– Вернёмся… – Наталья посмотрела внимательно на мужа, – куда мы вернёмся? Это уже не наш город и не наша страна, понимаешь? И кому мы будем нужны? Кто ты по профессии, и кто я? Мы никому не нужны, Андрей! Мы лишние рты в мире, где за еду скоро убивать начнут. – Что ты предлагаешь? Я вижу, что ты расстроена. Но я не могу на это повлиять. Скажи, что ты предлагаешь? Конкретно сейчас, по делу. – Я… я не знаю. Всё это так неожиданно и так непредсказуемо. Ко многому я была готова, но не к такому – что весь мир возьмёт и рухнет в одночасье. Какой же малый предел сопротивляемости оказался у человечества. – Ну, поскольку других вариантов, кроме как уезжать, у нас нет – то будем придерживаться заранее намеченного плана. И надеяться на светлое будущее. Прости, родная, но я не могу тебе предложить ничего лучше. – Понимаю. Давай так, – согласилась она. Затем взглянула на подоконник, заставленный цветами, – а цветы мои здесь умрут. Приеду – а на их месте сухие черенки… ничего уже не будет, как прежде, – и тихо заплакала. – Я тебе потом тысячу таких цветов подарю. Но сейчас мы не можем брать их с собой. Всё, пора ехать. Давайте собираться, – Андрей встал и вышел из комнаты. Первым из квартиры выходил Андрей с ружьём наперевес. Сумки он с собой брать не стал, прежде решив разведать подъезд – не появился ли кто из непрошеных гостей. Поднялся сперва на верхний этаж по лестнице, прислушиваясь к звукам, затем, убедившись, что в подъезде никого нет, спустился вниз к двери своей квартиры. Потом точно так же дошёл до первого этажа, открыл дверь на улицу, высунулся и осмотрел двор. Вбежал по ступеням назад в квартиру, где его ждали родные, уже одетые и с сумками в руках, и дал команду на спуск. Из двери подъезда первым добежал до машины, быстро убедился, что транспорт в порядке, и открыл центральный замок. Перекидал вещи, которые нёс на себе, в салон и багажник, вернулся назад. После помог жене и детям быстро донести все пожитки. Когда все были в машине, Андрей передал ружьё сидевшей позади него дочери и завёл двигатель. Выезжая со двора, пассажиры автомобиля заметили группу инфицированных, бредущую по улице в их сторону, но расстояние было достаточно большим, и прежде чем больные сограждане успели что-то сделать, машина рванула с места на проезжую часть и быстро набрала скорость. – Какие же они страшные… – сказала дочь Настя, боязливо оглядываясь. – Нам с такими ещё не раз предстоит встретиться. Так что будьте все начеку. Решения принимать нужно максимально быстро, а главное – без паники. И не орать, иначе будут проблемы. Надеюсь, все всё поняли. Андрей планировал в течение двадцати минут проехать через весь район до развязки со МКАД, затем также в максимально быстром темпе доехать до вылетной магистрали, и дальше – на всей скорости, какая только возможна, уезжать от столицы с её заселённой областью. А потом кончатся города-сателлиты и многочисленные деревни, начнётся пустая трасса, и можно будет расслабиться. Бензин есть, еда и достаточное количество воды тоже, ружьё на самый крайний случай. Все живы и здоровы. Что ещё нужно? Автомобиль замедлил ход перед некогда оживлённым перекрёстком. На пересечении улиц, перекрыв две из четырёх полос на противоположной стороне, стоял пустой автобус, брошенный с открытыми дверьми. Вероятно, водитель покинул транспорт вместе с пассажирами, когда в салоне произошли беспорядки – по крайней мере, об этом также свидетельствовали два разбитых окна и женская туфля с каблуком на асфальте. Поскольку автобус закрывал обзор улицы впереди, Андрей решил быть максимально осторожным и остановиться и посмотреть, нет ли какого-то движения, чтобы в случае нападения иметь возможность уйти направо или налево. – Смотрите, скорая помощь! Неужели до сих пор кого-то возят? – Удивлённо сказала Настя. Андрей посмотрел налево. По улице неслась машина со включёнными проблесковыми маячками – микроавтобус «Фольксваген» с расцветкой автомобиля реанимации. До перекрёстка оставалось примерно сто метров. Скорость у микроавтобуса была очень приличной – бригада явно спешила на выезд или, наоборот, везла куда-то тяжёлого больного. В какой-то момент микроавтобус начал вилять по дороге из стороны в сторону, машину бросало из левой полосы в правую и назад. Затем машина с глухим ударом врезалась в бордюр, перепрыгнув его и вылетев на газон, и снесла дорожный знак на перекрёстке. – Андрей, он на нас летит! – В ужасе закричала Наталья, и через секунду тяжёлый микроавтобус ударил «Тойоту» с четырьмя пассажирами в передний левый угол. Андрей не успел среагировать, и во время аварии сильно ударился головой, одновременно получив нокаутирующий удар в челюсть вылетевшей вперёд накладкой руля. В голове будто выключили свет, всё погрузилось в темноту. Рядом раздавались крики, но Орлов их уже почти не слышал, кто-то тормошил за плечо. Руки и ноги стали ватными, внутри черепа сильно гудело. Спустя мгновение гул утих, и он потерял сознание. 30 апреля, утро. Москва. Олег Кузнецов. Для немолодого мужчины, возрастом уже прилично за пятьдесят, работа по шестнадцать часов в день с двумя короткими перерывами – то ещё испытание. Однако Олег был человеком максимально ответственным и исполнительным, и понимал, что то, что он делает – крайне важно в сегодняшней ситуации, и от этого зависят жизни многих людей. Кузнецов всю жизнь проработал фельдшером на скорой в небольшом провинциальном городе. Когда прошёл ряд реформ Минздрава, фактически увеличивший нагрузку на медицинских работников и при этом сильно ухудшивший их материальное состояние, Кузнецов, недолго думая, переехал в Москву, потому как горбатиться за двадцать с копейками тысяч рублей на откровенно трудной и вредной работе отчаянно не желал. В столице также наблюдался постоянный дефицит обученных фельдшеров из-за трудных условий работы, низкой по столичным меркам зарплаты, а оттого – высокой текучки кадров. Поэтому Олега приняли с распростёртыми объятиями, и в сравнении со своим провинциальным городом он начал зарабатывать пусть и не особо много, но несоизмеримо больше. А учитывая, что ничего другого он в жизни, в общем-то, не умел – то в столице также продолжил работать в медицине, иного для себя не рассматривая. Кузнецов был не семи пядей во лбу, он сам это понимал – медленно и трудно обучаемый, медленно думающий, не имеющий ярко выраженных способностей и талантов. Типичный среднестатистический мужичок из маленького города. Но чего у него было не отнять – это терпения, крепких нервов, и умения долбить в одну точку годами. А вкупе с относительно неплохим здоровьем это стало большим подспорьем в тяжёлой и нервной профессии. У Кузнецова было двое взрослых детей – дочь, недавно вышедшая замуж за хорошего и воспитанного парня из Петербурга и уехавшая к нему, и сын, оставшийся в родном регионе. Сын наотрез отказался ехать в столицу, и в данный момент работал в аграрном секторе на предприятии недалеко от дома. Поэтому когда грянула катастрофа, у Олега в Москве была только жена. В какой-то момент пропала мобильная связь, и было совершенно неясно, всё ли хорошо с детьми, но возможность выехать в Питер или родной город за почти тысячу километров от столицы отсутствовала. Поэтому не оставалось ничего иного, кроме как продолжать работать и просто ждать, что проблема разрешится со временем сама собой. Первый раз Олег столкнулся с заражёнными на подстанции скорой помощи – туда как раз привезли неадекватного мужика в годах, от которого сильно пахло алкоголем и мочой. Медики в тот день списали всё на приступ белой горячки у очередного глубоко пьющего маргинала. Когда на следующий день не вышел один из фельдшеров, укушенный этим мужчиной, отправленным с подстанции в психиатричку, взаимосвязи пока не прослеживалось. Кузнецова в тот день выдернули на смену из предмайского отпуска ввиду недостаточного количества сотрудников и многократно возросшего числа обращений. Поначалу медики страшно ругались на местное население, которое начало активно квасить и вести себя соответственно состоянию уже за неделю до начала майских, видимо – вдохновлённое теплой весной и распускавшейся везде зеленью. Потом поползли различные слухи. Тогда только на этой подстанции за три дня произошли несколько нападений на сотрудников скорой помощи, причём с покусами. И люди точно так же не выходили в последующие дни, жалуясь на очень плохое самочувствие. Что особенно настораживало – это отсутствие связи с сотрудниками впоследствии. Разумеется, первыми, кто узнаёт о вспышках болезней в городе, являются врачи. И они же и начали постепенно догадываться о том, что происходит в Москве. Потом стали приходить новости из регионов, от родственников, друзей и коллег – всё повторялось с точностью как в столице, только с задержкой от одного до двух-трёх дней. Однако, ситуация развивалась настолько стремительно, что в какой-то момент даже среди видавших виды медицинских работников началась откровенная паника. Многие врачи просто отказывались выходить на работу, завалив руководство больничными листами или заявлениями об уходе. А количество обращений росло лавинообразно. В один прекрасный день двое заражённых неизвестной болезнью граждан напали на врачей и пациентов прямо в приёмном отделении инфекционной больницы, куда их привезли с высокой температурой и недомоганием. В какой-то момент стало наконец понятно, с чем пришлось столкнуться Москве и другим городам страны: по России пошла новая, доселе неизученная форма бешенства, очень заразная и имеющая серьёзное воздействие на мозг. Анализы крови, взятые у заражённых пациентов, не то чтобы удивляли – а скорее шокировали. Медики начали бить тревогу. В определённый момент, когда паникующие граждане обрывали телефоны экстренных служб, жалуясь на покусы, нападения, умирающих родственников, по скорым и полиции прошло негласное распоряжение игнорировать подобные сигналы и не выезжать на них вовсе, во избежание нападений на сотрудников со стороны уже заражённых неизвестной болезнью пациентов. По звонку с подобными обращениями или симптомами, похожими на бешенство, граждан ставили в очередь на выезд скорой, предупреждая, что экипаж не приедет раньше чем через несколько часов, потому как обращений много, а людей не хватает. Столько слёз, криков и проклятий несчастные операторы на телефонах, которых каждый день становилось всё меньше и меньше, не слышали никогда. В какой-то момент немногочисленные наряды скорой помощи стали ездить только на аварии и травмы, причём если медики, приезжая на вызов, видели что есть какая-то опасность на месте, просто разворачивались и уезжали. Олег последние несколько дней не ночевал дома. Он спал на работе, ел и мылся там же. На подстанции, к счастью, круглосуточно дежурили сотрудники Росгвардии с оружием, въезды на территорию открывались только по сигналу, пациентов тщательно досматривали ещё на улице под контролем полиции, поэтому можно было более-менее расслабиться в редкие минуты пребывания в учреждении. На просьбы выдать оружие всем медикам, работающим в крайне опасных условиях, руководство Росгвардии ответило отказом, потому как распоряжения от вышестоящего руководства, связи с которым не было уже к середине недели, не поступало. А в какой-то момент и Росгвардия как единая структура перестала существовать, разбившись на территориальные подразделения, организовывавшиеся самостоятельно. В какой-то момент та подстанция, где работал Олег, расформировалась из-за недостатка людских ресурсов – все разбежались, кто куда мог. Кузнецову предложили поработать на ведомственную больницу МВД на востоке Москвы, и он согласился. Полиция готова была обеспечить защиту и предоставить временное – или постоянное, если всё пойдёт нормально – убежище под своим крылом. А с учётом того, что у Олега не было никакой возможности уехать к себе на малую родину – где тоже происходили известные события – он без промедлений согласился. 30 апреля шёл уже пятый подряд день дежурства без выходных, если считать оба места работы. Давалось откровенно тяжело: ночью поспать удавалось урывками, днём и вовсе было не до сна. Когда клонило в сон, Олег пил кофе каждый раз по приезду в больницу. Правда, с полицией и сотрудниками входящих в МВД структур оказалось намного проще, чем на гражданке: не было такого количества вызовов, хотя и таскали не только ментов, но и их родственников – близких и дальних, а также кучу коллег из других структур, входящих в министерство, так что работы тоже хватало. В последние дни много радиостанций для связи по закрытому полицейскому каналу растащили сотрудники из близлежащих районов, чтобы поддерживать связь между собой. Также много вызовов поступало с рабочих мест и из центров, в которых работала полиция во взаимодействии с гражданскими лицами. После раннего утреннего выезда выдались полчаса спокойствия. Олег, ещё одна женщина-фельдшер и водитель отдыхали в машине на территории подстанции. Коллеги пили чай из термоса, а Кузнецов решил прикорнуть, чтобы добрать недостающие часы сна в эту трудную неделю. Рация, специально выданная для переговоров на полицейской волне и работавшая на частоте 148 мегагерц, вновь ожила: – Ребята, третий экипаж, реанимационная бригада, ещё один запрос от наших. Едем по адресу… – раздался голос оператора. Олег проснулся, полежал немного с открытыми глазами, приходя в сознание. Только погрузился в сон, и тут же выдернули. Чувствовал себя он по-прежнему разбитым, но даже десять минут покоя дали положительный результат. Кузнецов встал с каталки, расположенной в салоне, подошёл к окошку, ведущему в кабину, и наклонился, прислушиваясь. – Заявку взял, будем на месте через десять минут, – ответил водитель. – Что там? А то я пропустил тут часть… – сказал Олег, зевая. – Сотрудник, позвонила жена, говорит что-то с сердцем – лежит, стонет, не разговаривает, – ответила коллега, – тут недалеко, готовь пока всё необходимое. Реанимобиль выехал на проезжую часть с территории подстанции и, включив проблесковые маячки без сопровождения сирены, поехал по улице в направлении озвученного оператором адреса. С каждым днём ездить по городу становилось всё опаснее, но руководство скорой ждало от ведомства или людей, или оружие в ближайшие день-два, чтобы обеспечить каждый экипаж средствами самообороны. Подъехав на адрес, водитель сделал круг вокруг дома, чтобы осмотреть двор, и убедившись, что поблизости никого нет, встал у подъезда. Кузнецов со своей коллегой вышли из машины и направились в подъезд, дверь которого была распахнута настежь и подпёрта булыжником. Вероятно, кто-то из жильцов выносил вещи и так и бросил подъезд открытым. Поднялись на третий этаж, максимально тихо ступая по лестнице, позвонили в дверь. Открыла женщина около пятидесяти, заплаканная, с красным лицом. Пропустила фельдшеров в квартиру, так же закрыла дверь за собой. – Куда идти? – Спросил Олег. – Вон в ту комнату. Юре плохо совсем, что же будет… не дай Бог умрёт. Помогите, прошу, – причитала она. Медики ничего не сказали, прошли в спальню. На кровати лежал крупный мужчина, тоже за пятьдесят на вид, и тяжело дышал. Он был без сознания. Лицо покрыто испариной, воздух из лёгких выходит с сипом – чувствовалось влияние избыточного веса. – Олег, давление, – сказала женщина-фельдшер, а сама начала проверять пульс, а затем принялась слушать пациента. После подозвала хозяйку дома. – Он вам кем приходится? – Муж мой. Павлов Андрей Михайлович, генерал-майор полиции. – Что случилось? Почему только сейчас вызвали? – Вчера вечером пришёл домой, плохо себя почувствовал. Сказал что заболевает, просил не трогать. Я ему дала парацетамол и аспирин, думали что грипп начинается. Утром он стонать начал, в себя так и не пришёл, даже не вставал… – Давление 78 на 22, – сообщил Олег, – хреново дела. – Твою мать… кардиогенный шок словил, что ли? Давай каталку готовь, срочно. Олег вскочил и побежал вниз. Большой лифт, к счастью, работал – иначе пришлось бы тащить мужика весом больше центнера вниз по лестнице под наклоном, что в его состоянии совсем не здорово. Добежал до машины, вытащил из кузова раздвижные носилки на колёсиках, и ринулся обратно в подъезд. Коллега уже ввела пациенту норадреналин и делала массаж сердца. – Носилки есть, грузим, – сообщил Олег. – Всё плохо? Всё плохо, да? – причитала жена генерала. – Плохо или не плохо – это врач скажет. Вот, везём сюда, – сказала фельдшер, быстро записала адрес на бумажке и отдала плачущей женщине. Затем повернулась к Кузнецову: – Олег, перекладываем. И готовь дефибриллятор. Кое-как перегрузили мужчину и бегом выкатили каталку к лифту. Завезли пациента в большой лифт. Дверь закрылась. Мужчина с шумом выпустил воздух из лёгких и затих. Олег проверил пульс. – Помер наш пациент. Можно особо не торопиться, – констатировал он. До реанимобиля везли каталку молча. Хоть и насмотрелись фельдшеры на смерть за время своей работы в скорой, но привыкнуть так и не смогли. Чисто по-человечески каждого такого бедолагу было жаль. И больше даже не его – тут уж кому сколько Господь отмерил, а скорее безутешных родных и близких, провожавших со слезами своих жен и мужей, матерей и отцов… а иногда и детей. – Давай я вперёд тогда, пока бумаги заполню, а ты прокатись с покойным, – сказал Кузнецов. Коллега возражать не стала. Сели, тронулись. Настроение было с самого утра испорчено на день вперёд. Общее стрессовое состояние и чувство страха, витавшее в воздухе, вкупе с удручающими пейзажами вокруг только усугубляли общую картину. Тронулись. Быстро выехали со двора, потому как возле соседнего дома началось какое-то непонятное шевеление. На улице тоже заметно прибавилось заражённых по сравнению с тем, что было вчера. Возле дома напротив на газоне лежало истерзанное тело крупной женщины в годах, на первом этаже в окне над ней не было стекла. Видимо, кто-то из инфицированных, проживавший в этой квартире, увидел спасавшегося человека и ударом тела выбил окно и выпрыгнул на улицу. Реанимобиль быстро проскочил перекрёсток, возле которого несколько заражённых граждан ломились в стоявший на углу дома магазин – видимо, кто-то находился внутри. А через минуту свернул на прямую как стрела улицу, ведущую в направлении больницы. Ехать оставалось несколько минут. Олег уже дописывал карту вызова, как вдруг в салоне машины раздался громкий женский крик, затем послышались глухие удары и ещё раз крик, но на этот раз не ужаса, а боли. Кузнецов швырнул планшетку на торпедо и, повернувшись, выглянул в окошечко, которое вело из кабины в салон. Единственное, что он успел увидеть – это тело коллеги фельдшера, лежащее с разорванной шеей на полу. Из артерии хлестала кровь, а кожа была практически белой. А через секунду в Олега вцепились посиневшие мужские руки. Тот генерал-майор, к которому бригада реанимации приехала на выезд, ожил и, убив женщину, попробовал разорвать ещё одного живого, просунув обе руки в окошко. Кузнецову повезло: разъярённый мужчина схватил его за куртку, а не за тело. И что ещё подметил Олег – так это неимоверную силу, абсолютно не соответствующую внешнему виду весьма рыхлого и немолодого генерала. Сомнений не было никаких: человек умер не от сердечного приступа, а от подхваченной где-то заразы, хотя при визуальном осмотре укусов не обнаружилось. Всего вероятнее, заразился от кого-то через слюну. Олег резким движением вырвался из объятий, крутанувшись на сидении и оставив куртку пациенту. Тот, впрочем, одежду тут же бросил и схватил рукой водителя за горло. Пальцы сжались с такой силой, что водитель моментально захрипел, засучил ногами, лицо стало пунцовым. Попытки оторвать руку не увенчались успехом. Олег также не смог помочь. И бил, и разжимал пальцы – всё без толку. Хватка была настолько сильной, что генерал даже не дрогнул. Олег моментально понял, что водитель уже почти мёртв – остались считанные секунды, и нужно спасаться самому. К тому же, реанимобиль стал вилять по дороге, и был высокий шанс попасть в аварию и разбиться. Кузнецов схватился за руль, пытаясь выправить тяжёлую машину, но умирающий коллега и борьба в салоне не позволили быстро это сделать. В какой-то момент «Фольксваген» налетел на бордюр, от удара Олег потерял руль из рук. Микроавтобус перескочил через газон и сбил дорожный знак, сильно повредив капот и лобовое стекло. Последнее, что успел увидеть Кузнецов – это стоящую на перекрёстке «Тойоту Короллу» с четырьмя пассажирами в салоне, замеревшими в оцепенении. Затем сильный удар, тело бросает вперёд. Олег ударился головой о лобовое стекло и в глазах поплыли чёрные пятна, а микроавтобус, накренившись, в конце концов завалился на бок, и проскользив по асфальту несколько метров, остановился. Кузнецов лежал на пассажирской двери, сверху на него навалилось тело водителя. По лицу текла кровь, а в ушах стоял низкий гул. Во рту мгновенно пересохло, стало тяжело дышать. Каждый вдох отзывался острой болью и свистом – скорее всего, от удара были сломаны рёбра. Олег попытался дотянуться до рации, закреплённой на панели, но сделать этого не смог. Через пару секунд пришла тянущая боль в животе. Кое-как просунув руку между своим телом и телом водителя, лежавшим сверху, Олег нащупал длинную и глубокую рану в районе пупка. Проведя пальцами вдоль неё, он понял, что кожа и слой подкожного жира разъехались в стороны. Рана была очень опасна, а насколько – не представлялось возможности узнать. И попросить о помощи было некого. Кузнецов так и не понял, какой предмет раскроил ему живот. Но что он понял точно – так это то, что шансов выжить практически нет. Он поймал себя на мысли, что не боится, но при этом пришла какая-то глубокая тоска из-за глупости происходящего. А также из-за того, что теперь некому будет позаботиться о родных и близких и защитить их в случае необходимости. И что нужно было раньше уходить и прятаться, а не пытаться выполнять самому себе поставленный долг гражданина и медика. Олег кое-как достал из нагрудного кармана халата смятую пачку сигарет. Выдернул губами одну целую. Пошарил в кармане куртки мёртвого коллеги, нашёл зажигалку. Закурил. Стало немного легче. Всегда становилось легче, кто бы что ни говорил о вреде курения. Сделал несколько затяжек, отозвавшихся новой болью в теле, а затем закрыл глаза, почувствовав накатывавшую усталость и полную апатию. Жизнь покинула тело ещё до того, как сигарета истлела до фильтра. За секунды до падения во тьму, угасающим сознанием Олег ещё успел зацепиться за глухие звуки ударов поблизости. Уже не мёртвый пациент пытался выбраться из салона машины, неистово колотя в задние двери. Но Олегу было всё равно. Его время вышло. 30 апреля. Москва. Наталья Орлова. Сознание вернулось не сразу. Сначала кто-то разговаривал возле уха, но слов было не разобрать. Затем несколько шлепков по щекам – но боли также не ощущалось. А после в мозг раскалённым потоком проник резкий, пронизывающий запах нашатыря. Наталья шумно вдохнула во всю грудь, затем закашлялась и наконец открыла глаза. Ледяное облако будто вытолкнуло жжение наружу, заполнило собой всё пространство, лёгкие начали судорожно сжиматься и разжиматься, будто утопающего вынули из озера на поверхность в последние секунды перед смертью. А через долю секунды пришла боль – острая и пронизывающая. Она стремительно заполнила всё тело снизу вверх, сердце бешено застучало, и откуда-то из глубины вырвался стон. Наталья попробовала открыть глаза, но смогла с трудом только левый. Правый глаз не поддавался, глазница заплыла и слиплась. Вся правая часть лица ужасно болела. По всей видимости, кто-то нанёс несколько тяжёлых ударов по черепу. Когда удалось проморгаться, дымка начала плавно рассеиваться, и Наталья увидела склонившегося над собой мужчину в военной форме, а слева от него – ещё одного, он стоял с автоматом и смотрел сверху вниз. Тот, который был ближе, сидел на корточках и осматривал её. В полумраке помещения удалось кое-как разобрать красный крест на белой нашивке. По всей видимости, военный был медиком. – Пить, – едва слышно прошептала она пересохшими губами. Медик тотчас достал фляжку, открыл пробку, и влил воду в рот тонкой струйкой. Наталья быстро поняла, что у неё также разбиты губы – даже попить без боли не получилось. Через пару минут, когда удалось наконец почувствовать своё тело, она поняла: её очень жестоко избили и изнасиловали. Последнее, что она помнила, это троих ублюдков, которые повалили её на холодный кафельный пол. Один начал стягивать джинсы, второй тут же ударил её несколько раз кулаком по голове, затем в живот. Просто так. Она даже толком не успела закричать и начать сопротивляться. Фокусировка на боли и ощущениях в теле была первым, на чём остановилось сознание. Но спустя пару минут пришло беспокойство за мужа и детей. Где они, живы ли, в каком состоянии? Она пыталась что-то сказать, но из горла выходил лишь стон. Голову повернуть тоже не получалось – шея была будто сдавлена чем-то тяжёлым. – Лежите, не дёргайтесь. Вас нужно в лазарет отвезти, – спокойно сказал медик, светя фонариком в лицо, – жить будете, хотя знатно вас избили, конечно. Сейчас доедем до центра спасения, там передам вас нашим врачам для обследования и лечения. – Мама! – Воскликнула где-то рядом Настя, затем склонилась над телом. Лицо её было также разбито, но не так сильно. Волосы растрёпаны, на предплечье – большая гематома, а рубашка испачкана кровью. Дочь плакала. Наталья хотела спросить её, что произошло, но не смогла проронить ни слова. Да и не было в этом необходимости – что сделали с дочерью-подростком, тоже было очевидным. А сына и мужа рядом не было. – Давайте в машину, барышня. Не мешайте нам выносить ваших родных, – приказал стоявший рядом военный, и Настя вышла из помещения вместе с ним. Затем военный вернулся один. Подошёл к медику, который накладывал повязку на рану на руке. – Боченков, хватит возиться. Там шевеление на улице какое-то. Выноси, в машине посмотришь. Лебедев, сюда, – и через секунду на пороге возник худощавый мужчина с автоматом на груди. Оба бойца переложили Наталью на носилки и понесли на выход. Когда её поднимали, она смогла кое-как повернуть голову и увидела лежавшего возле стойки кассы мужа. Непонятно было, жив он и без сознания, или убит. А возле двери над сыном также шаманил второй медик. Наталья успела заметить, что Паша также лежит без движения, а на кафеле под ним натекла большая лужа крови. Когда носилки пронесли через дверной проём на улицу, яркий свет ударил в глаза, заставляя зажмуриться. Наталья не могла плакать навзрыд – лишь заливалась слезами и тихо стонала. И слышала, как военные разговаривали рядом между собой. – Командир, мужчину посмотреть не успели, сейчас глянем. Подросток в очень тяжелом состоянии. Колотое проникающее в живот. Вероятно, нож. Орудие не нашли. Выживет парень или нет – большой вопрос. – Забирай подростка, грузите осторожно в «Камаз». Ему особое внимание, парня надо вытянуть. Мать туда же, дочь получше, вроде – её в БТР давай, посидит там. С мужиком посмотрите что, жив он или нет, – дал команду старший группы. В ту же секунду раздалась автоматная стрельба. К одному автомату добавился ещё один, затем ещё. После оглушительно бабахнул БТР короткой очередью, и тяжёлые гильзы со звоном посыпались на асфальт. Вокруг началась суета, раздались крики. – Командир! Там заражённые, толпа целая. Человек пятьдесят, не меньше. Сюда бегут! – Крикнул кто-то совсем рядом. – Макаров, сколько для КПВТ осталось? – Меньше пятидесяти, – ответили откуда-то сверху, – почти всё в Балашихе расстреляли! ПКТ тоже мизер, штук триста.