угрозой, и ещё пары дружественных европейских стран. Главное со всей пачкой сразу никому в руки не попасться. Но это уже дело техники. Шилд походил в раздумьях по квартире, затем отправился на кухню и нажал на кнопку кофеварки. Глядя на то, как чёрный кофе тонкой струйкой стекает в небольшую фарфоровую чашку, Алекс поймал себя на мысли, что скоро кофе закончится повсеместно, а больше его производить будет некому. А даже если будет кому производить, то вся международная логистика встанет окончательно со дня на день. И тотчас же пожалел, что купил так мало. Шилд вообще был фанатом хорошего зернового кофе, и только в виде эспрессо. Никакие другие варианты, в особенности жидкий и водянистый американо, он не признавал. Нацедил себе чёрный и густой напиток, залез в кухонный шкафчик, вытащил из его недр плитку горького бельгийского шоколада, и подошёл к окну, поставив чашку на широкий подоконник. Вечерний город был тих. Изредка по улицам проносились машины, а «скорых» и полиции практически не было. Не то что пару дней назад, когда чуть ли не вереницами ездили не переставая, с утра до ночи. Судя по меняющемуся виду за окном, дела в городе явно не шли в гору. По набережной промчалась колонна из нескольких «мерседесов», сопровождаемых чёрными микроавтобусами с мигалками. По всей видимости, кто-то из правительства под охраной ФСО. «Интересно, убегают или наоборот – едут работать и разгребать бардак?» – подумал Шилд, провожая взглядом кортеж. А ещё через пару минут в том же направлении по набережной промчались армейские «тигры» и два колёсных бронетранспортёра. «Тревожно как-то», – заключил Алекс и бросил взгляд на лежащий на столе пистолет в чёрной поясной кобуре. На столе завибрировал телефон. Алекс отхлебнул кофе из чашки, поставил её на подоконник и подошёл к столу. Судя по надписи на экране, звонил Дмитро Цуцуряк. «Хоть какие-то хорошие новости за день, – подумал Алекс, – нашли ноутбук наверняка». И, предвкушая позитивный отчёт, Шилд ответил на звонок. 27 апреля. Москва. Дмитро Цуцуряк. Возвращение в сознание отозвалось болью во всём теле. Страшно полыхало в груди, из лёгких во время дыхания со свистом выходил мокрый воздух. Казалось, что тело ударило скоростным поездом – ощущение было такое, будто грудная клетка сплющена в лепёшку. Рёбра были одним большим источником жжения, и при этом отбиты так, что половина груди не чувствовалась вообще. Цуцуряк пришёл в себя из-за недостатка кислорода и, открыв глаза, начал жадно втягивать в себя воздух большими глотками, словно спасшийся из воды человек, который за миг до этого чуть не утонул. Через несколько секунд плотной волной накатила головная боль – по всей видимости, падая на лестнице в бессознательном состоянии, Дмитро ударился затылком о стену. Руки поднял с трудом, ощупал голову. Так и есть – саднила рана на затылке. Еще одну обнаружил при ощупывании лица – кожа была ободрана на левой скуле. Последнее, что запомнил Дмитро, это грохнувший выстрел из обреза, ствол которого выпустил сноп пламени и мутное, почти незаметное глазу облако свинцовой дроби, прилетевшее в тонкий бронежилет Elmon Hybrid IIIA скрытого ношения, на который была к тому же накинута кожаная куртка. Цуцуряк был опытным бойцом, и пару раз уже получал пули в перестрелках. Один раз из автомата – прилетело во время конфликта в Сирии, но тогда спас хороший броник с разгрузкой, а второй – уже в России, и повезло меньше: пистолетная пуля угодила в бок, к счастью – не под прямым углом. Поэтому ранение оказалось нелетальным, но в больничке поваляться пришлось, и реабилитация заняла потом два месяца. С тех пор Дмитро никогда не пренебрегал бронёй, даже идя на кажущееся пустячным дело, и будучи на отдыхе в Греции пару лет назад, умудрился прикупить себе отличный лёгкий жилет Elmon третьего класса защиты, при этом весивший меньше двух килограммов. Лёжа на лестничной клетке со снопом свинцовых шариков, застрявших в многослойной композитной ткани, Цуцуряк похвалил себя за предусмотрительность, особенно в сравнении со своими двумя соратниками, уложенными друг на друга вдоль стены на лестнице перед ним. Из-под трупов уже успела натечь приличная лужа крови, ручейком сбежавшая вниз до пролёта, где находился Дмитро. Несмотря на то что дробь не пробила многослойную ткань, удар был такой силы, что у Дмитро до сих пор плыли круги перед глазами. Цуцуряк благодарил судьбу за то, что оставил покойным Сучкову и Арутюняну не пулевые или картечные патроны 8,3 мм, а всего лишь дробь. Попади из двенадцатого калибра пулей – всё, пиши пропало. Прошло бы навылет. Дмитро со стоном сел повыше из положения полулёжа и кое-как стащил с себя кожаную куртку, продырявленную как дуршлаг, затем расстегнул лямки бронежилета. «Вот же ж падла, а! Такую куртку запорол!» – подумал Цуцуряк, разглядывая лохмотья, оставшиеся от кожаной Colombo. Затем настал черёд бронежилета. Стащив с себя уже непригодный для дальнейшего использования жилет, Дмитро замер на миг, пытаясь отдышаться. Стало как-то легче, ничто больше не сковывало движения. Задрал футболку. «У-у-у-у-у… – разочарованно протянул он, глядя на чёрную гематому, разлившуюся по всей груди, – болеть будет долго. Надеюсь, хоть рёбра целы». Кривясь от боли, прощупал рёбра и убедился, что переломов нет, ну или по крайней мере явных, с торчащими в стороны костями. Хотя в том, что трещин тоже нет, поручиться не мог – тело страшно болело от каждого прикосновения. Теперь нужно быстро думать, что делать дальше. Стрелок мог в любую минуту выйти вновь на лестничную клетку и прикончить своего обидчика, тем более было за что. В том, что Вознесенский церемониться с выжившим не будет и скорее всего свернёт шею прямо здесь же, Цуцуряк не сомневался ни секунды. Он и сам поступил бы так с каждым, кто поднял бы руку на его родителей, поэтому прекрасно понимал перспективы встречи, особенно ввиду того, что оказать хоть какое-либо сопротивление не представлялось возможным в силу чисто физических причин. Дмитро очень пожалел, что не взял автоматы или помповик из микроавтобуса, но сейчас уже было поздно думать. Кто же мог предположить, что всё так по-идиотски обернётся. Цуцуряк подполз к лежащим на лестнице телам, пошарил по карманам, нашёл ключи от «Фольксвагена», выдохнул с облегчением. Если бы они остались в квартире – дело было бы совсем плохо. В таком состоянии не то что убежать – уйти трудно, и никакое оружие не поможет. Затем обратил внимание на наручные часы Арутюняна, хорошие дорогие Swatch в металлическом корпусе, стащил их с руки и также убрал в карман. Ощупал убитых, нашёл ещё бумажник, два мобильника, золотой перстень – покойный коллега-армянин очень любил, как и подобает армянам, всевозможные блестящие цацки – и забрал всё нужное себе, справедливо рассудив, что покойникам оно ни к чему, а ему вполне ещё послужит. У Сучкова в штанах нашлись несколько серебряных чайных ложечек и серебряный же портсигар, похожий на тот, который у него был, и который Цуцуряк приметил ещё в квартире и положил на него глаз, но не успел забрать в присутствии коллег. «Вот ты крыса…» – зло подумал он, глядя на тело Сучкова, и рассовал ценные вещи себе по карманам. – Ну, бывайте, хлопцы, – попрощался Цуцуряк с бывшими соратниками, и похлопал одного из них по ноге. В этот момент никаких эмоций к убитым он не испытывал – скорее даже наоборот, какую-то злую радость, что смог избавиться от откровенно недолюбливавших его членов команды. После чего медленно поднялся на ноги, и охая и матерясь, начал спускаться вниз по лестнице, держась за перила. На первом этаже по-прежнему было тихо, и по всей видимости, либо никто даже и не собирался выходить на выстрел, либо в подъезде никого из жильцов не было. По крайней мере, присутствия людей не ощущалось. Дмитро буквально вывалился из подъезда, чувствуя, что с каждым шагом ему всё сильнее плохеет, и еле-еле доковылял до машины. «Фольксваген» стоял в метре от серого «Шевроле», и Цуцуряк, злорадно ухмыльнувшись, достал из заднего кармана штанов небольшой складной нож, намереваясь порезать все четыре колеса так, что заклеить их будет невозможно, и тем самым обездвижить Вознесенского, заставив идти пешком и искать новый транспорт. За секунду до того как проколоть шину, Цуцуряк задумался и решил поступить иначе: он извлёк из кармана небольшой чёрный пластиковый футляр на защёлке и открыл крышку. На мягкой подложке лежал работающий персональный GPS-маячок, принадлежавший наёмнику лично, несколько отличный от спрятанного в сумке. Такие маячки ЧВК «Сильвер Хилл» выдавала каждому сотруднику для отслеживания их местонахождения, чтобы понимать, кто из бойцов где находится, и в случае опасности иметь возможность координировать действия наёмников неподалёку или оперативно реагировать при сборе эвакуационных команд в реальном времени. Дмитро справедливо рассудил, что лучше пусть Вознесенский будет на виду, потому как ноутбук всё равно нужно забирать, чем пропадёт в недрах умирающего города – с данными или без. Более того, если Вознесенский решит переложить компьютер и блокноты с записями в другую сумку, и первый передатчик окажется на помойке, то второй должен дублировать местонахождение уже до тех пор, пока у объекта в собственности будет исправный автомобиль. Потому как целью задания являются именно данные, а не человек, которому они попали в руки. А расквитаться за унижение и физическую боль… за этим дело не станет – дайте только возможность. Дмитро уже представлял, как перережет Вознесенскому горло. GPS-маячок был оснащён магнитной пластиной, поэтому Дмитро решил спрятать его под днищем машины, прикрепив к металлической неподвижной детали. Когда дело было сделано, Цуцуряк удовлетворённо вздохнул и забрался на кресло водителя стоявшего рядом микроавтобуса. Посмотрел на заднее сиденье, на котором лежало оружие в чехлах, затем взглянул на дверь подъезда. На секунду задумался, прикидывая шансы, понял, что лучше в таком состоянии ничего не предпринимать, и завёл мотор. Выезжая со двора, Дмитро достал мобильный телефон и набрал номер Алекса Шилда. – Добрый вечер, Алекс. Ну как сказать, добрый… – приветствовал Дмитро. – Вы достали ноутбук? Как всё прошло? – Судя по тональности, Шилд сгорал от нетерпения и ему было не до пустой болтовни. – Нет, не получилось. Всё прошло не по плану. Очень… непросто. – Что у вас стряслось? По порядку, – настроение Алекса явно сменилось на диаметрально противоположное за секунду. – В общем, ноутбук мы нашли. Я как раз пошёл в машину, пока Сучков и Арутюнян караулили Вознесенского и его родителей на квартире, – Дмитро решил не говорить, что родителей Вознесенского убили почти сразу. Ни к чему. Алекс такие вещи очень не любил. – Ну, в общем, из машины я сумку достал. Поднимаюсь наверх, а этот выходит и как шарахнет мне из обреза дробью. К счастью, бронежилет был надет. Однако у меня гематома, и возможно трещины в рёбрах. Боюсь, что я как минимум дней на несколько выбываю из команды и буду совершенно не мобилен. Нужно отлежаться. – Да мне плевать на твоё состояние! – Разозлился Шилд и чуть было не начал орать в трубку. – Ноутбук где? И эти придурки? – Короче, в меня выстрелили, я отрубился от удара и болевого. Или от удара головой – точно не знаю. Не могу сказать. Когда очухался – ноутбука не было, Сучкова и Арутюняна ваш клиент завалил на хате и выкинул на лестницу. Он по-прежнему на квартире сейчас, но я ничего сделать не могу – еле ноги передвигаю, сил нет, в глазах темнеет… – Бараны, вашу мать. Доверил дело идиотам. Как можно было втроём так обосраться? – Алекс был в бешенстве. – Я не знаю. Я внизу был. Сумка у меня на руках оказалась. Не мог предположить даже, что Сучков и Арутюнян там не справятся, потому и не смог… – Я вам, придуркам, оружие выделил? Куда вы его дели? Вроде профессионалы, но как так можно было? – Недоумевал Шилд, будто разговаривая сам с собой и пытаясь понять, как можно было допустить столь нелепую ошибку. – Обрез я Арутюняну оставил. Другие стволы брать не стали изначально, чтобы не светиться лишний раз на улице. Это Арутюнян всё запорол, я-то со своей стороны сработал как надо. – Ты командир звена. И это твой косяк! Я с тебя спрошу ещё, можешь не сомневаться. Теперь мухой ко мне. А я буду пока собирать команду, всех в ружьё. Кому тебя причислить в подчинение – решим позднее. – Командир, я тут ещё кое-что продумал. GPS-маячок мой личный к машине Вознесенского подцепил. И один, который вы мне поручили, в сумку успел сунуть. Можно его местоположение отслеживать. Думаю, если не завтра, так в ближайшие дни найдём его и накроем, и сумку заодно отожмём. – Вот это толково. Молодец, это совершенно меняет дело, – обрадовался Шилд, – в общем, жду тебя у себя в течение часа. Давай пошустрее. Дмитро отключился. Довольный собой и абсолютно уверенный в успешном разрешении дела в ближайшие пару дней, он достал из бардачка початую бутылку виски и хорошо приложился к ней. Скривившись от жжения в разбитой губе, Дмитро всё же проглотил граммов пятьдесят и шумно выдохнул. Дистиллят горящим комком ринулся вниз по пищеводу, и в животе приятно потеплело, а боль в грудной клетке начала медленно отступать. Цуцуряк надавил на педаль газа и помчался по пустым и пока ещё освещённым улицам города на встречу к шефу. 28 апреля. Москва. Андрей Орлов. Андрей проснулся ранним утром от тёплых лучей солнца, пробивавшихся в комнату через окно, выходившее на восток. Вечером он забыл задёрнуть тяжёлую штору и сейчас лежал в кровати, щурясь от света. Будильник на прикроватной тумбочке показывал шесть утра. Поворочавшись в кровати, Андрей понял, что сон отступил окончательно, и чтобы зря не тратить время, встал, надел на ноги тапочки и побрёл в ванную комнату, чтобы помыться и почистить зубы. Сегодня предстояло в течение дня решить вопрос с транспортом и, наконец, что-то придумать в плане дальнейших шагов. Будучи представителями творческой интеллигенции, Андрей и Наталья понятия не имели, как им дальше устраиваться вне города, что делать и как быть. Тлеющая надежда на государственные власти, которые возьмут, наконец, наведение порядка в городе в свои руки, угасала с каждым часом. В сухом остатке получалось, что семья с двумя детьми, не обладающая никакими прикладными навыками, не имеющая транспорта и достаточного количества пропитания, была никому не нужна. Орлов весь вчерашний день пролежал в кровати дома, попросив родных его не трогать. До сих пор болели ушибы, полученные им в результате стычки с незнакомцем, угнавшим единственную машину, а ещё накатывала ужасная депрессия от осознания того факта, что он не смог защитить свою семью, имущество, и судя по всему, и дальше не сможет. Проведя день в думах о том, что делать дальше, а также листая ежеминутно меняющиеся новости в интернете и отсматривая десятки роликов на видеохостингах со всех уголков мира, Андрей приходил к однозначному выводу, что он, рыхлый, обрюзгший, абсолютно растерявший физическую форму во время сидячей работы, был кандидатом на выбывание. О себе он, конечно, беспокоился, но ещё больше его заботила судьба семьи. Что может в текущих условиях женщина с двумя подростками? Не-ет, умирать в его планы точно не входило. Другой вопрос, что кроме отъезда далеко за город пока иного плана не было. Ну приедешь ты в глухомань к родственникам, сядешь им на шею четверыми едоками дополнительно – а ведь они к такому навряд ли готовы. Что дальше? Вернуться к первобытному строю, начать сажать репу? Это тупиковый путь развития, – думал Андрей. Других, однако, идей не было. Вчера что-то говорили по радио про пункты временного размещения, может сегодня что-то прояснится. Хорошо, что военные хоть что-то делают, раз другие молчат… Посмотрев в телефон, Андрей с удивлением обнаружил, что связь прыгает, от одной-двух «полосок» до нуля, когда даже экстренный звонок на короткий номер сделать невозможно. Это совсем не радовало – ни с кем, считай, не свяжешься в случае необходимости. Выходит, операторы сотовой связи были на финишной прямой перед тем как полностью прекратить работу. Проверил мессенджеры. Ни один не работал. Половина приложений перестала функционировать либо откровенно тормозила. Радовало, что хотя бы интернет работал. Вопрос лишь – надолго ли? Открыв на телефоне почту, Андрей увидел несколько писем – в основном, информационные рассылки от государственных ведомств с просьбами не выходить на улицы, одно было от работодателя, извещавшее о том, что компания закрывается на неопределённый срок, а ещё одно – от приятеля, застрявшего в командировке в Новом Уренгое, озаглавленное фразой «Что происходит?», написанной большими буквами. Приятель писал, что не может дозвониться, что в городе, где он находится, непонятно что происходит: везде войска, по улицам носятся автомобили скорой помощи, закрыт аэропорт, на въездах и выездах из города стоят блокпосты. Спрашивал, это то же, что и в Москве, или нет? Сетовал на то, что промышленные предприятия в городе встали, и вроде как по сообщениям от других его знакомых, даже в городах, где было более-менее спокойно, тоже встала промышленность. Причина была проста и логична: три четверти всех производственных предприятий в стране по большей части кормились с заказов из Московской агломерации и Ленинградской области, а некоторые буквально жили с этих заказов. Когда в Москве и Питере, а также окружающих густонаселённых регионах полыхнуло, оказалось, что сбывать продукцию региональных предприятий стало некому и некуда, остановились финансовые входящие и исходящие потоки, потому как стремительно погибали два крупнейших рынка сбыта в стране. И по всему выходило, что даже в тех городах, где, теоретически, в силу удалённости от центров или при плохо развитых транспортных потоках эпидемиологическая ситуация останется нормальной, грядёт очень жёсткий экономический кризис. А точнее даже – не кризис, а полное падение экономики. Помимо этого, встанет логистика. А следовательно, города в зоне рискового земледелия начнут страдать от голода. Как и куда будут выбираться сотни тысяч людей по всей стране – остаётся загадкой. Север без завозных продуктов; Центр, Урал и Сибирь – во власти заражённых, на югах увеличится плотность населения, соответственно – и эпидемиологическая ситуация ухудшится, и начнётся конкурентная борьба за пригодные для жизни земли. Да и потом, когда на югах, где традиционно наблюдаются проблемы с чистой питьевой водой, встанут электростанции и очистные сооружения, по нескольким областям метлой пройдут холера, брюшной тиф, дезинтерия, ротовирус, сальмонеллёз, гепатит и множество других, не менее интересных заболеваний, включая даже конъюнктивит и кожные болячки. Куда ни кинь – везде назревает гуманитарная катастрофа. Будущее туманно и мрачно одновременно – это когда ты сидишь и не понимаешь, будет плохо или очень плохо. Коротким письмом в две строки Андрей написал, что в Москве всё очень сложно и что он боится выйти из квартиры лишний раз, а ещё что начали падать связь и приложения, хотя интернет пока держится. Но рекомендовать ничего не стал, потому как сам толком не владел информацией и не понимал – нужно бежать из северных городов или, наоборот, ехать в северные города. Были только догадки и предположения. Накануне Орлов, лёжа в мрачно-депрессивном состоянии в своей комнате на кровати, в течение нескольких часов просматривал ролики на видеохостингах, загруженные пользователями из разных стран. Что происходило на другом конце земного шара, в странах третьего мира – в Азии, Африке, Южной Америке – Андрея не особо интересовало. Его внимание было приковано, в основном, к Европе и США. Европе – потому что близко, и Андрей тешил себя надеждой как-то туда добраться, а США – потому что, если там всё плохо, то можно считать, что и во всём мире всё плохо, потому как именно по состоянию в стране номер один, как предполагал Орлов, можно судить о перспективах всего мира. По обрывочным сведениям, правда, он также понял, что густонаселённый Китай, даже имея сильную армию и развитый аппарат МВД, абсолютно не справился со стремительно растущим количеством заражённых, и многомиллионные города в данный момент стремительно погибали, возможно даже быстрее, чем огромная Москва. Что же касается Европы – то там всё было очень и очень плохо. Расслабленная и малочисленная полиция на территории Евросоюза с почти полумиллиардным населением, очень скученным и практически невооружённым, абсолютно не справлялась с беспорядками. Медицина, которая в центральной и южной Европе хромала в принципе, даже в мирное время, спасовала в первые же дни: скорые не ездили на вызовы, больницы были практически парализованы по соображениям безопасности, неподготовленная к стрессовым событиям европейская система реагирования на чрезвычайные ситуации почти не предпринимала каких-либо внятных шагов по жизнеобеспечению как в крупных, так и в малых городах. Об этом Андрей прочитал в ряде независимых изданий, а также насмотрелся различных роликов, в которых были запечатлены толпы заражённых, нападающих на граждан в домах, автомобилях, на улицах. Активизировались уличные банды мигрантов из арабских и негритянских стран, горели машины, фиксировались повсеместные столкновения с белым населением. Толерантное, аморфное, бесхарактерное белое общество, разжиженное либеральной идеологией, почти не пыталось давать отпор, и больше было похоже на запуганное травоядное животное, сложившее лапки перед неминуемой смертью. Единственной серьёзной силой стал небольшой процент европейских националистов и представителей консервативной части общества, но повлиять на ситуацию кардинально они явно не могли. Ряд изданий обращал внимание читателя на участившиеся случаи немотивированного насилия по отношению к белому населению, групповых изнасилований, убийств, разбоев. Европейские неангажированные журналисты прямо призывали не выходить из дома и постараться объединиться в группы с соседями по территориальному признаку. Либеральные же издания, несмотря на творящийся вокруг хаос, упорно делали вид, что вовсе и нет буйств цветного населения и даже пытались переводить стрелки на страны вне территории ЕС, виня в проблемах простых европейских обывателей то русских, то китайцев, то ещё кого-то. В чём окончательно убедился Орлов – так это в том, что в Европу ехать нельзя, потому как там если и не хуже обстоят дела, то не лучше точно. Это вызвало ломку шаблонов у достаточно либерального и проевропейски настроенного Андрея, который был на все сто уверен, что уж там-то, на Западе, порядка и контроля будет намного больше, чем в родной стране. В Соединённых Штатах ситуация была лучше, но ненамного: судя по статьям и видеорепортажам в целом ряде американских изданий, Нью-Йорк был практически уничтожен заражёнными, как говорилось – по причине отсутствия дорогой медицинской страховки у значительной части населения. Люди, покусанные инфицированными, не обращались в медицинские учреждения, где их могли бы как минимум изолировать от общества, а продолжали ходить на работу или отлёживаться дома. Что в конечном счёте помешало государственным органам провести своевременный учёт и контроль за обращениями граждан. А это, в свою очередь, снизило порог оценки опасности. И так по цепочке многомиллионный густонаселённый город всего за несколько дней превратился в рассадник заражённых. Неплохо обстояли дела в Вашингтоне, по крайней мере, так рассказывали в местных новостях. Правительство направило туда подразделения национальной гвардии и морской пехоты, всеми силами стараясь защитить столицу, чтобы не потерять рычаги управления в гибнущей стране. В штатах, где были сильны позиции демократического правительства, а следовательно – и цветного населения, также возникли массовые беспорядки в городах со значительной долей представителей нацменьшинств, в ряде городов из-за массового мародёрства, разбойных нападений, убийств и изнасилований была практически свёрнута торговля, резерв армии совместно с полицией пытались восстановить порядок, но получалось плохо. Где было относительно спокойно, в сравнении с хаосом, творящимся по всему миру, так это в республиканских штатах, традиционно очень хорошо вооружённых. Больше всего видеорепортажей было оттуда – но в основном, на тему общей ситуации в стране, укрепления обороны внутри штатов, различных мероприятий и так далее. Оно было логично и понятно: когда вокруг всё относительно тихо и по улице за тобой не бегают толпы бешеных или негры с ножами и пистолетами, то можно и ролики поснимать, ничто особенно не отвлекает. Однако, как утверждали представители власти в этих штатах в своих видеообращениях, уже сейчас наблюдался массовый исход населения из соседних регионов. Что привело к вооружённым столкновениям на границах, началу нарождающейся гуманитарной катастрофы, резкому удорожанию в разы продуктов питания и топлива, исчезновению с прилавков магазинов и аптек целого ряда значимых товаров. Сверхвысокая концентрация населения с миллионами беженцев на территориях, абсолютно к этому неподготовленных, должна сыграть, по мнению аналитиков, с этими штатами злую шутку: здесь не только начнутся голодные бунты и социальные волнения, но и из-за скученности населения в ближайшей перспективе обязательно полыхнёт эпидемия. Отфильтровать людей на границах оказалось уже невозможно из-за условности этих границ и огромных толп беженцев, прибывающих на машинах и пешком. Так что благополучный исход первых нескольких дней обещает перерасти в ещё большую проблему в дни последующие. И если с точки зрения размещения людей, пусть даже временно, проблем нет, то продовольственный вопрос резко становится наиболее актуальным: высокотехнологичный и автоматизированный аграрный сектор в ближайшей перспективе лишится достаточного количества топлива, удобрений, электричества. Единственное, на что всерьёз надеялось местное правительство, так это на то, что со временем удастся отстрелять большую часть заражённых, или те сами передохнут с голоду или в процессе протекания болезни. Но поскольку мутировавший вирус практически не изучен, трудно было прогнозировать какие-либо сроки. Обычный вирус бешенства у человека мог длиться до года, а за сколько времени этот сведёт в могилу всех, кто сейчас бросается на живых? Пробежав по нескольким десяткам новостных каналов на видеохостингах, Андрей также выяснил, что ряд стран, преимущественно закрытых, практически не пострадали от новой эпидемии. В основном, это были развивающиеся страны третьего мира, то есть стать новым центром силы у них просто не было возможности, но жизни своих сограждан сохранить удалось. А вот в перенаселённых странах случилась катастрофа. Бангладеш, Сингапур, Бахрейн, Южная Корея, и ряд других были практически полностью стёрты с лица земли. Однако даже о мысли улететь куда-нибудь, где безопасно, не было и речи. Во-первых, новые рты никому не нужны, поэтому в более-менее живых странах и городах следовало ожидать закрытые границы, санитарные кордоны, и в лучшем случае будут пропускать либо ценных специалистов, либо молодых женщин детородного возраста с маленькими детьми и без, но уж точно не всех подряд. А во-вторых, даже если и есть где-то места, где спасающихся беженцев примут с распростёртыми объятиями, то пассажирское авиа- и железнодорожное сообщение были полностью прекращены по всему миру. Ряд аэропортов действительно работал в аварийном режиме, как говорили в новостях и блогах, но для военно-транспортной авиации и эвакуационных мероприятий для членов правительств и их семей. О том, чтобы просто так прийти, купить билет и улететь хоть куда-нибудь, даже не шло и речи. А если бы это было возможно технически, то отдашь всё что у тебя есть, и ещё и не хватит. Дороги в этом мире открыты только для богатых, и то не всегда – это Андрей к своим сорока с небольшим годам уяснил чётко. От затянувшейся прокрастинации и тяжёлых мыслей Андрея отвлекла супруга. Наталья появилась на пороге, встревоженная, держа в руках телефон. – Что случилось? Кто звонил? – спросил Андрей. – Да с Машкой только что говорила… у неё мужа в подъезде покусали, он в дверь ломится теперь, похоже стал одним из этих, – Наталье было страшно, голос дрожал, на глазах выступили слёзы, – а у неё двое детей, понимаешь? Потом связь прервалась. Мобильники скоро вообще ловить перестанут, похоже. – Ну, дверь-то он вряд ли сломает, человеку без специального оборудования это не под силу, – предположил Андрей, но сам крепко задумался – что бы он стал делать в подобной ситуации. Быстро пришёл к выводу, что без оружия или поддержки со стороны вполне можно оказаться в смертельной ловушке без выхода. Вспомнив, что в диване лежит двуствольное ружьё, Андрей достал его, осмотрел, удовлетворённо кивнул. Там же, в ящике дивана, в пакете лежали патроны к нему. Мало, но лучше чем ничего. – Но ей помочь некому, и попросить некого, звонила в полицию – там трубку не берут… – тем временем сокрушалась Наталья. – Ты мне предлагаешь туда съездить через половину города? И на чём? – Разозлился Андрей. Наталья ничего не ответила и ушла в слезах. Сколько таких баб с детьми останется запертыми в ловушках в городе? Всем не поможешь. Хотя Орлову также было не по себе от осознания этой трагедии. Андрей походил по комнате из стороны в сторону с ружьём, пару раз приложил его к плечу, прицелился, затем переломил ствол, закрыл, и отложил в сторону. Навыков стрельбы практически нет – так, несколько раз в жизни для развлечения пострелял из ружья и пневматички, и всё. С другой стороны, – успокаивал себя Андрей, – не на войну идти, а шарахнуть в упор где-нибудь в подъезде пару раз, да до машины добежать – вполне хватит.