Вознесенский был рад, что ему попались адекватные попутчики, был рад оказаться полезным и помочь пострадавшей семье. Если повезёт – через час они все окажутся в Подмосковье. А Дмитрию наконец удастся встретиться с подполковником Николаевым и передать ему данные, содержащиеся в ноутбуке, сумка с которым лежала под передним сиденьем и ждала своего часа. Во время поездки удалось побеседовать с парнем. Его сын-подросток молчал и просто глядел в окно всю дорогу. Видимо, не мог прийти в себя после перенесённого стресса. Малыш, его младший брат, быстро уснул на руках у мамы, которая тоже пыталась подремать. Отец семейства был вполне настроен на разговор, и выяснилось, что он врач-хирург в одной из московских больниц на востоке города, и что когда всё началось – к нему в отделение челюстно-лицевой хирургии стали активно поступать изувеченные граждане, многие из которых находились либо при смерти, либо в совершенно неадекватном состоянии. И привозили их фельдшеры уже привязанными к каталкам, потому как на сотрудников скорой помощи стали часто нападать на выездах. А когда стало понятно, что происходит, попутчик Вознесенского просто ушёл из больницы, справедливо рассудив, что семья важнее. Геройствовать не стал. Погибать на рабочем месте, оставляя в беззащитном состоянии жену и детей, в его планы не входило. Тогда же и произошла трагедия с его родителями. Вознесенский был абсолютно уверен, что врача-хирурга уж точно примут в любом пункте сбора беженцев или воинской части с распростёртыми объятиями, поэтому за судьбу своих пассажиров не переживал. Главное – выбрались. Автомобиль достаточно быстро добрался до МКАД, немного попетляв, чтобы объехать проблемные места – на нескольких улицах были заторы из брошенных автомобилей. А в одном месте прямо посреди спального района даже стоял сожжённый армейский «Урал» и валялись несколько обугленных тел в военной форме. Затем Вознесенский подъехал к развязке, повернул на юг, и помчался по пустому МКАДу до разворота на вылетную магистраль в Подмосковье. Видел несколько гражданских автомобилей, двигавшихся колонной в противоположном направлении. Машины были полны людей и груза, торчавшего из открытых багажников или с крыш, привязанные верёвками. Видимо, несколько семей куда-то выбирались совместно, решив для безопасности сбиться в кучу. Со МКАДа, проложенного на небольшой возвышенности, были видны десятки многоэтажек, над которыми клубилось серое марево – над городом поднимался дым от многочисленных пожарищ. Где-то далеко в самое небо уходили несколько столбов чёрного и едкого дыма, будто кто-то жёг покрышки. Или полыхали склады, магазины и автомобили. На подъезде к развязке, ведущей на нужную магистраль Подмосковья, пассажиры машины с удивлением заметили большое скопление гражданских автомобилей. Десятки легковых и грузовых машины стояли в хвосте длинной пробки. Но людей в них не было. Дмитрий не стал подъезжать близко. Развернулся, проехал около пятисот метров назад против движения и выскочил на встречку через технологический проезд между линиями бетонных отбойников. Затем поехал по встречной полосе, объезжая скопление машин. Он сам и его пассажиры с удивлением разглядывали собравшийся на МКАДе хвост. Видимо, здесь что-то произошло такое, что заставило людей бросить транспорт. А чуть позже стало ясно, что именно произошло: на боку лежал сгоревший бензовоз, из которого ещё при опрокидывании разлилось топливо, и пожар охватил два десятка машин, уничтожив всех, кто находился в салонах. Куча сожжённых практически до состояния угля тел виднелись в выкрученных от температуры остовах автомобилей. Те же, кто был сзади пробки – по всей видимости, спасаться бегством начали до того, как стоявшие машины в хвосте начали разворачиваться, чтобы уехать из этого места. По косвенным признакам удалось понять, что здесь не просто произошла авария, но была ещё бойня, устроенная заражёнными. – Господи, какой кошмар! Столько людей… – еле слышно прошептала сидевшая на заднем сидении женщина. Похоже, она до сих пор не могла принять то, что происходило вокруг. – Да уж… нам повезло больше, чем им, – согласился её муж, также разглядывая то, что осталось от автомобилей. Судя по всему, трагедия произошла ещё пару дней назад, во время массового исхода из города, потому как с тех пор такого интенсивного движения в умирающей Москве не было. Вознесенский вернулся в свою полосу через другой технологический проезд чуть дальше, а уже через пару минут серый внедорожник, съехав со МКАД на вылетную магистраль, мчался в сторону аэродрома Жуковский, находящегося на юго-востоке от Москвы. Ехать пришлось через плотную пригородную застройку по узкой дороге, и пассажиры машины не на шутку волновались, боясь угодить в нечто подобное тому, что они видели ранее, потому как развернуться быстро здесь бы точно не удалось. Но всё обошлось: машина проехала мимо абсолютно вымерших домов, стоявших возле дороги, а те немногие люди из числа заражённых, что бродили неподалёку от проезжей части, среагировать не успевали и быстро оставались позади. И спустя некоторое время внедорожник выехал на открытое пространство перед аэропортом. Везде возле дороги стояли указатели на въезд на территорию. Начали попадаться военные автомобили с людьми, бронетехника. Спустя пару минут «Тахо» остановился перед блокпостом, развёрнутым на перекрёстке. Военный с автоматом и в бронежилете и каске рукой показал, что нужно встать возле узкого проезда на проезжей части, на три четверти перекрытой витой колючей проволокой. Пока военный шёл к машине, с прилегающей дороги в сторону Жуковского проехали БРДМ, «Тигр» с солдатами, за ними – несколько тентованных армейских грузовиков, в кузове которых сидели гражданские, а также около десятка автобусов из Москвы, также забитых людьми. Замыкали колонну БТР и два УАЗа. Похоже, что военные в результате рейда в город вывозили оттуда уцелевших. Это радовало, потому как подобная акция создавала впечатление, что ещё где-то оставалась власть, пусть и не централизованная. Но по крайней мере ответственные люди, планировавшие вывоз гражданского населения, всё спланировали как надо. Стоявший на КПП солдат проводил взглядом колонну, затем подошёл к внедорожнику. – Добрый день, – приветствовал он пассажиров «Шевроле», – вы на территорию, я полагаю? – Совершенно верно. Привёз гражданских, и у меня ещё дела есть, встреча запланирована, – кивнул Вознесенский. Боец внимательно осмотрел каждого пассажира в салоне, затем спросил: – Укушенные, раненые, контактировавшие с больными есть? – Нет, все целы, никто не ранен. – Хорошо. Сейчас направо, въезд по одному, через санитарную зону. Машину на стоянку, затем на КПП. Пройдёте осмотр врача, далее вам скажут, куда идти. Вознесенский кивнул, и внедорожник, плавно тронувшись, проехал через сужение на блокпосту и повернул в сторону въезда на территорию. За бетонными воротами стояли несколько бойцов, вооружённых автоматами. А чуть поодаль – два «Тигра» с пулемётами и два БТР. Возле брони и в машинах также дежурили люди. Дмитрий медленно проехал мимо них, затем пристроился в хвост колонны, прибывшей из Москвы, и остановился. Проезжать через КПП пришлось довольно долго. Гражданских прибыло несколько десятков, и их пропускали на территорию только после визуального осмотра и предоставления документов для внесения в базу данных. Когда подошла очередь, Вознесенский подъехал к площадке с нанесённой на асфальт жирной красной линией и остановился перед ней. Слева, за бетонным блоком, стоял раскладной стол, за которым сидел лейтенант с ноутбуком и что-то печатал. Со стороны водительской двери подошёл ещё один боец с автоматом, высокий раскосый парень, по виду бурят, и, поздоровавшись, попросил любые имеющиеся на руках документы для подтверждения личности. У Вознесенского был с собой паспорт и водительские права, а его спутники документы вынести из квартиры не успели, о чём сообщили бойцу. Тот переписал со слов паспортные данные, затем отнёс бумажку коллеге за компьютером и вновь вернулся к машине. – Сержант, надолго эта канитель? – спросил Вознесенский. – Не, – покачал головой бурят, – по базе проверят твоих попутчиков. Если не в розыске, данные бьются – через пару минут поедете. Через несколько минут машину пропустили. Сержант показал, где поставить автомобиль, и Дмитрий направил внедорожник на парковку. Затем все вышли из машины. Попутчики ещё раз поблагодарили Вознесенского за неоценимую помощь и направились к зоне фильтрации, а Дмитрий подошёл к стоявшим неподалёку офицерам. – День добрый, – поприветствовал он военнослужащих, – я здесь по делу государственной важности. Где ваш командир? Он должен быть предупреждён. Я от подполковника Николаева, служба внешней разведки. – Внешней, говоришь? Ну, если внешней, то тебе туда, – старлей указал в сторону административного здания на территории аэропорта, – дойдёшь до коричневой двери на торце здания, там спросишь, – после чего отвернулся, потеряв к собеседнику всякий интерес. Вознесенский побрёл в указанном направлении. Через пять минут он вошёл в здание штаба лагеря для беженцев и, поднявшись на второй этаж, постучался в деревянную дверь. Затем вошёл в кабинет. В помещении в углу сидел молодой лейтенант и что-то печатал на компьютере. А чуть поодаль стоял стол, за которым сидел крепкого телосложения коротко стриженый полковник со слегка отёкшим лицом и с кем-то говорил по спутниковому телефону. Полковник жестом попросил посетителя сесть и подождать, и Вознесенский тут же уселся на стул возле стены. Лейтенант, ничего не спрашивая, бросил мимолётный взгляд на посетителя и продолжил заниматься своими делами. Полковник закончил разговор через минуту, положил телефон и посмотрел на посетителя. – По какому вопросу? – спросил он, всем своим видом показывая, что долго разговаривать не намерен. – Я от подполковника Николаева, служба внешней разведки. Точнее… я здесь должен с ним встретиться, – сказал Вознесенский, и полковник кивнул. – Да, тогда ясно. Вы Дмитрий, я полагаю? Вознесенский? – Так точно. – Он предупредил меня. Попросил в случае вашего приезда с ним связаться. Время для связи – двадцать часов, ноль минут. Так что можете располагаться и ждать. Выделим вам отдельное помещение на первом этаже в нашем здании, чтобы потом по всему лагерю не искать. Останетесь на ночь здесь же. Есть все удобства. Переночуете, а потом как Николаев приедет – решите, как и что дальше. Ужин с восемнадцати, сначала едят офицеры, идите вместе с ними, вам лейтенант Соколов покажет. Слышал, лейтенант? Летёха поднял голову, подтвердил, затем вновь погрузился в работу. – Благодарю, товарищ полковник. Тогда до завтра, далее с Николаевым и уеду. – Это как знаете. Пока гражданским предоставляем места. – А много у вас тут гражданских? – Семь тысяч. Всего мест – на десять тысяч. Это чтобы с лёжкой и кормёжкой. Так-то территория позволяет больше принять, намного. Но – матобеспечение и логистика при малом количестве людей – та ещё история, сами понимаете. Материальных ресурсов рассчитано до конца июня, далее люди должны как-то сами решить, что делать. Сейчас организовываются городки, часть беженцев туда переселим – но только тех, кто будет там полезным и обладает определёнными навыками. – А остальных? – Ну, остальных пристроим куда-нибудь, сейчас думаем как раз над этим. Пока пытаемся понять, что дальше будет. Государство-то всё, того… – И что же, никаких вестей от президента? – Удивился Вознесенский. – От президента? – Полковник рассмеялся, – мы не знаем даже, чем министр обороны занимается. И чрезвычайных ситуаций. Какой там президент… у нас вся верхушка либо по бункерам, либо на тёплые острова улетела. Сами крутимся, как можем. Есть штаб оперативный, но чем там всё закончится в итоге – вообще непонятно. Знаю только одно: такую прорву голодных ртов просто так кормить не будем. Нет ни возможности, ни желания, если честно. Что сможем – сделаем, что не сможем… то не сможем. Сейчас пока смотрим, кто в городе живой, и как будет ситуация развиваться. – Понятно. А вот ещё вопрос… у вас никаким оружием разжиться нельзя? Стрелковое у меня кое-какое есть, мне бы гранатомёт… и гранат пару… – Ага, и танк подогнать. Нет, нельзя разжиться. Никак. Ни на шару, ни на обмен. – А где взять? Поменял бы на что-нибудь… – Вознесенский в этот момент думал, что бы такого можно было против техники найти. Потому как если за спиной непонятные люди с оружием, которые его ищут – то этих людей надо как-то эффективно убрать. И нужно что-то большее, чем пара пистолетов-пулемётов с небольшим количеством патронов. – Не, не знаю где. Говорят, что на территории бывшей Бабаевской фабрики какие-то мутные люди околачиваются, вроде как из местных ОПГ собранные. Там что-то типа меновой торговли организовали. Причём вроде как и оружие есть, и машины, и информацией приторговывают. Но точнее не скажу, и всё на твой страх и риск, сам понимаешь. Мы туда не ездим, у нас задачи другие. – Ну что же, товарищ полковник. Спасибо за информацию. Где разместиться можно, в итоге? – Дмитрий очень устал за последние дни, и сейчас хотел лишь одного: хорошенько выспаться. И очень надеялся, что уже завтра вопрос с передачей данных разрешится, и можно будет выпросить у Николаева обещанное, а если повезёт – то и сесть на хвост разведчикам. Потому как лучших перспектив пока не было. 30 апреля. Аэропорт Жуковский, Московская область. Дмитрий Вознесенский. Беспорядочная автоматная стрельба раздалась уже ближе к утру. Количество голосящих на всю округу стволов увеличивалось с каждой секундой. В паре сотен метров, как раз возле палаточного городка и здания аэровокзала, огороженных временным забором из сетки-рабицы, шёл ожесточённый бой. К автоматному треску быстро подключились пулемёты с их низким и гулким басом. Дмитрий, разбуженный в своей одноместной каморке шумом стрельбы, не сразу понял, что происходит. Спросонья и в состоянии полусознания-полусна он сначала решил, что ему это только снится. Но когда где-то совсем рядом заговорил крупнокалиберный пулемёт на башне БТРа, а стену помещения озарили вспышки, Вознесенский моментально пришёл в чувства. Рефлекторно чуть не выпрыгнул с раскладушки во весь рост, но потом тут же пригнулся, опасаясь попадания шальной пули и абсолютно не понимая, из-за чего идёт пальба. В голове лихорадочно закрутились мысли – и про ноутбук и оружие, припрятанные в машине, и про непонятных преследователей, с которыми пришлось столкнуться накануне, и про то, что в помещении довольно холодно и надо бы одеться, чтобы не простыть. Дмитрий, стараясь не мелькать перед окном, быстро оделся, схватил личные вещи, и выскочил в коридор, где столкнулся нос к носу с лейтенантом Соколовым. Судя по его виду, он тоже был разбужен стрельбой несколько минут назад. Лейтенант, правда, имел при себе АК-74М и несколько магазинов в подсумках на поясе, а Вознесенский был безоружен. – Что случилось? – Спросил Дмитрий. Соколов махнул рукой в сторону лагеря для беженцев и скороговоркой ответил: – Вспышка эпидемии, подробностей не знаю. Мой тебе совет: сваливай отсюда прямо сейчас. Потом возможности не будет. Вознесенский кивнул и побежал вслед за лейтенантом на выход. Соколов, выскочив из двери, устремился к своим сослуживцам, стрелявшим куда-то в темноту со стороны блокпоста, а Дмитрий рванул в противоположную сторону, к парковке, где в этот момент стояли ещё два БТР и была развёрнута станция связи. Полковника нигде не было видно. Вознесенский добежал до солдат у брони, державших оборону при въезде на территорию аэропорта. –…случилась вспышка эпидемии ночью в лагере! Заражённые напали на гражданских. Вирус распространяется всё быстрее! У нас мало людей для сдерживания. Жду приказ, – радист будто пытался перекричать шум стрельбы. Рядом стоял ещё один офицер, но уже явно отдавал команды своим бойцам на территории: – Всем отойти к первому КПП! У кого есть броня – грузись внутрь! При отходе прикрывать выезд, гражданских не выпускать! Вознесенский, наконец, увидел полковника. Тот отдавал приказы группе бойцов, стоявших вкруг возле техники. Заметив Дмитрия, полковник подозвал его к себе. – Срочно в машину и уезжайте отсюда. С Николаевым я связался пару минут назад, сказал чтобы он не ехал сюда ни в коем случае. Вам нужно бежать, шанса больше не будет. – Понял вас. Что с лагерем? Я сюда семью с двумя детьми привез вчера днём… – Там вспышка, пытаемся сдержать заражённых, но дела плохи, по всей видимости. Почему их там столько, и так быстро обратившихся – не знаю, но что-то не доглядели днём. Возможно, произошло массовое заражение через еду или ещё что-то. Но вы бегите, боюсь, что без вариантов. Всё, удачи, – полковник повернулся к своим бойцам, показывая, что больше нет возможности тратить время на одного человека. Вознесенский подбежал к радисту, чтобы послушать, что говорят. – …нет, мы отходим. Здание аэровокзала, склады с ангарами и палаточный лагерь необходимо уничтожить, у нас семь тысяч человек, и мы рискуем получить семь тысяч инфицированных, которые разбегутся по округе. Запрашиваю удар термобарическими боеприпасами по площади. Здания отработайте «Градами». Передаю координаты. «Писец», – подумал Дмитрий, – «сейчас шарахнут «Буратинами», и всё, хана… кто не сбежал – у того нет шансов». Взглянул на лагерь, в нескольких местах над которым уже поднимались столбы сизого дыма, хорошо заметные в предрассветной темноте. Шла стрельба, на территории метались люди, кричали испуганные женщины и дети. В толпах людей происходили какие-то хаотические движения, кто-то на кого-то нападал, некоторые люди пытались перелезть через забор, но по ним также стреляли военные, потому как было непонятно – ранен человек или нет, живой и здоровый это или инфицированный безнадёжный больной. Часть людей пыталась бежать вдоль периметра в сторону от КПП, где царило оживление, в надежде скрыться от толпы. Вознесенский и солдаты рядом явно были в шоке от услышанного. То, что произошло, было катастрофой, и выхода иного, чем уничтожить лагерь, просто не оставалось. В этом отношении офицер был прав – воюй-не воюй, а с территории навряд ли кто-то сбежит не покусанным и целым. И решение накрыть именно термобарическими боеприпасами было максимально правильным – во-первых, распыляемая смесь попадёт даже в закрытые помещения, то есть шансов не останется в том числе у тех, кто окажется в строениях, а во-вторых – заражённые не восприимчивы к внешним повреждениям, но когда сдетонирует аэрозоль, выжигая лёгкие и раздувая тела, даже если по какой-то причине часть инфицированных не погибнет, то получит такие повреждения, что скорее всего не сможет полноценно передвигаться. По крайней мере, расчёт был именно на это. «Семь тысяч… Господи, нас и так мало осталось… семь тысяч… уму непостижимо!» – думал Вознесенский, когда бежал к машине. Ужасная трагедия, но это должно было случиться. Если не здесь – то в других местах. Военные пытались для упрощения обеспечения и охраны свезти максимум людей на малую территорию, осмотр проводился достаточно бегло из-за большого входящего потока людей, и то – на внешние повреждения. А ведь кто-то мог быть уже болен из-за попадания вируса на слизистую, и не иметь укуса. Дмитрий был уверен, что после такой катастрофы в одном из лагерей военные проведут серьёзную работу над ошибками и что-то придумают – например, разбивку по секторам, уменьшение численности гражданских в лагерях в пользу увеличения количества этих лагерей, или что-то похожее. Но сейчас недоработки в планировании привели к тому, что семь тысяч человек – мужчин, женщин, детей – в течение нескольких минут получат на головы артиллерийский удар. Вознесенский добежал до автомобиля и одним прыжком оказался на водительском кресле. Завёл мотор, подъехал к воротам и остановился. Он в глубине души надеялся, что та семья, которую он спас вчера, окажется вблизи от выхода, и их удастся взять на борт. Впрочем, чуда не случилось: в лагере полыхали пожары, стрельба по-прежнему продолжалась, метались люди. Военные, погрузившись на броню и в автомобили, ехали на КПП. Мимо пронеслись два БТР и УАЗ. Причём головной бронетранспортёр мощным ударом снёс шлагбаум и разметал в стороны передвижные козлы с колючей проволокой, расчистив проход. Солдаты спешно покидали позиции, готовясь к удару, и к выезду с территории уже мчались со всех сторон различные виды техники. А из лагеря, повалив забор, бежали за отступающими солдатами заражённые. Хотя большая часть их по-прежнему нападала на мирных жителей в палаточном городке и возле зданий, и не обращала внимания на автомобили. Вознесенский окинул взглядом творящийся хаос, убедился, что на этот раз никого взять на борт уже не сможет, и выехал за КПП. Внедорожник быстро догнал уезжающую колонну и пристроился в хвост. А спустя минуту позади начало подниматься зарево, рваным мерцанием освещавшее предрассветное небо. На то, что ещё пару часов назад казалось убежищем и безопасным островком в умирающем мире, обрушились десятки снарядов тяжёлых огнеметных систем, а вслед прилетели пакеты «Градов». Ещё через несколько минут всё было кончено, и небо над лесом за спиной вновь потухло, изменив свой цвет с оранжевого на тёмно-синий. Лагерь для беженцев, или точнее сказать – переселенцев из умирающей столицы, перестал существовать. 30 апреля, утро. Москва. Андрей Орлов. Сказать, что Андрей был зол – значит не сказать ничего. И он злился даже не на своего приятеля, который не объявился вчера, хотя обещал привезти оружие. Андрей злился в первую очередь на себя, на свою глупость и непредусмотрительность. Он прекрасно понимал, что его могли как кинуть, справедливо рассудив, что оружие в такое время важнее чем уже ставшие ненужными деньги и ювелирные украшения, так и человек просто мог попасть в беду и не приехать потому, что нет возможности. Или мёртв. А предупредить, в условиях когда не работала ни мобильная, ни городская связь, было попросту невозможно. Закончилась эпоха мобильных телефонов, когда у каждого человека от мала до велика при себе есть средство связи, куда бы ты ни шёл или ни ехал. Теперь – или на исключительном доверии, или на свой страх и риск. Но в этом плане Орлов был раздосадован даже не тем фактом, что у него по-прежнему оставался один неудобный ствол на четверых, а тем, что потеряно время. Больше суток пришлось провести в квартире, хотя можно было бы уже уехать. За эти сутки и в столице, и в регионах ещё активнее разграбят магазины, а что будет происходить на трассах – неизвестно и непредсказуемо. Но то, что в целом ситуация будет только ухудшаться, никаких сомнений не было. Семья была готова к выезду уже в восемь часов утра. На место предполагалось прибыть, если по дороге не случится ничего неожиданного, уже к обеду. Бака должно было хватить в один конец. А по пути или на месте Андрей всё же рассчитывал как-то разжиться топливом, по-прежнему надеясь расплатиться с кем-то недалёким уже ставшими ненужными рублями. Моральная сторона вопроса в дни выживания его не интересовала. Единственное, что хотел Орлов – выжить самому, спасти жену и детей и уехать как можно дальше, в глушь, где не придётся вздрагивать от каждого шороха по ночам, и где можно будет выходить из дома без ружья и тогда, когда захочется. Насладиться утренним долгим душем не получилось – горячая вода пропала ещё накануне вечером. Холодная пока подавалась, но нетрудно было догадаться, что ещё через пару дней обслуживание прекратится полностью, и тогда исчезнет и она. В любой другой ситуации город начал бы захлёбываться в собственных экскрементах, но сейчас в Москве живых людей осталось во много раз меньше, чем было неделю назад, и в основном – все скучены по безопасным местам, однако тем, кто до сих пор не выбрался из квартир, придётся очень несладко. В конечном счёте именно жажда в первую очередь выгонит выживших на поиски нового места для жизни. Человечество в своём развитии настолько привыкло к высочайшему уровню жизни и всем удобствам под рукой, воспринимавшимся как должное, что любая техногенная катастрофа ставила его в тяжелейшие условия из-за отсутствия альтернативных вариантов. В том, что за пригодные для жизни земли и простые деревенские дома с печками и колодцами вскоре начнётся драка, Андрей не сомневался. Однако то место, в которое он уезжал с семьёй, находилось не сказать чтобы в глуши – но в месте достаточно изолированном. Тупиковая просёлочная дорога, по которой, если не знать куда едешь, и ехать не решишь лишний раз. Деревня в тридцать домов, две трети из которых – летние дачи, окружена лесом. В относительной близости – небольшая река, а почти в центре деревни – достаточно приличный пруд, тем более зарыбленный карасём. У родителей – деревянный дом с двумя печками, несколько комнат, куры, участок двадцать соток с теплицами и огородом. Настоящее богатство по нынешним временам. Есть все шансы пережить катастрофу, пока кто-нибудь всё не организует и не появится возможность вернуться назад. Был ещё запасной вариант – в непосредственной близости от Москвы, если что-то пойдёт не так, располагалось крупное садовое товарищество на Ярославском шоссе, в котором на шести сотках был построен небольшой домик, но с летним водопроводом и абсолютно не готовый к холодам. Этот вариант рассматривался на временное размещение, если по каким-то причинам не удастся в один заход добраться до родителей. Дом принадлежал подруге Натальи, в нём иногда отмечались дни рождения или просто устраивались встречи семьями. А поскольку подруга, на момент когда полыхнуло, находилась на отдыхе с мужем на Сардинии – как раз под конец апреля, чтобы зацепить майские праздники – то разрешения можно было не спрашивать. Всё равно хозяева уже не вернутся. По крайней мере, в ближайшие месяцы точно. А к осени однозначно придёт какое-то понимание, что делать дальше. Уезжать из города откровенно не хотелось. Всё же здесь были склады, магазины, да и просто приличное количество брошенных квартир, в которых можно поживиться чем-то полезным. Потому как даже внутри одного подъезда, если походить по кухням бывших соседей, можно найти как минимум крупы или консервы, а также средства гигиены и прочее, с чем будут однозначные проблемы в сельской местности. Однако совершать каждый день рейды за питьевой водой и страшно рисковать, при этом не имея нормального оружия – было перспективой не слишком привлекательной, поэтому после недолгих размышлений Андрей всё же принял решение ехать. Лучше питаться по осени только яйцами и картошкой, чем лежать с проломленной головой на лестнице в подъезде какой-нибудь девятиэтажки – так он решил. Орлов признавал, что он не был хватким и деловым пронырой, который решит все вопросы в новом мире за счёт энергии и знания человеческой психологии. Не был он и воином – да и подготовки не имел, соответственно. И перспективы и возможности свои осознавал. Утром, кое-как помывшись из тазика разогретой в чайнике водой, Андрей ещё раз прошёл по дому, прикидывая, что из ценных вещей можно и нужно взять с собой, при этом не перегружая машину. Детские сумки были собраны ещё с вечера, причём из них были вытряхнуты заведомо неважные вещи, которые дети непременно хотели забрать из квартиры, что вызвало бурю негодования. Но отец семейства был непреклонен: машина и так получалась загружена почти доверху, а в пути Андрей всё ещё надеялся раздобыть в закрытых и брошенных магазинах часть тех вещей, которыми не удалось обзавестись заранее. В свою сумку он также положил небольшой радиоприёмник – как единственный источник информации и связи с внешним миром. Телевизор, телефон, интернет – всё перестало работать очень быстро, но радиостанции пока держались, хотя большая часть подаваемой информации шла в записи, и было совершенно непонятно – насколько она правдива и актуальна. Пару раз в день выходили в прямой эфир то военные, то ещё какие-то государственные службы, по-прежнему работали две радиостанции – но тоже по часу в день, не больше. В целом, полезного было мало, кроме, разве что, адресов временных лагерей размещения беженцев, военных частей, станций МЧС, и ряда других, не менее важных объектов. Настоятельно рекомендовалось в центр Москвы не ездить из-за большого количества заражённых. И строго-настрого запрещалось спускаться в московскую подземку. Хотя не очень-то Андрею туда и хотелось. Быстро позавтракали, доев всевозможный скоропорт из холодильника, с посудой возиться не стали – просто побросали в раковину. Смысла тратить на неё время уже не было. Мусорный пакет из-под раковины вышвырнули прямо в окно – всё равно мусоропровод в подъезде был забит, мусор не вывозился уже несколько дней. Затем Андрей выключил в квартире свет, перекрыл воду в стояке, проверил – не открыты ли где окна. Подошёл к Наталье. Та сидела в комнате на кровати, уперевшись взглядом в окно. Настроение у неё было явно паршивое. Андрей сел рядом, обнял её за плечи. – У меня такое чувство, что мы сюда больше не вернёмся, – печально сказала она. Голос её заметно дрожал. – А это мой дом, я столько лет здесь прожила… – Вернёмся, обязательно вернёмся, – подбадривал её Андрей, сам в глубине души не веря в то, что говорит, – не через полгода, так через год. Не может же всё это продолжаться вечно. Военные или правительство что-нибудь придумают, я уверен. – Что-нибудь придумают. Кто-нибудь придумает что-нибудь. Ты сам в это веришь? – Не знаю, – честно сказал Андрей, выдохнув, – но мне хочется в это верить. Да и потом, у всего есть логическое развитие. Сейчас мы переживём первый шок. Да, особо активные и агрессивные перебьют друг друга. Потом начнут формироваться новые центры силы. Нам главное самим выжить. А позже вернёмся, почти наверняка.